Петька - Книжник Генрих Соломонович (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
— А как же ты видел всё, Борька? — спросил Петька и сел. — Ты ведь с забора слез.
— Я на другой забор перебежал. Знал, что ты по улице пойдёшь, хотел чего пообиднее крикнуть. Давай вставай, домой иди, до тётки умыться надо. Вон ты грязный какой. А то на речку сходи искупайся.
— Нет, — сказал Петька, с трудом вставая на дрожащие, слабые от дикого бега ноги. — Я домой пойду, раны буду лечить. Ободрался я. Пошли, Серый.
Тяжело и неуклюже ступая, Петька вернулся во двор. Борька проводил его до дому, помог отцепить пса, не обращая внимания на несущийся с его двора зычный бабкин крик:
— Борька, черт анафемский! Выдь сейчас же! Мне же уходить надо!
— Откуда «выдь»? — вяло поинтересовался Петька.
— Из уборной, — ответил Борька.
— Как так?
— Я снаружи щепкой крючок накинул, будто я там. Пусть поорёт, не лопнет. Ободрался-то где? Помыть надо, а так ничего, заживёт. Побегу я, как бы дверь рвать не стала.
Борька перелез через забор, и вскоре с его двора донеслось: «Чего кричишь, уж совсем ничего нельзя!..» И бабкин голос, уже потише: «Сюды давай, чертёнок. Бери Нюську, я пошла. К хулигану не смей, ни один, ни с Нюськой…»
Петька вошёл в дом и подошёл к зеркалу. Да, Борька был прав. Лицо, шея, уши — всё было в тёмных разводах от пыли, севшей на мокрую кожу. Особенно грязно было вокруг глаз. От их уголков к ушам тянулись светлые дорожки от слёз, как дужки очков с тёмными стёклами. Рубашка стала серой от пыли, на штаны страшно было смотреть, в волосах застряли соломины. Но общий тёмный цвет лица делал Петьку худее, старше, мужественнее. Он замазал на лице следы от слёз и понравился себе ещё больше. Отставил ногу в сторону, руку упёр в бок и чуть повернул голову. Совсем хорошо. Именно такой вид должен быть у победителя, уставшего от нечеловеческого напряжения в бою. Сфотографироваться бы так, да аппарата нету. А жаль, такая фотография пригодилась бы в Москве. Петька чуть поднял подбородок, ещё немного сузил губы и скосил глаза в зеркало. В зеркале за его спиной была Нинка, и глаза у неё были любопытные и хитрые. Петька незаметно покраснел под грязью и повернулся к ней.
— Чего надо? — спросил он неприветливо.
— Ой, Петя, какой ты грязный, — всплеснула руками Нинка, и Петьке опять почудились тёткины интонации в её голосе. — Тебя что, Витька побил, да? А его кто-нибудь прогнал? Он мимо моего дома пробежал, оглянулся и кулаком погрозил. Я подождала и пошла смотреть.
Гордая радость опять ожила в Петьке.
— Это я его прогнал, — небрежно сказал он, поворачиваясь к зеркалу. — Это он от меня бежал.
Нинккны глаза распахнулись во всю ширь. Недоверие, чуть ли не обида, появились в них. Но тут же лицо её изобразило необычайный восторг, даже почтение. Она сложила руки и сказала сладким голосом:
— Ах, Петя, какой ты храбрый.
— Не веришь? — снисходительно и спокойно сказал Петька, ощущая за собой силу правды. — Борьку спроси, он видел.
Нинкино лицо мгновенно изменилось: жадный интерес и сомнение ясно читались на нём теперь.
— Врё-о-о-шь небось, — протянула она. — И Борька соврёт. Оба вы врунишки несчастные…
— Не хочешь, не верь, — спокойно отозвался Петька, поворачивая руку так, чтобы видеть ободранный локоть, и понимая, что Нинка сейчас поверит ему, поверит, потому что он не кричит, не кипятится, а ведёт себя уверенно и спокойно, как настоящий мужчина. — Ты иди, — добавил он, зная, что теперь Нинка ни за что не уйдёт. — Мне надо раны промыть и перевязать, чтобы гангрены не было.
И Петька вышел во двор. Возле умывальника он оглянулся. Как он и ожидал, Нинка шла за ним. Лицо у неё было теперь задумчивым.
— Как же ты его прогнал, Петя? — спросила она. — Один прогнал? Он ведь большой и сильный и побил недавно вас с Борькой обоих сразу. Ой, расскажи, пожалуйста, что было?
— Чего это я буду рассказывать, если ты не веришь? Принеси лучше вату и бинт из дому. Нет, не найдёшь, я сам схожу.
Петьке страшно хотелось рассказать Нинке, как всё произошло, но он держался. Держался, пока умывался, чистился, давал Серому и Нинке колбасу, причёсывался. Непривычно тихая Нинка держала ему полотенце, бинт, вату, одеколон, которым Петька, уйкая от боли, прижигал свои ссадины. И только потом, удобно усевшись на крыльце, с забинтованной снежным бинтом рукой, он сказал:
— Ну, слушай, если хочешь.
Нинка молча кивнула.
— Значит, так, — сказал Петька и задумался. Рассказывать всю правду нельзя, не слишком-то она геройская, но врать надо умеючи. И Петька начал: — Я давно хотел с Серым прогуляться, отличный пёс. А тут ещё Борька попросил, чтобы я за его удочкой к озеру сходил, его бабка не пустила. Ну, взял я пса на поводок и пошёл. Иду, завернул за угол, смотрю у забора, что за Борькиным следующий, Витька стоит. У меня палка в руке, но с Витькой одной палкой не справишься. Я и говорю ему: «Уходи-ка подобру-поздорову», а он говорит: «Сейчас, только тебе по шее дам». А я говорю: «Ну что же, сам виноват…» и Серому шепчу: «Взять его!..» Серый как зарычит, как на Витьку кинется. Витька испугался, побледнел, руками замахал и побежал, а мы с Серым — за ним, чтобы посильнее напугать. Я ногой за корень зацепился и упал, а то бы мы его ещё дальше прогнали. Борька всё видел, он на заборе сидел.
Нинка молчала и смотрела на Петьку, и в её глазах он увидел на этот раз восхищение. От этого червячок неправды стал сильнее точить Петькину душу.
— Нинка, — сказал он, глядя в землю, — Серый на Витьку сам кинулся. Я только вместе с ним за Витькой бежал, пока не упал. Но это потому, что он Витьку первый увидел. А я теперь всё равно Витьку не боюсь. Ну, меньше боюсь, — поправился Петька. — Я от него тебя защищать буду. — И он прямо посмотрел в снова ставшие хитрыми Нинкины глаза.
На следующее утро Петьку разбудил Борька. Петька с трудом разлепил глаза и поднял тяжёлую голову.
— Ну ты и спишь, — сказал Борька. — Вставай, что-нибудь делать будем.
— Тебя что, бабка отпустила, — удивился Петька, — или ты от неё удрал?
— Не-е. Она в гостях со вчера. Мамка сегодня с утра дома, она и отпустила. Только с твоего двора уходить не велела. Как ей на работу — позовёт.
— Да здравствует свобода! — провозгласил Петька, вскакивая, и охнул: встать оказалось совсем не просто. Плечи, спину, особенно ноги тянуло сильной болью. Петька замер, не разгибаясь.
— Ты чего? — спросил Борька.
— Не знаю, — упавшим голосом сказал Петька. — Болит всё. Я, наверное, заболел.
— Не заболел, — утешил его Борька. — Это ты вчера за Витькой набегался. С непривычки ноги-то и болят. У меня тоже такое бывает, когда на грядках с мамкой по весне наработаешься. Мамка у меня на работу злая: и сама работает, как трактор, и других загоняет.
— А скоро пройдёт?
— Дня два поболит. А если быстрее хочешь, побегать надо.
«Какой там, бегать, — подумал Петька, — получилось бы ходить…»
Ходить получилось. Сначала он ходил переваливаясь и отставив зад, как гусь, но потом разошёлся и после завтрака двигался уже довольно свободно. Боль стала слабее, он к ней привык и почти перестал замечать. Его состояние даже стало ему нравиться: что-то в нём было настоящее, серьёзное, что-то от тренировок или тяжёлого физического труда. Ссадины на локте и на колене покрылись твёрдой тёмной коркой и чувствовались только тогда, когда их трогали пальцем. Петька удивился: ему казалось, что болеть будет долго и, может быть, даже останутся шрамы. Конечно, не как у дядьки Василия, но всё же заметные, если приглядеться.
— Только не ковыряй, — предостерёг его Борька. — Чесаться будут — терпи, а то шрамы останутся.
Петька промолчал.
Когда Петька домывал посуду, прибежала Нинка с вытаращенными глазами.
— Ой, мальчишки! — зачастила она сразу от калитки. — Витька вас грозится убить, особенно тебя, Петька. Говорит, что теперь шутки кончились, что он тебя и дома достанет и что тебе, Петька, лучше обратно в Москву убегать, пока он до тебя не добрался.