Катя, Катенька, Катрин - Сантарова Алена (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Катя смотрит на маленького, серьезного Кроупу и ничего не слышит. В нагрудном кармане его рядом с целой выставкой карандашей поблескивают две вечные ручки. У Бржетислава Кроупы красивый мелкий почерк. Он охотно все записывает, подчеркивает, нумерует, пишет планы рефератов, считает проценты, ведет дневник работы. «Странно, — думает Катя, — что после каникул я Кроупу уже не увижу. Он обязательно станет председателем студенческого комитета промышленного училища, куда собирается поступить… А я? Что будет со мной?»
— Катержина Яндова. Она собирается поступать в одиннадцатилетку, — вспоминает Катя слова классной руководительницы. У Кати под синим шелковым в крапинку платьем трясутся колени.
— Садись! — приглашает ее учительница, и Катя машинально идет к столу. — Сюда садись, к нам, — повторяет учительница.
Кто-то смеется. Затем раздается глубокий, раскатистый голос. Он принадлежит незнакомому человеку, к которому обращаются со словами «товарищ инспектор». Он наклоняется к Кате:
— Почему ты волнуешься? Или не знаешь, сколько будет четырнадцать умножить на тринадцать?
Катя ловит ртом воздух и отвечает:
— Сто… восемьдесят два.
— Быстро считай! Пять плюс семь, плюс двадцать три, плюс девятнадцать, плюс четыре, плюс пятнадцать, минус сорок восемь.
— Двадцать пять!
Катя постепенно приходит в себя.
Она твердо знает, где пишется мягкое, а где твердое «и», без запинки отвечает и на другие «кошмарные» вопросы. А когда инспектор начинает читать стихотворение «У лукоморья дуб зеленый, златая цепь…», Катя продолжает его слова и даже знает, кому это стихотворение принадлежит. Пушкину! Она совершенно успокоилась, чувство страха исчезло, и Кате кажется непонятным, почему Геленка то бледнеет, то краснеет. Геленка — это ласковое имя пани классной руководительницы. А та, воспользовавшись минутой тишины, наклоняется к инспектору и что-то шепчет ему.
— Мне известно, — гремит его раскатистый голос, — вы это не проходили… Откуда же ты знаешь?
Катя не сразу понимает, в чем дело.
— Просто я люблю сказки.
— Сказки любишь, а экзаменов боишься?
— Нет… сейчас уже нет! — робко отвечает Катя и тут же смеется вместе со всеми.
Инспектор заявляет, что Катя готова к экзаменам.
— Она только что блестяще это доказала.
Одни пятерки! Одни ли? Три. Мама в восторге: «Катя! Катенька!» От волнения у нее дрожит подбородок, глаза круглеют и наполняются слезами, так что папе приходится ее утешать: «Яна, Янушка…» Катя теряет терпение. Вообще с этими родителями одни только мучения.
Затем калейдоскоп воспоминаний несколько приостанавливает свое вращение. Ах да! Вот появляются гости, все едят мороженое. Потом выдаются аттестаты. Теперь-то от радости никто не плачет. Естествознание — три. Математика — четыре. Химия — три. Катя, Катя, это же просто позор! От радости, что экзамены уже позади, не осталось и следа.
При поступлении в одиннадцатилетку проводилось собеседование. На Катю ходили смотреть, как на редкий музейный экземпляр под стеклом.
— Как так можно, Яндова? Здесь вы отвечали прекрасно, а в аттестате у вас тройки. Хм, хм! Что нам с вами делать? Принимать или нет?
Но все кончилось благополучно.
Благополучно? Подружка блондинка ждет на углу.
— Ну как?
— Меня приняли, Уна! — отвечает Катя.
— Это ужасно! — останавливается подруга. — Что ты теперь собираешься делать? А как же наши планы? Ты боишься, — говорит она, гордо встряхивая поблескивающими на солнце кудрями.
Действительно, Катя боится. Вернее, она не совсем уверена. Она говорит, что вот в Гайенке, во время каникул…
Каникулы. Вот они и наступили!
Гайенка — это название городка, окруженного шумавскими лесами.
Круг воспоминаний замкнулся. Катя завертелась под своим синим пальто, прислушиваясь к стуку колес.
— Видишь, Еничек, сестренка уже проснулась, — с умилением заговорила пани, как будто бы речь шла о грудном младенце. Поэтому Катя строго посмотрела не нее, как взрослая.
— Енда, где мы едем? — спросила она свысока и едва качнула головой в знак приветствия, как герцогиня в фильме.
— Здравствуй, Катюшка! — сказала пани. — Ты меня, конечно, не знаешь. А я-то тебя знаю и сколько всего о тебе слышала!
Катя посмотрела на Енду. Ее взгляд имел силу смертоносных лучей, только они на него не подействовали. Полная пани не замечала их немой игры и продолжала говорить о том, что она знает всех — ее, Енду, маму, папу, «правда не лично, а по рассказам, девочка, по рассказам».
Там, у Шумавских гор, все люди знают друг друга. И даже те, которые живут совсем далеко, знают доктора Филиппа Янду. Это Катин дедушка. Старого Янду, потому что есть еще молодой доктор — это Катин отец. Он тоже Филипп и тоже Янда. Старый доктор сам из Гайенки и лечит всех, кто живет в Пасках, в Старом Доле, в Пержее, в Едловой. Именно оттуда была эта пани и именно…
Пожалуй, хватит — паровоз испуганно засвистел, вагоны заскрипели и остановились.
— Старый Дол! Выходите! Старый Дол! — выкрикивал проводник, и Катя с Ендой поспешили вместе со всеми.
Из окна паровоза высовывался машинист и, казалось, размышлял, хватит ли сил его машине взобраться в гору до Едловой. Проводники с шумом захлопывали двери вагонов, семафор показывал, что путь открыт. Из окна высунулось приветливое лицо попутчицы. Она кричала:
— Не забудь, Енда! Дом лесника в Едловой. Фамилия наша — Лоудовы. Нас осталось только двое. Одного из нас обязательно застанешь, только приезжай скорее!
Кате некогда было слушать, о чем они договаривались. Она считала:
— Один чемодан, один рюкзак, портфель, два пальто, один мальчик. Слава богу! Кажется, ничего не забыли!
Поезд постепенно удалялся. Казалось, что в горы он тащился нехотя. У склада звякали молочные бидоны. Высоко в небе бился бумажный змей. Воздух был наполнен ароматом леса.
Это была деревня.
Каникулы действительно начались.
Перед станцией прохаживался какой-то паренек в начищенных до блеска сапогах и выкрикивал:
— Дети Янды! Дети Янды!
Они легко нашли друг друга. Одно мгновение — и парень схватил поклажу и бросил ее в зеленую бричку. В нее был запряжен серой масти конь, который нервно переступал, будто куда-то торопился. Он сделал шаг-другой, и молодому человеку пришлось его остановить. У Кати замерло сердце.
— Ой, наши чемоданы!..
— Не бойтесь! — засмеялся парень. — Меня попросил пан доктор, ваш дедушка, встретить вас.
Енда расплылся в улыбке и тотчас же взобрался на козлы. А их новому знакомому не терпелось все объяснить, причем как можно основательнее. Все, что он собирался сказать, он сказал. При этом он вспоминал такие мелочи, как цвет волос, глаз и даже пальто. Короче, он не забыл ничего.
— Не бойтесь, барышня, полезайте наверх, — убеждал он Катю и продолжал: — Ваш дедушка сказал мне: «Шкароглид! (Шкароглид — это я.) В понедельник из Праги приедут мои внучата. Их, как и вас, двое. А в понедельник вы, Шкароглид, как раз едете на базар…»
У Кати закружилась голова. Нет, нет!
— Я не поеду, — произнесла Катя, не спуская глаз с мешков, которые лежали в бричке.
В них что-то ходило ходуном и визжало, будто внутри были зашиты черти.
Тем временем пан Шкароглид продолжал свое повествование о том, что сказал ему пан доктор и что на это ответил он — Шкароглид…
Тут потерял терпение и конь. Он снова двинулся с места.
Енда закричал с высоты своего положения:
— Тпру!.. Стой же!
Глаза Кати все так же были прикованы к мешкам. А между тем рассказ Шкароглида «подошел» уже к базару.
— В понедельник они всегда бывают! — радостно заметил он и в доказательство того, что говорит правду, развязал один из мешков. Оттуда выглянула розовая мордочка с коралловыми глазками. Поросенок! Второй, третий. Целая орава маленький поросят. Их пронзительный визг заполнил бричку.
