Берестяга - Кобликов Владимир Васильевич (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
— Ох! Ох!.. Не могу! Уморил! — задыхаясь от смеха Клавдия Семеновна, тучная, дородная женщина.
На фоне ее басовитого густого смеха серебром звенел нежный смех Насти.
Увидав Настю, Трусов стушевался. Таким его ребята еще никогда не видели. Трус — и вдруг смутился перед девчонкой! Странно…
Насмеявшись, Клавдия Семеновна приказала мужу:
— Иди с ребятами, насыпки сеном набей: не на полу же им спать-то. А мы с Настей самоварчик поставим.
— Дело, — сказал Федор Федорович и повел «лесорубов» делать матрацы.
На улице объездчик похлопал Трусова по плечу и сказал всем:
— По сердцу вы пришлись моей Семеновне и Настеньке — значит, теперь полный порядок будет, — и, чему-то радуясь, Федор Федорович захихикал.
Школьники действительно понравились хозяйке. Если бы не понравились, то зачем бы она их угощала медом?
Самовар оказался огромным: как на вокзалах или в домах колхозников. Медный, с красноватым отливом, он величественно стоял на лавке возле хозяйки и распевал самоварные песни, от которых на душе становилось очень спокойно, а в доме — уютно.
Вместо чая была заварена ароматная душица со зверобоем. Каждый из ребят уже выпил по нескольку кружек. Довольно бы уже пить-то. Тем более на ночь. Но ведь на столе стояла большая плошка с медом и было сказано, что ради встречи сегодня меда есть можно сколько угодно. Вот и старались «лесорубы».
От чая и домашнего тепла все разомлели. А Нырок даже заснул за столом. И всем захотелось спать. Только Трус был бодр, как после утреннего купания в Видалице. Юрка незаметно, как ему казалось, все разглядывал Настеньку. У нее глаза большие, цвета переспелой вишни, а волосы светлые. Коса в кулак толщиной. На щеках будто закатное солнышко свой отсвет оставило. И лукавые ямочки на щеках Настиных были. Не только Трус на хозяйскую внучку поглядывал. Она всем понравилась. Но Трусову особенно. Поэтому Юрка стал неузнаваемым: не кривлялся, не паясничал, был неожиданно важным и степенным.
Настя, конечно же, заметила что Юрка на нее чаще других поглядывает, да притворялась, что ничего не видит. Со всеми была она одинаково ласкова и оживлена. Ох! Эти девчонки. Хитрые они прехитрые. Не то что мальчишки, у которых, что на сердце, то и на лице.
— Трусенок, — покровительственно сказал Ленька Клей, — изобрази-ка Вытю.
— Кого? — удивилась Настя.
— Наш директор, — паясничал Клей. — Давай, Трусенок.
Юрка ловким и неуловимым движением сбросил Ленькину руку со своего плеча и с неприязнью сказал:
— Отклейся, Клей. Сам изображай кого угодно. Я к тебе в клоуны не нанимался.
— Чего ты психуешь? — удивился Ленька.
Трусов не удостоил его ответом.
— Настя, вы в каком классе учитесь? — спросил Лосицкий. Он нарочно задал этот вопрос хозяйской внучке, чтобы не дать разгореться ссоре.
— В восьмом, — ответила Настя и удивленно посмотрела на Сашу, а потом сама поинтересовалась: — А вы все из восьмых и девятых классов? Да?
— Да. Десятиклассников не стали трогать, — ушел от прямого ответа Лосицкий.
Трусов благодарно посмотрел на Сашу. А Клей хотел объявить, что Трусенок, Нырков и Берестяга — семиклассники, но Лосицкий почувствовал это и опередил его новым вопросом:
— А в какой школе учитесь?
— Во второй школе, в Богородске.
— Там и живете?
— Там и живу. У тетки. А на каникулы приезжаю домой.
Клей все порывался сообщить свою сенсационную новость о семиклассниках, но Лосицкий так и не дал ему этого сделать. Он вдруг начал благодарить хозяев за чай, за радушие. И все за ним благодарили Клавдию Семеновну и Федора Федоровича.
— Постойте расходиться из-за стола, — остановила гостей хозяйка. — Как харчеваться-то думаете? Из общего котла? Или каждый сам по себе?
Лосицкий и Виталий Пыхов (одноклассник Лосицкого и тоже эвакуированный) опустили глаза. Каждый из ребят, помимо хлеба, картошки и крупы, выданных колхозом, привез с собою по сумке с провизией. А у Лосицкого и Пыхова таких сумок не было.
Виталий жил еще хуже Лосицкого. У него были две сестры, а работала одна мать. Сын все упрашивал мать, чтобы она разрешила ему бросить школу. Но мать не соглашалась… И жили Пыховы впроголодь. Виталию от скудной еды дома доставалось меньше других, потому что он тайком отрывал от своего «пая» для младших сестер. Вот почему Пыхов был очень худ, бледен. От систематического недоедания у него часто кружилась голова, начали расшатываться зубы, кровоточили десны.
Виталию дали прозвище «Кащей». В школе и на улице ребята бывают безжалостными и несправедливо жестоки, давая прозвища. Пыхов не обращал внимания на прозвище, он ждал лета, чтобы сесть на трактор и заработать хлеба. И никому он не говорил, что может водить автомобиль и трактор.
Виталия хотели освободить от дровозаготовок, но он твердо сказал, что поедет со всеми вместе.
…Все задумались, взвешивая вопрос Клавдии Семеновны.
— Питаться будем из общего котла, — наконец сказал Прохор. — А кто хочет есть из кулачка, тот пускай уходит из моей бригады.
Берестяга сказал эти слова так властно, как говорят заправские бригадиры.
— Дело, сынок, говоришь, дело, — похвалил Берестнякова Федор Федорович.
— Так будет не совсем справедливо, — не поднимая глаз заявил Пыхов. Больше всего Виталий боялся того, что его товарищи могут подумать, будто он рисуется, а еще больше он не хотел быть нахлебником. Даже сейчас, когда пили чай, он меньше всех съел меда. Тот, кто знаком с голодом, всегда боится обездолить другого.
Снова всех удивил Юрка Трус.
— Ты, Пых, что? Не знаешь, что такое артель? — сказал Трусов. — Жить будем одной семьей, есть из одного котла. И точка… И еще предлагаю, чтобы по одному каждый оставался помогать хозяйке. Воду там таскать, картошку чистить и обед на делянку подвозить. Вроде бы как на передовую полевая кухня приезжать будет.
— Не согласен, — загорячился Клей. — Каждый день одним пильщиком у нас в бригаде меньше будет.
— «Не согласен», — передразнил Трус Леньку Клея. И сказал это так же гундосо и упрямо, как сказал только что сам Клей. За столом все заулыбались, а Настя не вытерпела и засмеялась. — «Не согласен», — опять передразнил Юрка. — Понимал бы ты что-нибудь! Прикинь-ка, сколько времени уйдет на ходьбу с делянки на хутор и обратно. Да лучше мы за того, кто дежурным по кухне останется, две нормы выполним, чем таскаться туда и обратно.
— Трусов прав, — опять по-бригадирски властно сказал Прохор. — Харчи все отдаем Клавдии Семеновне. Кого назначим дежурить по кухне на завтрашний день?
— Трус предложил, пусть первый и будет кашеварихой, — «сострил» Ленька.
— Нашел, чем испугать!
— Давай. Дежурь первым, — согласился Прохор.
— Я тебе помогу, Юра, — сказала Настя.
— Что? — Нырков проснулся и непонимающе захлопал веками.
Ему ответили дружным хохотом. И только потому никто не заметил, как зарделась Настя, вызвавшись помогать Трусову.
До делянки от Лыковского хутора было километра два, не больше. Но все равно пришлось идти туда на лыжах: сугробы по пояс.
Еще не совсем рассвело, когда школьники дошли до места. Руководить всей работой лесничий поручил Федору Федоровичу и однорукому леснику Силантию, молодому мужику, который уже успел побывать на фронте, как побывал там и ягодновский председатель Трунов.
Брынкин и Силантий развели ребят по участкам, объяснили, какие деревья нужно валить. Тех, кто имел опыт, лесники поставили на повал, а остальных — на обрубку сучьев, на распиловку и трелевку. Норма на каждого небольшая: по два с половиной кубометра.
Когда совсем рассвело, вовсю кипела работа. «Лесорубы» распугали тишину. Она улетела куда-то в глушь лесную и спряталась там, как прячутся чуткие птицы.
Далеко-далеко по лесу разносилось разноголосое пение пил, удары и звяканье топоров… Полыхали костры. Огромные нервные огненные языки лизали морозный воздух. Пахло дымом, свежими опилками, душистой смолой… То и дело раздавались тревожные и в то же время какие-то радостные крики:
