Совсем не Аполлон - Киери Катарина (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
— Правда?
— Он сказал: «Обалдеть!»
Мама засмеялась. От души. Такого я тоже давно не слышала.
Она налила себе чашку кофе и села за кухонный стол. Открыла газету. Интересно, в который раз? Я поставила чайник. Мама так погрузилась в статью, что не обращала внимания ни на что другое. Я думала о ее младшей сестре, той, которая умерла. Сможем ли мы когда-нибудь поговорить о ней?
— Слушай, Анника рассказала мне одну вещь. Что у тебя была младшая сестра.
— В общем, я слышала, что твоя младшая сестра покончила с собой.
— Мама, скажи, а нет ли у нас близкого родственника, о котором ты никогда мне не рассказывала?
— Надо, наверное, прочесть эту книгу.
Я залила чайный пакетик кипятком.
— Да, тебе стоит ее прочесть.
Что будет, если я заговорю о смерти? Испытает ли она шок? Разрыдается? Будет уничтожена — мною?
— Она дома?
— Чего?
— Книга. Есть она у нас дома?
Мама полностью погрузилась в статью, была совершенно поглощена текстом. Я ее не узнавала. Она стала другим человеком — передо мной сидела новая мама. Увлеченная, восхищенная мама. Как же тут заговоришь об умершей сестре.
— Да, книга есть. Надо сдать после Рождества.
За окном было совсем темно, черная ночь, хотя на часах не было еще и пяти. В моей комнате было так же темно. Мне это нравилось, мягкая тьма окутывала мысли.
Я пыталась думать. Старалась сосредоточиться, выстроить по порядку все, что произошло за последнее время. Не получалось. Когда я старалась представить Лену, то возникал кто-то другой — мама или Андерс Страндберг. Когда я пробовала думать о ком-то из них, мысли уплывали к «Летней книге» или к статье, на смену статье приходила Лена, Лену сменял Ленин папа, потом Анника, младшая мамина сестра…
Казалось, что мысли разбегаются. Как рыбки, которые стаей плывут в одну сторону, но тут же меняют направление, стоит опустить руку в воду. Рыбки исчезают, остается только застывшая от холода рука.
На ужин мама приготовила спагетти и мясной соус. Любимое блюдо моего детства. Раньше я всегда хотела, чтобы его готовили на мой день рождения. Теперь, конечно, нет. Но все равно было вкусно.
16
Овен: теперь вы должны поверить в себя…
Ночью началась оттепель. Теплый ветер, что-то около нуля или выше и слякоть. Легко дышалось влажным воздухом. Оттепель делала мир светлее, хотя зимняя темнота еще только сгущалась: близилось зимнее солнцестояние. Я шла в расстегнутой куртке, чувствуя легкий трепет внутри — привет от весны.
Встала я рано, чтобы не опоздать в школу: наступило время покаяния и исправления ошибок. Не ради кого-то — ради самой себя. Не для отчета Барбру. Не ради маминого спокойствия. Нет, просто я почувствовала, что пора нагонять, пора вернуть себе контроль над происходящим, пора управлять собой и своим временем.
У кабинета музыки никого не было, я пришла первой. По крайней мере, так я думала, пока не услышала звуки пианино. Кто-то нажимал на клавиши, подбирая мелодию, а затем, сложив фразу, проигрывал ее снова и добавлял аккорды.
Я приоткрыла дверь. Это был Стефан. Я вошла. Не прекращая играть, он поднял голову, улыбнулся и кивнул в знак приветствия.
— Привет, — ответила я и осторожно присела на стул.
Он несколько раз повторил одну музыкальную фразу, пробуя новые аккорды.
— Мне приснилась мелодия. Пытаюсь вспомнить.
Он начал сначала, стараясь найти продолжение.
— Я не знала, что ты и на пианино играешь.
— Я и не играю.
Он засмеялся, я вместе с ним.
— Ага, слышу.
Он играл, повторяя мелодию раз за разом. Она становилась все длиннее. Красивая мелодия, из тех, которым хочется подпевать.
— Когда я был маленький, все просил папу научить меня играть. Но обижался, когда ничего не получалось, и мы ссорились.
Я засмеялась — знакомо, знакомо:
— Это как я, когда просила папу научить меня ездить на велосипеде и ругала его, если падала.
— Да уж, умные мы были в детстве, ничего не скажешь.
Он стал играть дальше. Его будто и не смущало, что я сидела рядом.
— Может, ты напишешь текст к этой мелодии?
— Что?
— Текст песни. Если я подберу мелодию, конечно.
С чего мне вдруг писать текст песни? Да еще к мелодии, которая приснилась Стефану?
— Я… не знаю… я не умею, наверное.
— Умеешь, конечно.
Он поднял голову от пианино, перестал играть.
— Но, может быть, тебе музыка не понравится. Может, она тебя не вдохновит.
Он снова заиграл.
— Мне нравится. Красивая, — сказала я, глядя в окно на туманный рассвет.
— Ты легкий огонь…
Как это вышло, что я запросто сказала Стефану такие слова? Про какой-то легкий огонь…
— Вот видишь. Ты уже начала. Творить.
Оттепель, намек на лучшие времена, я сижу в кабинете музыки и слушаю, как Стефан подбирает мелодию, которая ему приснилась.
— Я плакала, когда ты пел на концерте.
— Что, так плохо пел?
Мы снова засмеялись, снова вместе. А потом в класс ввалилась толпа с Кайсой, нашей учительницей музыки, во главе. Стефан неохотно встал из-за пианино. Поднимаясь, он продолжал подбирать мелодию.
Лена вошла со всеми. Она перевела взгляд с меня на Стефана и уселась как можно дальше ото всех.
Кайса просила принести с собой любимую музыку. Лииса и Мария притащили скачанную из Интернета песню Бритни Спирс. Кайса сразу заговорила о законодательстве и авторских правах: какое у нас право копировать и использовать музыку без разрешения правообладателей? Правильный ответ законопослушного человека — никакого.
На улице было по-прежнему тепло. Ветер заметно усиливался. Сильные потоки теплого воздуха проникали во все потаенные уголки моего существа. Ветер подхватил меня и нес, мне казалось, что я погружаюсь глубоко-глубоко внутрь самой себя, приближаясь к точке, в которой прячется мое абсолютное истинное «я». Это движение походило на музыку, которой невозможно не повиноваться.
Тут со мной случилась странная вещь. На некотором расстоянии передо мной шел человек с пакетом продуктов в руке. Женщина. Я не обратила на нее особого внимания, автоматически отметила, что впереди идет женщина, что в руке у нее, похоже, пакет из супермаркета. И лишь спустя несколько минут я поняла, что эта женщина — моя мама. Я позвала ее, но встречный ветер был слишком сильным, и она ничего не слышала. Я снова закричала, изо всех сил: «Ма-а-ма-а!» Но она так и не обернулась. Я шла против ветра, звала маму, а она меня не слышала. Словно я кричала в пустоту. И что-то мешало мне догнать ее.
Я не спешила домой, мне хотелось еще этого сильного ветра, дающего храбрость. Я глубоко дышала, вдыхала всеми легкими, хотела, чтобы он наполнил меня до краев, чтобы хватило надолго.
Так я оказалась у Лениного дома. Увидела ее в окне. Она стояла неподвижно, лицом ко мне. Не раздумывая, я подошла к двери и позвонила. В ответ — ни звука, только ветер свистит. Я чувствовала, что она там, за закрытой дверью, полна решимости не открывать, не выдать себя ни звуком. Я позвонила еще раз, хотела что-то показать — не знаю что. Может быть, просто: вот я стою и звоню в дверь. Она, разумеется, не открыла и после второго сигнала. Почувствовав стыдливое облегчение, я ушла.
Пакет, который мама несла, когда я заметила ее на улице, стоял на кухне. Я достала продукты, убрала их в холодильник и в шкафы. Из прачечной доносились звуки: заработала стиральная машина, хлопнула дверца сушильного шкафа.
У себя в комнате я включила Баха и огляделась по сторонам: давно я не делала уборку. Принесла ведро воды и тряпку. Музыка приняла эстафету от ветра. Так: убрать все вещи со стеллажа, с письменного стола, с подоконника — прочь! Дорогу тряпке!
— А, ты уже пришла.
Мама на пороге. Ей удалось перекричать и Баха вместе с теплым ветром, и мой хозяйственный порыв. Я быстро обернулась и с удивлением увидела, что она только что из парикмахерской. Волосы пострижены, высушены, уложены и даже отливают незнакомой рыжиной. Я хотела сказать, какая у нее красивая прическа и что я видела ее на улице и звала, но она не слышала, — а губы произнесли совсем другое:
