Дроздово поле, или Ваня Житный на войне - Кунгурцева Вероника Юрьевна (книги полностью txt) 📗
Тут мальчик опомнился и оглянулся: Гордана сидела за тремя парными сиденьями. Через проход от нее: Златыгорка, Яна — рядом, у окошка. Цыганка, выставив худые колени в проход и склонившись к мнимой горбунье, что-то горячо ей говорила и не могла, конечно, слышать последних высказываний. Мальчик, как и домовик, цыганке не доверявший, думал, что чем меньше она будет знать — тем крепче они могут спать.
А Росица Брегович, сунувшая в рот жвачку, приобретенную в Лесковце, проводила тем временем ликбез, дескать, Югославия — страна многонациональная, как и бывший Советский Союз, у вас, мол, чеченцы бегают с автоматами, а у нас — шиптары. Кстати, они тоже мусульмане. А до этого — боснийцы с хорватами бегали. Дескать, период распада последних империй… Так ведь и в Римской империи было, когда она по всем швам трещала, а после на кусочки развалилась…
— Что ж — и тогда НАТО всюду свой ракетный нос совало? — поинтересовался Шишок.
Когда миновали Косовский блокпост, домовик, отклонившись от натовской темы, кивнул на рот Росицы:
— А чего это ты как корова все жуешь-жуешь, никак не проглотишь?
Ваня с Росицей объяснили домовику: это жевательная резинка, жвачка… И добрая Росица стала угощать Шишка, а Ваня, глянув на упаковку, поддакнул: это, де, «орбит» — хорошая жвачка, изо рта малиной будет нести… А еще, дескать, есть «дирол», тоже неплохая… Домовик хмуро отказался, мол, видал я в Германии, на Эльбе, как америкашки такое жуют… Я, де, лучше землю стану жевать, чем жвачку эту, пущай от меня лучше могилой несет, чем малиной…
Ваня понял, что постень не на шутку рассердился: глаза его подозрительно покраснели. С ужасом он подумал, что домовик, скорей всего, еще не протрезвел после ракии — зря он его подзуживал с этой жвачкой, и стал коситься на левый рукав домового, чтобы в случае чего предотвратить катастрофу… А Шишок уже орал:
— «Милосердные ангелы», да?! А еще — «Малыш» с «Толстяком», да?! Пошлые черти! Сентиментальные дьяволы! Я бы на месте японцев, при встрече с америко-с-с-ами этими, только плевался бы! На порог бы не пустил! А они им — ба-азы! Это после атомных бомб, после мерзкого «Малыша», которого на Хиросиму сбросили, и гаденыша «Толстяка», что на Нагасаки напустили! Тьфу! — домовик заскрежетал зубами, но продолжил: — У-учят всех, как жить надо! А кроме них-то, атомную бомбу никто ведь что-то не применя-ал… Передовики цивилизации! Учитель Вест! И все-то они нам оценки ставят, а в отличниках у них Горбач с Ельциным ходят, которые родную страну в расход пустили, обкорнали так, что на карте вместо одной шестой части земли осталась одна десятая. А Сталин у них, конечно, — двоечник… Неуд вам по поведению, товарищ Сталин, от дяди Веста! А зачем войну выиграли, зачем Гитлера победили, зачем гнали до самого Берлина! Еле ведь дяденька Вест успел второй фронт открыть, испугался, что пройдут русские до самого Ла-Манша, и портянки в том Ла-Манше выстирают! И выстирали бы! Ох, какой нехороший этот Сталин! Направил дяденька Вест микроскоп — и чернильное пятно лагерей углядел в общей тетрадке Сталина, и расплылось то пятно в глазах мировой общественности на всю тетрадь… А в тетради — одни решенные задачи: промышленность поднята, атомная бомба для защиты имеется, а главное — Российская Империя реставрирована! Двойка вам за это по поведению, товарищ Сталин, от всей мировой общественности! — Шишок кривлялся и плевался так, что всем вокруг приходилось утираться. — Ох, какие двоечники эти русские! — продолжал меж тем домовик. — То они Наполеону пенделя дадут, который решил им урок цивилизации преподать, и до самого Парижу бедного гувернера будут гнать, то Гитлера в Берлине прищучат, еще одного учителя, который всех славян собирался расставить по углам! Нет бы сдаться, как хорошие западные детки делают, на милость победителя! Не-ет, все рыпаются, двойки, им, видите ли, хочется от дяди Веста по Истории получать! А Наполеон у дяди Веста — отличник на все времена, в отличие от Сталина! А ведь Сталин на чужие земли лапы не накладывал, не жег Парижу, не учил французиков, как надо жить! — тут Росица хмыкнула, но Шишок этого хмыка не заметил, он на всех парах летел дальше: — Дяде Весту на коленях надо перед Сталиным стоять: к июлю сорок пятого мы бы всю Европу прошли, потому как за пять лет к войне, как к пахоте привыкли, а к ноябрю — уж вся Америка была бы наша! Зря Иосиф Виссарионович остановил войска — вот какое спасибо от Веста получил: два неуда подряд в дневнике! А пять с плюсом дяденька Вест тому поставит, кто всю Россию сведет до одной Московской области! Вот тогда мы будем молодцы, освободим дяденьке Весту нефтегазоносные земли. Ой, какие мы тогда будем отличники — те, кто еще останутся! Ведь у дяди Веста не заржавеет двойку поставить в виде очередного «Толстяка». Дядя Вест все обоснует и докажет мировой общественности как дважды два, дескать, чего-то как-то это несправедливо: почему под упрямой двоечницей Россией столько газа с нефтью оказалось, а под демократичным и цивилизованным дядей Вестом — нет! Их, де, западная задница от российских кнопочек в виде нефтяных вышек не откажется, подставляйте, мол, свои острые кнопки — мы зад-то сейчас приподымем! Дядя Вест и сам себе готов те нефтяные вышки подставить — и сесть на них!
Росица Брегович, слушая, вертелась, как угорь на сковороде, наконец, не выдержала и высказалась — на свою голову:
— Ну, с этим еще можно согласиться… А вот с тем, что Сталин другие страны не учил, как надо жить — тут можно и поспо-орить! — в этот момент изо рта девочки выдулся преогромный пузырь, который случайно коснулся Шишковой щеки и… с громким треском лопнул. Обозленный домовик, видать, воспринял это, как личное оскорбление — из глаз его полыхнуло пламя. Он подскочил и, треснувшись головой о поручень, встал в проходе и вдруг совершенно спокойным голосом произнес:
— Ходить тебе, Росица Брегович, комолой коровой и жевать жвачку до тех пор, покудова первый встречный не поцелует тебя.
Ваня, сидевший сбоку, был отброшен чьей-то массой к двери: это на месте обрушенного переднего сиденья стояла удивленная белая корова. В проход улетел рюкзачок Росицы, очки ее запутались у Шишка в волосах. А одежда девочки нигде не валялась, видать, стала волосяным покровом коровы. Но хвост был игриво повязан красной резинкой Росицы Брегович.
Ноги коровы разъехались в стороны, как у новорожденного теленка, она перестала жевать жвачку и вопросительно сказала:
— М-м-у-у-у?
Пассажиры повскакали с мест. Златыгорка со своей подопечной и цыганкой протолкнулись к корове. Жаворлёночек прощебетал:
— Вот те на!
А соловей только присвистнул. Маленькая Яна говорила: ой, де, какая красивая коровка, на голове серое пятнышко, а можно ее погладить?
Шишок, выдрав из своих всклокоченных волос очки Росицы и сунув их в карман, кивнул: погладь, мол, она не бодается… Вишь, комолая…
— А это чего — комолая? — спросила девчурка.
— Безрогая, — бодливой демократической корове Шишок рогов не дал.
Впрочем, обломок правого рога у коровы всё ж таки имелся, а на месте левого рога, и вправду, оказалась только шишка.
Тут автобус остановился, и водитель велел пассажирам с коровой выметаться из автобуса, и как это, дескать, они корову в автобус протащили — а он и не заметил, всякое он видал, но тако-ое! До чего народ ушлый, шагайте дальше на своих двоих…
«А кто и на своих четырех», — подумал Ваня, поглядев, как бедная корова, чтоб не спускаться по ступенькам, выпрыгивает из двери — едва ведь ноги не переломала.
Пришлось всем выходить. Видать, ставить водителя по стойке «смирно» домовику не хотелось — а может, запал пропал.
Все ж таки хорошо, что большую часть пути они уже проехали. Потому что словно нарочно, чтоб досадить тем, с кем она так неосторожно связалась, корова Росица еле ноги переставляла. Шишок, ругаясь, на чем свет стоит, пытался подгонять ее хворостиной. Ваня хворостину у него вырвал, дескать, он не даст обижать девочку, пусть она даже и комолая… Только пташкам было хорошо: они сидели на тощем хребте Росицы и озирали оттуда гористые окрестности.
