Петька - Книжник Генрих Соломонович (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
— Хватит. Так буду носить, — решил Петька.
— Так некрасиво. Ты лучше её покрась в синий цвет.
— Как это покрасить? Чем? Красками?
— Не-е. Лучше чернилами.
— Вот здорово! Тащи чернила.
— Ой, смехота! Обманули дурака на четыре кулака!
— Почему это, обманули?
— Она же пачкаться будет. Как наденешь ты её и пойдёшь, а на улице дождик: кап, кап…
«Вот вредная, — подумал Петька, — и никак у неё не поймёшь, когда она всерьёз, а когда смеётся. Конечно, покрасить панаму было бы интересно, особенно в военный цвет, но если она станет линять, придётся выбросить. А так мама, может быть, отстирает дома в Москве».
— …и будет Петя ходить в полосочку, — включился он в Нинкин рассказ. — А тётя Ксения увидит его и скажет: «Петя, что это с тобой? Ты не заболел?» А Петя… — И снова изумился Петька, услышав вдруг от Нинки тёткин негромкий, ласковый голос, увидев её спокойный, чуть печальный взгляд. Он даже зажмурился и головой тряхнул, а когда открыл глаза, Нинка уже была как Нинка, и глаза у неё были обычные: весёлые и хитрые. — Ладно, давай сюда панаму. Без тебя знаю, что с ней делать, — буркнул он и пошёл к калитке.
Тётка с дядькой были уже дома. Дядька умывался у рукомойника и, когда Петька подошёл к нему, брызнул на него водой. Петька ойкнул и отскочил.
— Сегодня баню топим, — сказал дядька весело. — Не забыл, племянничек? После обеда воды натаскаем.
Петька обрадовался. Про баню он читал и слышал много, особенно от папы. Папа иногда ходил в баню в Москве, возвращался всегда очень довольный и говорил, что было очень здорово, но деревенская баня намного лучше. Петька сколько раз просил папу взять его с собой, но папа каждый раз посмеивался и не брал. От этого Петьке хотелось в баню ещё больше. И вот теперь наконец он увидит, что это такое — баня. К тому же настоящая, деревенская.
— Тётя, — закричал он, — давай обедать скорее, нам с дядей в баню пора!
Баня стояла на берегу речки. Это была избушка из двух комнат: первая — совсем маленькая, со скамейками и колышками в стене, вторая — побольше. В ней были две широкие полки, одна над другой, и низкая печь со вмазанным в неё большим чёрным котлом. Такие котлы Петька видел на картинках в книжках про разбойников или людоедов. Отличный был котёл! Окошек было всего два, по одному в каждой комнате, совсем маленьких, так что в бане было темновато. Дядька объяснил, что комнаты называются предбанник и мыльная; в первой раздеваются, одеваются, вытираются и пьют квас, а моются во второй. А на полках лежат и отдыхают, если устают мыться. Больше дядька рассказывать про баню ничего не стал, сказал, что скоро Петька всё увидит сам.
Потом они натаскали воды. Петька зачерпывал воду вёдрами из речки и выносил по одному на берег. Дядька подхватывал вёдра, уносил их в баню и выливал там в котёл и в бочку, которая стояла в углу. Работа была не тяжёлая, потому что пока дядька ходил, Петька мог отдыхать. Он видел, как с охапкой дров прошла тётя Ксения, и скоро из трубы над баней пошёл дым, сначала густой и чёрный, а потом прозрачный и лёгкий. Дверь в баню закрыли, чтобы не выходило тепло, как объяснил дядька.
Вскоре дядька сказал, что воды хватит, и они с Петькой, не торопясь, пошли в дом за чистым бельём и полотенцами.
— Поскорее мойтесь, мужчины, — сказала им тётя Ксения, когда они вошли в баню, — и воду поберегите: мне ещё постирать надо.
И Петька пообещал, что поберегут.
Они с дядькой разделись в предбаннике и вошли внутрь. Густая жара охватила Петьку, кожу стало пощипывать. Над котлом струился пар, дырочки в чугунной дверце печки ярко светились. Дядька шагнул в угол и зашуршал там чем-то, а когда повернулся, в руках у него Петька увидел веник с листьями. Рядом с котлом на скамеечке стояли тазы с ручками, и в верхнем лежал ковшик на деревянной палке. Дядька взял ковшик, зачерпнул воду из котла, вылил в таз и сунул туда веник. Сразу сильно запахло берёзой, и Петьке вдруг стало так уютно и радостно, что он даже затанцевал на месте.
