Везучий Борька - Гиневский Александр Михайлович (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Ехали долго. По обеим сторонам, за обочинами, однообразно тянулся запылённый низкорослый ольшаник.
— Дивуйся, Толик, ось и наши Бугри! — услышал было задремавший мальчик.
Никаких бугров он не заметил. Вдалеке от дороги, по обеим её сторонам виднелись глубокие голубовато-зелёные ущелья. Там, на дне, медленно, как тяжёлые неповоротливые жуки, шевелились экскаваторы. Они рылись в этой странной голубовато-зелёной земле. Под их наполненные ковши подъезжали порожние МАЗы и «Татры».
— Какие же это бугры? — удивился Толька. — Это же ямы зелёные!
— Бугри, Бугри! Зелэна — це глина. Из цей глины кирпич делают. Выходь, Толик! Приихалы.
2
Из кухни доносилось громыхание посуды и голос тёти Ганны. Она поругивала не то кастрюлю, не то сковородку: «Я ж тэбэ!..»
Не зная, чем заняться, Толька слонялся из одной комнаты в другую. Подходил к низким окнам, заставленным геранью, смотрел в сад. Под окнами густо росла сирень, солнце ярко пятнало отдельные тугие листья.
Мальчик шёл вдоль стен, на которых висели фотографии в рамках. Увидел снимок своего отца, и почему-то это его удивило. Он долго вглядывался в знакомое лицо. А вот — дядя Илья и тётя Ганна. Они тогда приезжали к ним в Ленинград. А вот Тимофей — младший сын дяди Ильи и тёти Ганны. Сейчас он служит в армии. Такая же фотография есть у Тольки дома, лежит в альбоме. Тимофей смотрит на Толю, насупив густые, как у тёти Ганны, брови, и кажется сердитым. По чёрным погонам Тимофея мчатся маленькие светлые танки. А вот он сам — Толька. Совершенно голый, на белой простыне. Сколько же ему тогда было? Месяца три-четыре? Толька сконфуженно взглянул на себя во младенчестве ещё раз и поспешил дальше. Вот опять он. Снимок был сделан в прошлом году, когда он перешёл в пятый класс. Мальчика вдруг поразило, что так далеко от дома он видит своего отца, мать, самого себя. А вернее, взволновало другое: всех их здесь помнят. И он с большим интересом стал вглядываться в лица незнакомых, потому что и они, наверно, знают о нём.
На одной стене под фотографиями, на серебряной цепочке висели большие карманные часы с пожелтевшим циферблатом. Минутной стрелки не было. Мальчик прижался ухом к стеклу — часы стояли.
В эту минуту на крыльце раздались шаги. Глухо стукнула дверь.
Вбежала тётя Ганна. Лицо её выражало притворный испуг, глаза искрились озорством.
— Ховайся, Толик, ховайся! Батька йдэ, — замахала она руками.
— А куда? — спросил мальчик, но тётя Ганна уже убежала на кухню, и он так и остался стоять на месте.
— Ганю, припёр голодный волк. — Кряхтя, дядя Илья стягивал в сенях сапоги, и они с грохотом падали на пол. — Борщом пахнет, значит, гости дома.
Дядя Илья вошёл, тяжело ступая в мягких шерстяных носках.
— Здорово, Анатолий Алексеевич! Вот ты у нас теперь какой! Скоро моего Тимоху колотить будешь. — Илья Васильевич обнял племянника. — Как же это твой батька не сдрейфил тебя прислать?
— А я сам просился.
— Сам? Слышь, Ганю, Анатолий-то сам к нам просился! Ну отдыхай. У нас здесь привольно. Речка есть. Видал речку?
— Нет ещё.
— Ну увидишь. Сразу могу тебе про неё лекцию прочесть. Хочешь?
От слова «лекция» на Тольку потянуло скучищей, поэтому он не очень-то охотно кивнул головой.
Илья Васильевич сел на диван, раскинул руки по спинке.
— Садись рядом. Люблю читать лекции незнающим — верят. — Илья Васильевич хитро подмигнул мальчику и продолжал: — Говорят, будто ещё в мохнатую старину один купец зарыл на берегу золотые деньги. Говорят, много. Решил он как-то проведать свой клад. Пришёл, смотрит: деньги на месте, только похоже не золотые, а медные. Во пироги! Стал он монеты на зуб пробовать. Все зубы обломал — ни одной деньжонки золотой не обнаружил. Взвыл купец. То ли от досады, то ли от того, что без зубов остался. Ну а люди стали говорить, что это его бог наказал. Теперь гадай: то ли бог, то ли хитрец о двух ног? Так и осталась наша речка Медянкой. А клад-то, знаешь, нашли.
— Купеческое золото?
— Ишь ты, золото… Глину нашли! Да ещё какую! Золота из неё не состряпаешь, зато кирпич получается что надо.
— А-а! Я видел. — И Толька вспомнил тяжёлые самосвалы под ковшами жуков экскаваторов.
— Батька, — раздался из кухни голос тёти Ганны, — не дури Толику голову карпичами! Сидайте за стол!
Посреди Толькиной тарелки, как в океане, возвышался аппетитный риф белоснежной густой сметаны.
— Ешь, Анатолий, не стесняйся, добавка будет, — Илья Васильевич усмехнулся. — А то, смотрю я, хлипкий ты больно… Это я к тому, что наших бугринских ребят не задевай, они покрепче тебя будут. А заступаться не стану. Понял?
— Понял, — с невольной досадой произнёс мальчик.
— Не слухай ты его, Толик! Пугает тебя батька.
— Ты как насчёт подраться? — гнул своё Илья Васильевич.
Мальчик смутился. Покраснел, пожал плечами.
— Сдачи дам, — сказал не сразу.
— А большего и не надо! Мы не агрессоры. — Илья Васильевич шумно заработал ложкой. — Наши в поле не робеют, так? — Он подмигнул мальчику и, уже обращаясь к жене, заговорил, вспомнив: — Ох, и лупил я его батьку, когда пацанами были! Другие братья, посмотришь, друг за дружку горой, а мы — нет. Алексей реветь и жаловаться не любил. Подожмёт губы, с лица побелеет. Аж страшно становилось. Ну, думаю, как разъярится да оторвёт башку родному брату. Дурак-дураком я был, а ведь старше Алексея… Чего ж тут было не сладить…
— Мне папа про вас рассказывал совсем другое.
— Про это-то забыл, поди. Батька твой худого никогда не помнил.
— Папа рассказывал, как вы в тире выиграли сапоги. Вы их ему отдали.
— Ну вот! Я же говорил! — взглянув на жену, рассмеялся Илья Васильевич. — Было дело. В Луганске перед войной. У меня сапоги были ещё хоть куда, а у Алексея — решето худое. А там, в тире — сапоги. Приз. Спросили — как раз Алёшины размер. Загорелся я. Ну и… считай, даром достались.
3
— Эй ты, с полотенцем, куда прёшься?! Туда нельзя! Там бочки замачивают!
Мальчик обернулся — никого. Шелестит высокая трава по берегу — и ни души. Повернулся, дальше пошёл.
— Кому сказано!.. — прозвучало совсем угрожающе.
Толька остановился. Чуть расставил ноги, готовый к нападению. Но видно, не очень-то боевито выглядел со стороны — раздался хохот.
Наконец он увидел. Над высокой травой маячили четыре издевательски смеющихся лица. Самое крупное из них вдруг нахмурилось.
— Топай сюда, разбираться будем…
— Документики проверим, — добавило другое лицо, видимо, чином пониже.
«Разбираться так разбираться…» — с тоской подумал Толька.
Навстречу ему с земли поднялся коренастый мальчишка. Толька прикинул: ростом поменьше, это уже неплохо.
— Это ты, что ли, к дяде Илье приехал? — Был первый вопрос.
— Если знаешь, чего спрашиваешь? — На Тольку медленно накатывало. Про себя он решил: начну первым. Момент не упустить бы…
— Небольшая проверочка, — процедил коренастый.
С земли вскочил совсем малявка из класса второго-третьего. На голове у него была фуражка козырьком назад. Он подскочил к Тольке.
— Это наш атаман Никита, понял? Он тебе враз шею намылит!
— Посмотрим… — глухо выдавил Толька.
— Адзынь, Евсейка, — с царственной ленцой в голосе произнёс атаман Никита. Ухватив за козырёк Евсейкину фуражку, он крутнул её и дёрнул вниз к подбородку. Конопатое лицо Евсейки скрылось. Надолго.
Мальчик было облегчённо вздохнул, но тут атаман Никита сказал:
— Санька, Вовка-фуфырь, что делать с ним будем?
Санька, с вишнёвым, облупленным носом, сидел на траве и деловито ковырял ножом землю.
— Зубы ему надо пересчитать. Может, у него тридцать три…
— Дельное предложение. Ха!.. — вдруг крикнул Никита и ловко выхватил у Тольки из-под руки книгу. Толька успел выкинуть вперёд правую руку, но кулак его попал в спину Никиты уже на излёте. Тот повалился на траву, задрыгал ногами. Не от удара, конечно…
