Уезжающие и остающиеся (сборник) - Басова Евгения Владимировна (версия книг txt) 📗
– Ленка, это тебе ведь – салют!
Я глянула на неё. Никогда ещё лицо у неё не было такое… странное.
Папа оживлённо говорил нам:
– Вы только гляньте, каков! И ведь совсем мальчишка! Не старше тебя, Костя!
Как будто самое главное было – в этих упражнениях.
Костя отозвался неохотно:
– Нет, старше меня… На год…
Ноги в подвязанных сандалиях взлетали и взлетали над забором.
Танец ветра сирокко
«Катя, я люблю тебя», – написано на хозяйственной будке, той, где лопаты и мётлы. Какая-то особая краска, буквы светятся. Они кривые, с разным наклоном, и вся строчка съезжает вниз, к самой земле. А там, где буквы ещё высоко, под «Катя», приписано – «из 7В».
Будка стоит как раз напротив крыльца. У седьмого «В» на эту сторону окна выходят на математике, физике и английском. И всем просто необходимо ещё раз взглянуть в окно, убедиться, что буквы всё ещё там, – даже тем, кто не у окна сидит. Катя Ануфриева и Катя Замятина поглядывают на всех чуть смущённо. Ира, Маша, две Насти, Анжелика и другие девочки шепчутся: «Подумаешь… Чтобы расписать будку, большого ума не надо!»
И третья Катя, Полковникова, им поддакивает:
– Испортить легко. А люди старались, красили…
Так классная руководительница сказала, Марина Андреевна. А ей сказала директор, Анна Михайловна.
– Гостей ждём, – объявила она учителям. – В среду к нам приезжают директора со всего города, знакомиться с нашей школой. И классы будем показывать, и всю территорию. А значит, везде должен быть порядок…
За порядкам только и глаз… На газонах бумажки, и мало того, кто-то притащил с улицы ящик от бутылок – теперь он валяется на дорожке. А главное – эта надпись.
Не будь Анна Михайловна директором, она, может, глядела бы на кривые буквы и улыбалась: вон как сияют на солнышке. Когда она училась в этой школе, ей тоже однажды написали: «Аннушка, я тебя люблю!» Но только не на стене – на асфальте мелом. У самого крыльца. И она так и не узнала, кто писал… А толстые буквы постепенно темнели и стирались под ногами, и до чего ей жалко было. Хотя она и виду не показывала…
– Будку сегодня же отмыть! – скомандовала она учителям. – Вот вам задание: найти, кто это сделал! А потом – тряпку в руки…
А кому тряпку-то? Классная повторяет:
– Я в последний раз спрашиваю: кто это писал?
И снова:
– Я в последний раз…
И тут она, видно, тоже что-то вспоминает. Хлопает себя по лбу:
– Я понимаю, перед всем классом никто не признается! Вы можете подойти ко мне тихонько…
– А будку потом тоже мыть тихонько? – хихикает кто-то.
И она не может разобрать кто, и даже не понимает, мальчик или девчонка. А кто-то ещё замечает:
– Может, это кто-то не наш написал!
И ей нечего возразить.
Скоро звонок, а они ещё не обсудили осенний бал, до которого всего одна неделя! Вначале будет маленький концерт, и надо распределить стихи и выбрать, кто покажет танец…
И о поведении на математике не поговорили. Максимов с Пахомовым пускали самолётики, и ей завуч сказала по слогам: «Вы должны от-реа-ги-ро-вать!» И она думала: ну ладно, о математике совсем чуть-чуть. Неглупые же Максимов с Пахомовым. Может, подзабыли, что надо учиться, – она им быстренько напомнит, а после объявит:
– Всем внимание! Это будет ваш первый школьный бал, – и дальше расскажет, какие в старые времена были балы у гимназистов, и как готовились к ним, и как она сама готовилась к первому школьному балу.
Но нет, куда там. Они ещё и про будку ничего не решили. Надо же кому-то было расписать её именно сейчас…
– Решено, – говорит Марина Андреевна. – Будку моют Замятина и Ануфриева!
– А чего это… – встаёт Катя Замятина и слышит со всех сторон шёпот:
– Вы же Кати! Вам написали…
Ануфриева оглядывается на одноклассниц. Она и слова не может вымолвить от возмущения.
– А кто же ещё? – как будто извиняется Марина Андреевна. – Кого ещё я могу отправить мыть эту будку…
И тут Замятина ей кивает:
– А правда, кого ещё?
И улыбается:
– Вымоем мы её, эту вашу будку! Легко! Ведь правда, Катька?
Ануфриева ещё больше теряется:
– Катька, ты что, серьёзно?
И тут Замятина говорит как бы ей, а на самом деле так, чтобы все слышали:
– Ну понимаешь, за радость надо платить!
– Чего? – переспрашивает Ануфриева, да и Марина Андреевна теряется:
– Катя, ты что?
А Катька Замятина, гордая, оглядывает всех:
– Никому больше не признаются в любви! Да ещё чтобы потратили столько краски!
– Что она сказала? – переспрашивает Настя Иванова у Насти Васильевой.
А Замятина уже на Марину Андреевну смотрит и улыбается:
– И вам никто на будке не писал!
– Откуда ты знаешь? – смущается Марина Андреевна. И тут же захлёбывается от возмущения:
– Как – не писали?.. Катя, выйди…
Ануфриева тоже вся в негодовании:
– Замятина пускай моет, если ей радость! Что это она будет решать за меня?
– Я, я за вас решила, – перебивает Марина Андреевна.
Нет, не успеют они сегодня поговорить о предстоящем бале!
– Тряпки возьмите у технички и можете прямо сейчас начинать, – командует классная.
Ануфриева поджимает губки:
– А что, мы одни Кати в классе, что ли?
– А кто ещё? – теряется Марина Андреевна.
И все глядят по сторонам.
– Полковникова тоже Катя! – объявляет Ануфриева.
И тут все видят Полковникову. Она сидит низко пригнувшись к парте, как будто её ругают и ей очень стыдно.
– Полковникову-то вы что не отправляете будку мыть? – спрашивает Ануфриева.
Несколько мальчишек смеются. И девочки тоже.
– Катя, ну как не стыдно, – начинает Марина Андреевна.
И тут Полковникова вскакивает на ноги:
– А что? Я Катя! За радость надо платить.
Три девочки водят тряпками по стене будки.
– Трите сильнее! – кричит, проходя мимо, Андрей Прокопьев.
Ира и Настя хихикают:
– Это надолго! Позвоните, чтобы вас дома не ждали!
А сами домой идут, значит, уже поговорили про школьный бал. И выбрали, кто будет показывать танец. А какие танцы без Кати Замятиной? На День учителя у седьмого «В» было выступление ни на что не похожее. Сначала все выстроились в ряд и ведущая объявила звонко, налегая на «р»:
– Танец ветррра сирррокко!
И шестерых девчонок точно ветром вдруг понесло! Какие коленца выделывали они под бой барабана! А на переднем плане Замятина высоко вскидывала тонкие ножки, взлетала и переворачивалась в воздухе. А потом приземляется – и обратно идёт по сцене колесом…
Кажется, Катя умеет складываться во все стороны. И сейчас она тоже ловко сложилась и стенку трёт у самой земли. Тряпочкой водит быстро, ловко. Намочит в ведре – и раз-раз. Вот-вот уже воскликнет: «Готово!» – и поднимется резко, прыжком. Оглянется: «Кому помогать?»
Ануфриева повыше трёт, чуть нагнувшись. Стала бы она приседать и наклоняться к земле, как эта Замятина! У Кати Ануфриевой все движения плавные. Руки грязные, но она то и дело ребром ладони отводит чёлку.
Ануфриева догадывается, кто мог написать на будке. С чего только Замятина решила, что это ей? Тоже ещё – «За радость надо платить»! У Кати Ануфриевой каждый день радость, достаточно портфель открыть или ящик в и-нете. Витька и Юрка уже надоели своими посланиями. «Катя, идём вечером в парк?» Или «в кино»…
И это ещё что, вторую неделю на неё один девятиклассник поглядывает. И вот – осмелел. «Ишь ты, как решил в любви объясниться, – возмущается Катя. – Мне такой радости не надо. Ещё захочу я с тобой дружить или не захочу, а уже будку мыть?» В Кате закипает обида. Она думает: «Ладно-ладно, завтра же до уроков тебе подадут записку: „А не слабо просто так подойти?“ И подпись: „От кого – знаешь“».
А Катя Полковникова стоит во весь рост. Тряпкой водит на уровне глаз, «Катю» стирает. Такая разве присядет на корточки? Брюки и без того вот-вот треснут.