— Зачем веник, дядя? — спросил он замирающим голосом.
— Увидишь, — сказал дядька. — Пусть пока полежит, а мы давай помоемся.
Он взял ещё один таз, плеснул в него ковшом воды из котла, добавил холодной воды из бочки, помешал воду рукой и добавил ещё холодной воды. Достал с полки над дверью мыло и мочалку и стал тереть их в тазу друг о друга, пока не поднялась густая пена. Потом он взял ещё один таз, развёл в нём воду и опрокинул таз на Петьку. Водопад тёплой, ласковой воды обрушился на Петькину голову, промчался по телу, заплескался у ног и убежал в угол под полку. Петька отфыркнулся, протёр глаза и увидел, что дядька опять разводит воду в тазу.
— Ну, бери шайку и мойся, — сказал дядька. — Только кипятком не ошпарься.
Петька засмеялся, поняв, что шайкой называется таз с ручками. Он взял тяжёлый ковш, зачерпнул осторожно из котла, смелее из бочки, развёл воду, и мытьё пошло. Они набирали пену из шайки, плескали её на себя, тёрли друг друга мочалками, обливались водой и снова намыливались.
А потом начался кошмар. Когда дядька вымыл Петьке голову, он уложил его на полку, поставил рядом шайку с прохладной водой и плеснул куда-то за печку полковша кипятка. Оттуда с шипеньем ударило клубами пара, и Петьке показалось, что он дышит через горячую вату. Свет из окошка сразу померк.
— Дядя Вася, что это? — простонал он. Собственный голос показался ему глухим и слабым.
— Это парилка. Читал небось? — спокойно ответил дядька.
Его голос тоже стал глухим, и Петька понял, что это из-за пара.
— Про такое там не написано!
— Парилка из больных хворь выгоняет, здоровым вес уменьшает.
Если бы дядька не сказал про вес, Петька выкатился бы из парилки сразу же. Но теперь он решил терпеть. Он сунул голову в шайку с холодной водой и с ужасом смотрел, как дядька хлещется берёзовым веником, ухая от удовольствия. Изредка дядька прохаживался веником и по нему, тогда Петька слабо стонал и спрашивал:
— Дядя, я уже много веса сбросил?
Наконец, когда дядька в очередной раз плеснул воду на камни за печкой, Петька не выдержал, задом слез с полки и на четвереньках бросился вон в благодатную прохладу предбанника. Он стоял и дышал, и чувствовал, как дышит всё тело и как удивительная, непонятная лёгкость наполняет его.
Когда вышел дядька, Петька уже вытерся и сидел на скамейке, завернувшись в полотенце. Лёгкость во всём теле не проходила, и одновременно с ней чувствовалась приятная истома: не хотелось ни двигаться, ни разговаривать.
— Жив, племянничек? — весело спросил дядька.
— Здорово, — с чувством отозвался Петька и представил, как небрежно и спокойно он будет рассказывать ребятам в школе про баню, про свою выносливость и мужество в горячем пару, а ребята будут говорить «подумаешь», но в глазах у них будет зависть и уважение.
— А сейчас кваску попьём, — сказал дядька и достал из-за двери глиняный кувшин и два стакана. — Ксения позаботилась.
Господи, квас! Лёгкий, шипучий, с листочком брусники, кружащимся в стакане. Именно это и было сейчас нужнее всего!
Дядька потянулся к кувшину, налил ещё по стакану, и Петька увидел на его бедре глубокую длинную борозду с красноватой глянцевой кожей. Она огибала колено и заканчивалась на середине голени. Петька вспомнил, как орал он, ободрав однажды на даче локоть, и содрогнулся.
— Дядь, это тебя на войне? — спросил он жалостным шёпотом.
— На войне, — спокойно ответил дядька, наливая квас.
— Расскажи?
— Танк над окопом вертелся. Своим же петеэром и поранило, — неохотно проговорил дядька.
— Каким это петеэром?
— Противотанковым ружьём.
— Ну и что было?
— Танк шёл, я в него стрелял, поджёг, а он всё идёт. Я в ячейку нырнул, петеэр за собой втащил, а он торчит. Танк налетел, закрутился, мне петеэром ногу и разворотило.
