Старая крепость. Книга 3 - Беляев Владимир Павлович (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Но милиции, как назло, вблизи не было. Собирались на крик зеваки, но никто не знал, что делать с Яшкой.
Заметив нас, Тиктор сперва смутился, но потом радостно закричал:
— Хлопцы, сюда! На помощь, хлопцы! Эта спекулянтская шпана меня побила! А ну, дадим им.
Но мы не двигались. А Маремуха прошептал мне:
— Ты же член бюро, Василь. Скажи ему…
— Вы из фабзавуча, ребята? — послышался в ту же минуту рядом с нами очень знакомый голос.
Мы обернулись и увидели инструктора окружкома Панченко. Он был в такой же серой чумарке, как и у меня, в серой каракулевой папахе с красным верхом, высокий, стройный. Еще в трудшколе он преподавал нам политграмоту.
— А, Манджура! Здорово! — узнав меня, сказал Панченко и протянул руку. — Это ведь, кажется, ваш сокол?
— Наш, — тихо, так, чтобы никто не слышал, ответил я.
— И комсомолец? — спросил Панченко.
— Комсомолец, — еще тише подтвердил Бобырь.
— Тогда вот что, — строго сказал Панченко, — немедленно уведите его домой. Будет буянить — сдайте в милицию.
— Не надо в милицию, товарищ начальник, — появляясь возле нас, вкрадчиво пробормотал Мендель, — зачем в милицию? Я его прощаю. Хлопец молодой, выпил на злотый, а опьянел на десятку, ну и пошумел. С кем это не бывает?
— Уйдите, гражданин, — прикрикнул на Менделя Панченко, — это не ваше дело! — И, обращаясь к нам, спросил: — Как его зовут?
— Тиктор! — насупившись, сказал Бобырь.
— Тиктор! Иди сюда! — позвал Панченко.
Пошатываясь и потирая щеку, Тиктор неохотно подошел к нам. От него сильно пахло водкой.
— Во-первых, немедленно сними кимовский значок, — жестким, суровым голосом приказал Панченко, — во-вторых, сейчас же уходи отсюда. Ребята тебя проводят… Ну!
Повинуясь голосу Панченко, Тиктор медленно, стараясь не подать виду, что испугался, засунул руку за пазуху и принялся отвинчивать маленький, покрытый эмалью комсомольский значок.
— А вы чего собрались? Что здесь, цирк? — поворачиваясь к зевакам, крикнул Панченко.
Тиктор наконец отвинтил и дрожащей рукой подал окружкомовцу дорогую для нас эмблему.
— Подлец! — тихо, сквозь зубы, бросил Панченко. — Разве о такой смене мечтал Ленин?
Яшка вздрогнул и опустил голову.
Пока мы вели его темными узенькими переулочками, он шел смирно и, казалось, совсем протрезвел. Но только мы вышли на освещенный Тернопольский спуск, ведущий к Новому мосту, Тиктора снова развезло. Он как-то сразу обмяк и стал опускаться, норовя сесть на тротуар. Пришлось взять его под руки. Тиктор рассердился и попытался вырваться.
— Тише, Яшка! Не делай хай! — сказал Маремуха, хватая его.
— А тебе какое дело, ты, сопляк! — прикрикнул на Петьку Тиктор. — Да отвяжитесь вы от меня, я свободы хочу, слышите? — Сказав это, Яшка неожиданно запел:
Вдоль Тернопольского спуска ярко горели фонари, на панели было много прохожих, все они оборачивались на хриплый голос Тиктора. Мне казалось, что каждый из них знает Яшку, понимает, что мы ведем пьяного комсомольца. Давно уж мне не было так стыдно, как в эти минуты. А Яшка, как бы чувствуя это, нарочно не унимался и куражился как только мог. Ему, видимо, нравилось, что на него смотрят.
— А ну, живее! — скомандовал я хлопцам. — Ты, Петька, толкай его сзади! — Сильным движением я потащил Тиктора вперед.
«Поскорей бы протащить его через мост, а там, в темной аллее бульвара, где нет прохожих, будет уже другой разговор», — думал я, волоча за собой Тиктора. С другой стороны тащил его Сашка Бобырь. Доски Нового моста обледенели, и Яшка не шел, а ехал по ним, вытянув вперед ноги и повиснув у нас на руках. Ему удалось-таки зацепиться за бортик деревянной панели, и он, сразу задержав нас, повалился на доски. Бобырь предложил осторожно:
— Давай понесем его, а, Василь?
— Попробуй тронь, — пригрозил Тиктор, — я тебе так приварю, что последних зубов не соберешь!
— Послушай, Яшка, мы же только хотим довести тебя домой. По-товарищески! — сказал я твердо и спокойно. — Какого же ты черта…
Совсем неподалеку, за бульваром, застучал пулемет. Первую очередь сменила вторая, затем третья, и, наконец, после небольшого промежутка мы услышали пять винтовочных выстрелов, гулко прозвучавших один за другим.
Хорошо знакомый каждому коммунисту и комсомольцу сигнал чоновской тревоги прозвучал над городом. В те годы коммунисты и комсомольцы старших возрастов были объединены в части особого назначения и созывались в случае надобности такими вот тревожными сигналами. Где бы мы ни находились — в общежитии ли, в литейной фабзавуча, на комсомольском собрании или на прогулке, — в любую минуту ночи и дня этот условный сигнал должен был найти нас. Мы обязаны были, услышав его, бросить все и что есть силы мчаться на Кишиневскую, к знакомому двухэтажному дому, в котором помещался городской штаб ЧОНа.
Мы хорошо знали, что живем всего лишь в пятнадцати верстах от границы с панской Польшей и боярской Румынией и что вслед за такой тревогой в тихом и маленьком нашем городе может быть объявлено военное положение. Тогда все мы, чоновцы, пока подойдут регулярные воинские части, обязаны будем вместе с пограничниками принять на себя первый удар.
— Тревога… да, Василь?.. — нарушив молчание, прошептал Бобырь.
— Тревога! — подтвердил я. — Бегом, товарищи! Быстрее!
…У дверей штаба, выходящих на бульвар и Прорезную, нас встретил начальник ЧОНа Полагутин. Длинная деревянная кобура его маузера была расстегнута; по встревоженному виду Полагутина мы сразу поняли, что положение серьезно.
— Какой ячейки? — спросил Полагутин.
— Фабзавуча! — поспешно доложил Саша.
Полагутин проверил наши чоновские листики и приказал:
— Получайте оружие!
Мы пробегаем по длинному освещенному коридору в оружейный склад. Получаем закрепленные за нами еще с прошлого года винтовки и по пять пачек патронов на брата.
— Здесь заряжать или на улице? — засовывая патроны в карманы штанов, спросил бледный и немного взволнованный Маремуха.
— Подождем приказа, — посоветовал я.
— А я уже зарядил, — швыряя на пол обойму, сказал Бобырь.
— Возьми на предохранитель! — шепнул Петро.
Бобырь поднял винтовку кверху и, держа ее на весу, принялся оттягивать предохранитель. Но предохранитель был скользкий от масла, а пальцы Бобыря окоченели. Винтовка ходила в его руках. Казалось, вот-вот палец нечаянно зацепит спусковой крючок и Саша пальнет в подвешенную к потолку тусклую угольную лампочку.
— Дай сюда, калека! — крикнул Петро, отнимая у Бобыря винтовку. — Смотри!
Но боевая пружина в затворе Сашкиной винтовки была тугая, видно совсем новая, и Маремухе тоже не сразу удалось оттянуть пуговку предохранителя…
В большом, просторном зале, где обычно по воскресеньям каждая ячейка в порядке очереди чистила оружие, собралось уже много коммунаров-чоновцев.
— Как вы успели так быстро? — спросил нас директор фабзавуча Полевой. Он был без винтовки, но при револьвере, который висел у него сбоку, поверх ватной стеганки.
Шмыгая носом, Маремуха объяснил:
— Мы втроем гуляли по городу, Нестор Варнаевич, и тут слышим…
— Остальные фабзайцы еще бегут, наверное! — не без удовольствия ввернул Саша Бобырь.
В зале стали появляться наши комсомольцы-фабзавучники — «гвардия Полевого», как нас называли в городе ребята из других ячеек. Они вспотели, раскраснелись, пальто и куртки у них были расстегнуты, на лицах блестели капельки пота.
— Отлично! — сказал Полевой, проверяя глазами явившихся. — Успели вовремя… А где же Тиктор?
Прибежавшие, переглядываясь, отыскивали глазами Яшку.
— Тиктора, товарищ Полевой, видели пьяным… — начал было фабзаяц Фурман, но в эту минуту в дверях появился Полагутин и отрывисто скомандовал:
