Похождения Вани Житного, или Волшебный мел - Кунгурцева Вероника Юрьевна (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Как не было! Были. Их четыре сестры всего: старшая Раиса, после Анфиса, потом наша Василиса, да ещё Ульяна. В Буранове, помнится, изба у них хорошая стояла — пятистенка. Гордей?то Ефремович — отец, сурьёзный был мужик, хозяйственный.
— А где эти — Раиса с Ульяной?
— А и кто ж их знает! Раиса вроде в Москве жила, она за бурановского кузнеца взамуж вышла, да и уехала с ним, до войны еще. А про Ульянку врать не буду — не знаю, где она, что с ней…
— А бабушка ничегошеньки ни про кого не рассказывала, — проговорил укоризненно Ваня.
— Дак язык свой Василиса Гордеевна на привязи держит — смолоду скрытная была. Серафим?то Петрович, хозяин мой прежний, сначала ведь на Ульяну глаз положил, та больно ласковая была, в самое сердце дыру проюлит. А Василиса дорогу?то сестре и перебежала…
— Вот как! — удивился Ваня.
— Да–а… И достался мой хозяин Василисе, а Ульяна уж так?то переживала! Да, хозяин, рысь пестра снаружи, а человек изнутри…
Тут как раз они вернулись ко встречнику и пошли по левому пути. Эта дорога, хоть и неровная, вся в буграх да рытвинах, и тоже заросшая, заканчиваться пока не собиралась. Шли по ней до обеда, перекусили консервами и двинулись дальше. Солнце припекало, птицы вовсю распевали — и у всех поднялось настроение. Перкун, указывая крылом на солнышко, воскликнул:
— Эх, хорошо золотое?то яйцо!
— Как тебе не яйцо! — проворчал Шишок.
— Всем известно, что золотое яйцо по небу катится, всему жизнь дает…
— И кто ж его снёс?
— Великая кура каждый день несёт золотые яйца, триста шестьдесят пять яичек в году. Коль не будет нестись — всему свету конец придёт… А мы от неё свой род ведём. Потому нам и доверено встречать появление яйца утренней песней. Да и как бы мы знали, когда кукарекать, когда нет — если бы не были солнцевыми птицами. Золотая Кукуй–река — родина наша, она там, на солнце протекает.
— Лешак тя забери! — хлопнул себя по бокам Шишок. — Избранная птица! Противно слушать. Вот ведь и не знаешь, про что он думает, пока клюв свой дурацкий не раскроет.
— Ну а что же там по–твоему катится? — спросил Перкун. Поскольку Шишок с ходу не смог ответить, Перкун воскликнул: — А–а, вот и не знаешь!
— Солнце — это звезда, — решил вмешаться Ваня. — Там жизни нет, и никакие реки там не текут. И оно всегда в одном месте висит, и курица его не несёт, таких огромных кур не бывает. — Тут, взглянув на гиганта Перкуна, он засомневался в своих словах, но потом почти твёрдо продолжал: — А Земля вертится вокруг Солнца…
— Ха–ха–ха! — прокудахтал демонстративно Перкун. — И ещё раз: ха–ха–ха!
— Скажи ещё, что звезды — это горох! — сказал ядовито Шишок. — А твоя божественная курица их клюёт.
— Когда надо — и склюёт, — ворчливо отвечал петух. — А пока ещё время не пришло. И в звездном лесу всякие растения растут… И горох есть, только не такой, как наш. И зверей там полно, ночью их хорошо видать. Неужто ни разу не видал? Так уж и быть, покажу тебе, как стемнеет…
— Тьфу на тебя! — сплюнул Шишок. — И говорить с тобой больше не желаю.
— Юпитер — ты сердишься, значит, ты не прав! — сказал злорадно Перкун.
— А ты откуда Юпитера?то знаешь? — удивился Ваня.
— Я со многими знаком, только знакомствами своими щеголять не намерен.
— Не связывайся с ним, хозяин, ишь, нос?то задрал — кур теряевских с петухами пораспугал и заважничал. Это ты орла не видал — он бы тебе живо показал, кто в небе хозяин.
— И с орлами знакомство водили. И не таких знавали — и Жар–птицу, и Стратим–птицу, и феникса. А то — орёл…
— Не надо было звать тебя, подлеца, сидел бы сейчас на своей жёрдочке — и не кукарекал, — бормотал Шишок.
— Ладно вам ругаться?то, — сказал Ваня. — Ну яйцо — и яйцо, пускай будет яйцо. Какая разница…
Оба его спутника надулись и перестали разговаривать промеж собой. А Ване всё это казалось сущей ерундой. Он был теперь совершенно уверен, что Василиса Гордеевна — его родная бабушка. Мамку его зовут Валентиной — до чего певучее имя! Вален–ти–на–а–а! Но сердце его всё?таки было не на месте: что же с ней случилось? Где она? Жива, нет ли? Помнит ли о своём брошенном на вокзале сыне?
А лес вокруг постепенно менялся: потемнел, появились ели, поросшие седым мхом, дорога превратилась в тропу, после в стёжку, которая петляла среди сплошного уже ельника. Бурые иглы усыпали тропинку в несколько слоёв, так что нога утопала в них, как в болоте. Ели стояли могучие, перекрывая своими лапами тропу, приходилось нырять под них, а стёжка кружила, морочила путникам головы, казала уже хоженные места. И солнце–яйцо, за ходьбой незаметно, валилось за лес. И птицы вдруг примолкли.
Перкун шел посерёдке, Ваня замыкающим. Шишок, шедший вожатым, вдруг остановился, сделав знак: постойте, дескать… Поднял палец и стал прислушиваться. Пытается унюхать верный путь? Потом рукой махнул — послышалось. Когда во второй раз Шишок остановился, дескать: «Ничего не слышите?» — Ваня спросил: «А чего там?»
— Шаги вроде…
— Ка–кие шаги? — просипел Перкун.
— Великанская курица на землю сошла — тебя высматриват…
— Ладно вам, — рассердился уже Ваня. — Ровно маленькие.
Ваня теперь шёл, напрягая слух, и ему тоже стало казаться, что чьи?то сторожкие шаги раздаются за спиной. Он резко останавливался, прислушивался — и ничего не слышал. Это Шишок с Перкуном двигались впереди. Когда Перкун, хлопая крыльями, прокукарекал и сообщил, что московское время восемнадцать часов, все оживились, показалось, будто в деревне они и бояться нечего. Но теперь Перкуну стало блазниться [21], он говорил:
— Вот чую волка… Пахнет серым… Тут он где?то, неподалёку…
Ваня вздрогнул.
— Лешак тя забери! — воскликнул Шишок. — Подумаешь, невидаль какая — волк… Ежели что, драться будем!
— Ну да, — попытался пошутить Ваня, — ты его так покусаешь, что он живо убежит, поджавши хвост.
— У меня шпоры подлиннее волчьих клыков будут, — крикнул Перкун, обращаясь к непроглядным зарослям и выкатывая грудь, как камазовское колесо.
— Не волка бояться надо, — говорил Шишок, — что?то тут другое… Не то что?то…
Вдруг из?под самых его ног взлетела, захлопав крыльями, чёрная птица.
— Тьфу, — сплюнул Шишок — Дурной знак. Ты не потерял ли, хозяин, одолень–траву?то?
Ваня быстро нащупал ладонку — на месте. Если бы её не было — уж давно бы сенная лихорадка прицепилась к нему. Шёл теперь, крепко вцепившись в ладонку одной рукой. А Шишок вдруг резко остановился, так что Перкун налетел на него и закудахтал.
— Сухое дерево! — воскликнул Шишок, показывая пальцем. — Я ж его, когда Перо кукарекнул, приметил. И опять оно тут стоит… Это чего такое? Кругами мы ходим. Лешак нас водит… Али мы дорогу ему перешли?! Тогда совсем худо дело…
Ваня поглядел: и правда это дерево уже попадалось им на пути, вершина его обломилась и походила на стрелу, которая указывает направление — куда?то туда, в самую чащобу.
Шишок переобул ботинки — левый на правую ногу, а правый на левую, и Ване велел сделать так же. Дескать, сейчас запутаем лешака, ежели это его проделки, и окажемся на другом пути.
Только Ваня сел переобуваться, как вдруг откуда ни возьмись налетел вихрь, закружил вокруг них, Шишок бросился к Ване с криком: «Хозяин, держись за меня!» Ваня попытался приблизиться к Шишку, но не смог, что?то тянуло его в противоположную сторону. Перкун изо всех сил хлопал крыльями, борясь с ветром.
Ваня воочию видел вихревые потоки, которые белой проволокой вились вокруг него, вдруг вихрь размахнулся — и подбросил его вверх, к верхушкам деревьев. Мальчик видел, как собственные сандалии кружатся над ним. В рот сунулся воздушный кулак, так что Ваня, хоть и криком кричал, а ничего слышно не было. Последнее, что он увидел сквозь залепивший глаза ветер, был Шишок, он ничком лежал внизу, на тропе, рассекавшей лес надвое, балалайка валялась далеко в стороне, а Перкуна нигде не было.
Очнулся он, услышав мирный стукоток дятла над самой головой. Зелёная, подсвеченная солнцем листва сияет вверху, а дятла не видно. Почувствовав, что с правой рукой что?то неладно, глянул: ладонь всё ещё сжимает ладанку, так что пальцы и не расцепить. А кроме ладанки — Ваня так и обомлел — на нём ничего нет: ни рубашки, ни штанов, ни трусов. Всё унёс бессовестный вихрь. Как же теперь быть? Ваня осторожно, по одному расцепил побелевшие, скрюченные пальцы и огляделся: он был в лесу совсем один, если не считать всё того же дятла. Синяков на нём не было, руки–ноги целы, и ничего не болело, будто и не таскал его вихрь по–над деревьями. Поглядев на солнце, Ваня понял, что сейчас никакой не вечер, а… вроде как утро. Неужто всю ночь он тут провалялся… А где же спутники?! Ваня заорал что было сил: «Шишо–о–о–ок!» Послушал — отзыва нет. Позвал Перкуна — тишина в ответ. «Ау–у–у–у–у», — крикнул, послышался ему далёкий отзвук, Ваня заметался по лесу туда–сюда, но в какой стороне кричал — непонятно, решил тогда идти, куда глаза глядят. Ещё несколько раз пытался он позвать друзей — но всё безуспешно. Зато отыскал какую?то тропинку — и веселее уже пошагал по ней, куда?нибудь да выведет тропочка.
21
Блазниться - показаться, померещиться, причудиться. [Ред.]