Рассказы и сказки - Шим Эдуард Юрьевич (электронная книга TXT) 📗
Это я уже после узнал, что у меня на лапе было. А тогда — ещё сильней настраивался.
Висит на лапе чёрное, круглое, переплетённое, будто кривые сучья. Вроде бы неживое, а лапу зубами холодными закусило!
Оказывается, был это, братцы, капкан. Когда люди хотят Волка изловить, Росомаху или там ещё кого, то прячут в разных местах капканы. Это страшные и непонятные штуки. Сидят, как мёртвые, но, если дотронешься, — вдруг оживают, защёлкивают свою пасть и держат тебя до прихода человека…
Так мой капкан, братцы, был для Крота поставлен. Когда-то шёл по тропке человек, заметил кротовую нору и спрятал в неё капкан. А потом или забыл про него, или не смог это место найти. Нора кротовая осыпалась, травой заросла, сверху ничего не видать… Но капкан-то всё равно сидел под землей насторожённый — ждал-поджидал…
А я в него и втяпался.
Ох, и досталось мне… Уж как я его ни тряс, как ни возил, как ни сбрыкивал — не слезает капкан, да и всё тут. Хоть волком вой!
Кидался я туда-сюда, невесть сколько ползком прополз, — наконец забился в кусты и лежу, плачу. Ну, думаю, настал мой последний час…
У Зайца-то в чём спасенье? В ногах, сами знаете! Бывало, и от Лисы удерёшь, и от Совы отобьёшься, на спине лёжа, и от охотников уйдёшь, следочки запутывая… А теперь что делать? Любой враг меня словит!
И вот лежу я в кустах, а где-то рядом волны плескаются, по корням пошлёпывают. Сгоряча-то я и не заметил, как на берег озера попал.
И кажется мне, что это не вода разговаривает, а невдалеке собаки загавкали, бежит кто-то, сопит… Вот сучок хрустнул… Камешки покатились…
Нет, и впрямь кто-то бежит!
Глянул я вверх, а на обрыве раздвинулись ветки… что-то серое мелькнуло… и показалась Волчица.
Никогда я, братцы, её так близёхонько не видел. Знал, конечно, что есть в нашем лесу волчья семья, и следы ихние иногда встречал, и даже помнил местечко, где они воду пьют. Но только нос к носу не сталкивался, — везло мне…
А сейчас Волчица стояла совсем рядом.
Была она худущая, с отвислым брюхом, а пасть у неё была в чём-то зелёном. Не то траву ела, не то измазалась…
Волчица стояла и нюхала воздух.
И я смотрел, как у неё нос морщится. Он шевелился и блестел, как облизанный.
Наверно, сверху Волчице трудней было меня заметить. Если бы заметила, то прыгнула бы сразу, — чего тут раздумывать…
Но она ещё не видела меня, только принюхивалась мокрым своим носом, а потом начала потихоньку спускаться.
Конечно, я и не думал удирать. Смешно, — с капканом на лапе… Куда уж тут удерёшь. Я лежал и смотрел, как она идёт.
Чем она ближе подходила, тем сильней у неё морщился нос. И наконец она меня заметила.
Мы глазами встретились.
И я видел, как глаза у неё сперва удивились, дрогнули, а потом сразу нацелились на меня.
И она сжалась, чтоб кинуться.
И тут стряслось что-то совсем неожиданное. Зашумел по деревьям ветер, кругом затрещало, задрожало… Земля подо мной качнулась и вдруг — ухнула куда-то вниз.
Вы знаете, братцы, что лесные озёра зарастают? Вода затягивается всякими травами, невкусным мхом. И этот слой всё толще и толще делается, после на нём кустики вырастают и даже деревья. А внизу-то, на глубине, всё равно — вода… Вот спросите у Крота, он вам подтвердит.
Ну вот, кусок такого берега отвалился и поплыл прочь от твёрдой земли. И я очутился на плавучем острове.
Сначала-то я обрадовался. Когда берег рухнул, Волчица испугалась и шмыгнула в кусты. «Значит, — думаю, — опять тебе, Заяц, повезло!»
Но потом я немножко очухался, поглядел вокруг — и снова настращался отчаянно…
Остров был не очень маленький: прыжков двадцать в ширину и чуть побольше в длину. На нём болотная трава росла, кустики противного багульника и две сосны. Но земля-то под лапами у меня так и ходила ходуном, изгибалась на волнах… Ведь она была тоненькая! И кусочки от моего острова всё время отваливались, и он делался меньше и меньше.
