Операция «Дозор» - Егоров Николай Матвеевич (бесплатные полные книги .txt) 📗
— Это необязательно. Присолить и — ммм!
Дорога выгнулась дугой и заскользила наискосок по склону, на дно впадины. Там к ней выбежала тропа. Пантелей уверенно повел Митю по этой тропе. Вслед за нею пришлось лезть на осыпающийся откос, а потом перепрыгивать через поваленные деревья. Когда тропа выпрямилась, ребята заговорили снова о еде, в животах раскатисто заурчало.
— Сколько всякого на столах оставляем! Теперь хоть что-нибудь бы сюда.
— Я и от манной каши не отказался бы, — сказал Митя.
— А что, манная каша — вещь!
— Да и пшенная!
— Пшенная с луком — ууу!
— А с кусочками жареного сала, чтоб хрумтело, — ооо!
— Знаешь, ходили мы с папой на рыбалку…
— И уху варили, — нетерпеливо подсказывает Митя. — В ведре!
— Это потом!.. Я сейчас про другое!.. Папа макуху принес для сазанов. Я положил кусочек в рот. Она, макуха, шершавая, колючая и сладкая. Тает во рту…
— Не пробовал макуху. Вот бы ее сюда…
Впереди показалась груда камней. Когда подошли вплотную, увидели, что это часть полуразвалившейся стены.
— Чего это она здесь? — забеспокоился Митя.
— Да тут они почти везде… Весь лес перегорожен…
Под деревьями накапливался сумрак. Будто поднимался от земли, как туман, и задерживался под кронами.
Митя, оживившийся было в разговоре о еде, опять поскучнел уронил голову. Шел он тяжело, дышал шумно. Услышал приглушенные звуки горна, только повел головой, ни о чем не спросил.
— На побережье не только наш лагерь… Много мы отшагали! А вот почему хутор нам не попался? — рассуждал Пантелей.
Митя не ответил. Он все больше отставал, и Пантелею приходилось останавливаться, поджидать его.
Перед отрядным местом Пантелей нерешительно затоптался.
— Мы ведь бывали здесь? — с надеждой спросил Митя.
— Вроде… Будто бы…
— А не в наш лагерь попали?
— Может, и в наш…
— Мы заблудились?
— Не знаю, как это получилось? Шли правильно. По карте шли…
— Что одна карта без компаса? — оправдывал Митя Пантелея.
Пантелей не желал принимать оправданий:
— Не в тайге. Тут и без компаса можно… Это мы о жратве болтали и ориентировку потеряли…
— Может, на ужин успеем?
— Даже если опоздаем, голодными не оставят, — уверенно сказал Пантелей. — Побежим… Из последних сил?
— Побежим. Очень есть хочется!
Разведка почти сорвалась, но Пантелей мог быть довольным: помешал Мите сделать глупость, отвел от отряда, от воспитательницы и вожатого неприятности. А разведку — что ж, придется разведку повторить…
В лагере пусто — все отряды ушли в столовую. Все, кроме пятого.
Пятый построился напротив своего жилого домика. Перед строем — Орионовна, Валерий Васильевич и Санька Багров — в середине, между старшими.
Ребята с интересом разглядывали обнаженного по пояс Саньку. Орионовна огорченно молчала. Валерий Васильевич удивленно улыбался.
Увидав Митю и Пантелея, Орионовна подозвала их, взяла Саньку за руку, повернула к себе.
— И на спине! Ай-яй-яй! — сокрушалась Ленка Чемодан.
Санькина кожа была исписана синим, красным, зеленым и желтым. Все «наши законы» уместились на Санькином теле.
Орионовна провела пальцем по закону территории, а потом по закону времени:
— Ясно?
— Ясно, — ответил Пантелей.
— Ясно, — подтвердил Митя.
— Об остальном — потом, — холодно пообещала Орионовна. Повернула Саньку лицом к строю, спросила Валерия Васильевича: — Ну, как с ним говорить?
Валерий Васильевич неумело нахмурился.
— А ты как бы и не понимаешь, что натворил? — обратилась Орионовна к Саньке.
— Как это — не понимаю? Я понимаю! Это я для того, чтобы лучше усвоить «наши законы». И другим в назидание. Живая реклама. Разве плохо?
— Очччень хорошо! Кто ж тебя так?
— Сам!
— Ну?! — усомнилась Орионовна.
— Сам. Фломастером. — Санька нажал на «фломастер», думая, что так его ответ звучит убедительнее.
— Придется одеколоном смывать, вода не возьмет, — Валерий Васильевич потер надпись. Санька щекотно съежился и рассыпчато рассмеялся.
— У тебя рубашка с рукавами в палате?
— В палате. Та, что в клеточку.
— Все равно какая, лишь бы с рукавами. Надень, а надписи смоешь после ужина. Остальное — потом!
13
На душе у Пантелея тускло. Он предчувствует что-то нехорошее, и на ум приходят всякие невеселые мысли о жизни: валит она на человека одну неприятность за другой, будто в кучу малу играет. И кажется Пантелею, что время, как нарочно, тянется, растягивается, вместо того чтобы пулей проскакивать, унося неприятности.
Со вчерашнего вечера, почти не забываясь, в ушах звучат слова Орионовны: «Остальное — потом». А что — остальное? Гадай не гадай, конфетку не выдадут, а совсем наоборот.
К тому же погода опять испортилась. Из-за гор выплыли сизые тучи. Ветер толкал их по-над лесом, гнал к морю. Оно металось, выбрасывая барашки, доставая ими клочья низкого, тяжелого тумана. Сиди теперь в лагере, кукуй!
Приуныли и другие ребята. Плохая погода могла помешать тому, чего все давно ждали. Пропадай все надежды, если польет — заполощет на сутки-двое!
— Не-а! Не польет! — говорит Санька Багров, убеждая не столько других, сколько себя.
— Когда очень хочешь, чтоб не лило, оно как раз и льет, — философствует Митя. — Лучше не будет, хуже — может быть!
Переполненный энергией и верой в удачу, Бастик Дзяк неугомонно вертелся и орал:
— Едун-да!.. Нытики вы!.. Погода нам не помеха! Пдавда, Иди-на Додионовна!
— Правда, правда, — с подозрительной быстротой подтвердила воспитательница. — День границы из-за погоды не отменят, не перенесут. Если, конечно, стихия не разгуляется до опасных пределов… Но и при самой наилучшей… при самой благоприятной погоде… не смогу с уверенностью оказать, что на такое священное дело… возьмем и злостных нарушителей дисциплины!
Пантелей упрямо склонил голову, выставил лоб и спокойна сказал:
— День границы — для всех.
Исподлобья оглядел ребят — никто не возражает? Пока не возражал никто.
— Работать на границе — долг всех.
Он посмотрел на Ирину Родионовну: против такого, что скажете? Воспитательница молчала.
Пантелей выдержал паузу и выложил последний довод:
— Даже отдыхающие дикари, что в палатках на Митриче Большом живут, даже они в «день границы» будут работать на границе?
— Это точно! Это уж точно! — заспешил Санька Багров. — Тут — всех свистать наверх!
— Кого свистать, это мы потом решим, — построжела Орионовна. — А пока — очередные дела!
Пантелей хотел сказать что-нибудь беззаботное, но язык не повернулся. Сжималась душа: а вдруг и вправду решат Кондрашина, Багрова, Янцевича оставить в лагере! Да еще работу дадут — выдирать траву между плитами лагерной линейки…
Еще до завтрака лагерное радио передало: по курортам Черноморского побережья разъезжает интернациональная спортивная делегация. Она проводит товарищеские матчи с местными командами. Турки, греки, арабы, иранцы, в общем представители десяти народов играют в футбол и волейбол и состязаются в перетягивании каната. И всюду побеждают!
Плаврук Эммануил Османович с ночи уехал в кемпинг, где остановились «зарубежные» друзья-соперники. Он должен был пригласить их в пионерский лагерь «Братство».
Физруки злились: у них намечена была военная игра, а тут — интернациональные футболисты-волейболисты.
После завтрака радио передало, что плаврук о международной встрече договорился.
Физруки осадили начальника лагеря. Разговор происходил на воздухе и все слышали, что физруки возмущались легкомыслием тех, кто затеял непредусмотренные матчи. Ответственность за результаты игр физруки с себя решительно снимали.
Доктор тыкал своей деревянной трубкой в грудь начальника лагеря и требовал подвергнуть команды лагеря строжайшему медицинскому освидетельствованию, с приглашением консилиума специалистов из районной поликлиники. И тоже снимал с себя ответственность за здоровье ребят — ведь детям предстояло соревноваться со взрослыми.