Пройдёт немного времени, волны размоют моховую подстилку, корни, переплетённую траву — и тогда остров развалится совсем.
А я, с капканом на лапе, конечно, до берега не доплыву..
«Эх, — думаю, — уж лучше бы мне очутиться в волчьей пасти. Конец — так сразу. А то сидеть да погибели ждать ещё хуже…»
Дул ветер, волны бежали по озеру, и мой остров плыл совсем так же, как у людей плавают лодки под парусами.
Берег всё удалялся, удалялся, вот уже моим заячьим глазам ни травы не различить, ни кустов, а вот и деревья стали синенькой полоской.
Кругом — одна вода, и волны бьются в остров и белыми своими зубками отгрызают кусочек за кусочком…
Остров был уже на середине озера, когда в небе вдруг появилась большая птица. У неё крылья были угловатые, широкие, хвост прямой, словно откушенный. А клюв загнут крючком.
Догадались, кто это был? Конечно, она самая — Скопа… В когтях она тащила рыбину.
Скопа — птица-рыболов, и я ничуть не удивился, что она рыбину тащит. Я только не понимал, зачем она к моему островку летит. Чего ей здесь надо?
Хоть она и рыболов, но всё равно — ну её. Клювастая да когтистая!
Забился я под ветки, глаз на неё скашиваю. А она покружилась и садится на сосну.
И я увидел, что на сосне — большое гнездо, целая куча веток уложена. Скопа села туда и закопошилась, закопошилась. Слышно — запищали в гнезде. И я понял, что там — птенцы, а Скопа их кормит.
Наверно, когда остров уплыл, Скопа прилетела на прежнее место и не могла найти гнезда. А после всё-таки нашла, но птенцы за это время очень проголодались, — уж так они пищали, так пищали…
И я сообразил, что Скопа теперь всё время будет жить рядом со мной. И если сейчас меня не заметила, то потом непременно заметит. И сцапает.
Я видел, как она рыбину поймала. Летела над водой, и вдруг — вниз, вниз, когти растопырила, вперёд выставила… Хвать! И поднимается со щукой. Рыбина бьётся, хвостом хлещет, а Скопа несёт её легко, будто головастика.
«Вот, — думаю, — и меня так же… Хвать! — и очутишься в гнезде. Ещё тёпленьким».
Весь день я глаз не сомкнул, трясся. А ночью боялся есть — вдруг веточкой хрустнешь, а Скопа услышит… Позубрил травинки, которые под носом были, и только ещё сильней живот подвело. И пить мне хотелось ужасно. Вода рядышком плещется, а я боюсь из-под куста вылезти.
Ночь светлая была, вода — как молоко белеет. Вижу — вдалеке какая-то птица проплыла, Чомга, наверно. Потом показалась водяная Полёвка на плотике из травы. У неё плотик лёгонький, и она обогнала наш остров и уплыла куда-то в камыши.
Под самое утро Лось переплывал через озеро. Сначала вдали рога показались — как будто дерево корявое плывёт. Потом слышно — пыхтит, плескается, и голова горбоносая качается над волнами.
Лось мимо плыл и вдруг повернул к моему островку. Вот беда-то! Ведь он одним копытом наступит — и перевернёт весь остров! Но Лось, наверно, разобрал, что это не твёрдая земля, вздохнул шумно и направился к берегу.
А утром, на зорьке, начала рыба играть. Как бухнет, как плеснёт! Круги по воде расходятся. Скопа в гнезде проснулась и опять улетела за рыбой.
И в это время объявился ещё один жилец на нашем острове.
Я сижу под кустом, со страшного гнезда глаз не свожу. Не пропустить бы Скопу, когда вернётся!
И тут по веткам рыжее такое шмыг-шмыг… В гнездо скопиное — скок! Куница.
Уж я не знаю, отчего я раньше её не приметил. Наверно, тоже пряталась, пока голод не выгнал.
Скакнула Куница в гнездо, — смело так, не раздумывая… Но птенцы-то, видать, уже не беззащитные были, потому что Куница раза два вылетала из гнезда, и пух вился, и шерсти клочки… Досталось Кунице на орехи!
