Тоня Глиммердал - Парр Мария (бесплатные серии книг txt) 📗
Тоня пробирается вперед. Здесь можно идти в полный рост. Шум реки слабеет, но камни под ногами ходят ходуном. Как ни крути, она внутри водопада!
— Хейди?! — зовет Тоня. Ей кажется, она идет уже слишком долго.
Ничего себе — она идет потайным ходом! Даже не верится.
Внезапно стало светло. Тоня чуть не грохнулась, запнувшись на чем-то вроде ступеньки вниз. И очутилась в норе. Огромной-преогромной норе! Здесь спокойно могли бы поместиться тридцать человек. Тоня-Грохотоня стоит разинув рот. Гроза Глиммердала онемела. Тайная нора! В Глиммердале!
— Добро пожаловать в мою тайну, — говорит Хейди с приглашающим жестом.
Она зажгла свечи, и они могут видеть друг дружку.
— О ней даже Сигурд не знает, — добавляет она и подмигивает.
И пока Тоня стоит молча, не в силах хотя бы закрыть рот, Хейди развязывает рыжий рюкзак и достает скрипку.
До конца жизни эта сцена будет стоять у Тони перед глазами прозрачно и ясно, как вода. Каждая ее секунда будет храниться в памяти, как драгоценный алмаз. Потому что когда Хейди настроила скрипку Гунвальда и прижала ее подбородком, случилось чудо. Тоня такого никогда не переживала.
Хейди играла вместе с рекой.
Перед ними, вокруг и позади — кругом царствует Глиммердалсэльв, и когда Хейди проводит смычком по струнам, звуки сливаются с гулом реки.
Тоня покрылась мурашками. Музыка облепляет ее всю.
Потом всё стихло, но Тоня по-прежнему не могла сказать ни слова. Хейди улыбнулась.
— Я часто играла здесь на скрипке в детстве, — сказала Хейди. — Нашла я эту пещеру совершенно случайно. Ночевала на сетере целую неделю и решила попробовать принять душ в водопаде.
— О-о, — только и может сказать потрясенная Тоня.
— Знаешь, Тоня, я выступала по всему миру, но на самом деле мечтала лишь об одном: вернуться сюда и поиграть в моей подводной пещере.
Это Тоне понятно.
— Ну-ка спой «Черный, черный…».
Тоню не надо дважды просить спеть про черного козленка. Она тут же начинает петь — во весь голос и от всего сердца. Хейди подыгрывает на скрипке.
Допев до конца, Тоня плюхается на землю.
— Ничего прекраснее не слышала, — бормочет она блаженно.
Хейди хохочет.
По дороге домой они молчат. Они так переполнены тайной и музыкой, что слова слишком мелки для этого. Но когда они доходят до хутора Гунвальда, Тоня прокашливается и торжественно говорит:
— Хейди, ты придешь ко мне на день рождения в первый день Пасхи?
— О’кей. А сколько тебе стукнет?
— Десять лет. Это круглая дата, — объясняет Тоня.
— У-у. Неплохо, Тоня Глиммердал.
Хейди вынимает скрипку из рюкзака.
— Теперь можешь отдать это Гунвальду.
— Через неделю у меня день рожденья, завтра приезжают на пасхальные каникулы Уле, Брур и Гитта с мамой, а после обеда возвращается… — Тоня сделала вдох, — возвращается Гунвальд. И они встретятся с Хейди.
Тоня лежит в кровати, и у нее столько поводов для радости, что прямо нету сил вылезти.
Она лежит, и ей почти плохо от мысли, как хорошо ей скоро будет. Но тут со двора доносится звук, от которого Тоня подпрыгивает на кровати. Кто-то заводит мотор мопеда! Тоня бросается к окну. И думает, что видит сон, так она удивлена. Потому что во дворе из-под мопеда торчат две тощие ноги в дырявых джинсах. А чуть поодаль над вторым мопедом согнулась спина в зеленой клетчатой ковбойке. Тоня распахивает окно во всю ширь.
— Тетя Эйр и тетя Идун!!!
Тоня верит, что Бог создал ее теток в хороший день.
— Создам-ка я сегодня сюрприз, — сказал Бог и создал ее тетку.
Он сделал ее рыжей, веснушчатой и устроил так, чтобы она складывалась как гармошка, когда хохочет. Потом он напихал в нее много-много звуков. Он никогда еще не делал таких шумных тетушек, часто думает Тоня. Потом Бог решил, что тетя будет любить всё хорошее, и всё, что быстро ходит, и всё, что высоко летает. Потом Бог отошел полюбоваться на готовую тетку, и она ему так понравилась, что он решил сделать еще одну такую же. И к вечеру у него были две совершенно одинаковые тетушки. Оставался последний штрих, и Бог набрал пригоршню веснушек в банке с веснушками и усыпал ими тетушек, особенно коленки.
— Что за прелесть — веснушки на коленках, — восхитился Бог.
И стал думать, кому бы подарить тетушек, уж больно они шумные. Ну и в конце концов сунул их в живот к бабушке. У нее уже было четыре мальчика, которые как раз начали подрастать, так что она была готова ко всему. Бабушка назвала первую тетю Идун, а вторую тетю — Эйр, и считала их самыми красивыми на свете.
Так она сама рассказывала Тоне. А Бог с неба присматривал за ее тетками, как он вообще всегда присматривает за людьми. Но за этими приходилось смотреть особенно внимательно, больно уж они были горазды на разные выдумки. А когда теткам исполнилось десять, Бог решил сделать им сюрприз.
— И вот — трам-там-там — родилась Тоня-Грохотоня с веснушками на коленках, — говорит гроза Глиммердала, когда рассказывает эту историю тете Идун и тете Эйр.
Бог придумал всё так здорово, что она сама не придумала бы лучше.
Тетки приехали домой несколькими днями раньше намеченного. До них дошли слухи, что снег в этом году сходит в Глиммердале безбожно быстро, и желающим покататься всерьез на лыжах лучше рвануть домой не откладывая. К тому же, по слухам, старший братик чуть не надорвался в этом году, принимая новорожденных ягнят.
— Уж не говоря о том, — сказала тетя Идун, — что некой Тоне Глиммердал исполняется в этом году десять, и по случаю юбилея будет большой праздник, а его нужно подготовить. Какой торт мы будем печь?
Тоня улыбается широко, как автобус.
— Вообще-то я пообещала Чайке-Гейру дворец из настоящего пряничного теста, — говорит она.
После завтрака Тоня с тетками уносят всё, что нужно для пряников, в старый дом. Теперь он взбодрится и оживет. Тети всегда сразу наполняют его гомоном и друзьями. И переполняют Петером. Тоня знает, что он сейчас примчится. Запаркует «вольво» у хлева и двинется к дому через двор со своей кривой улыбочкой. Даром Гунвальд говорил ему, что пора уже перейти в наступление на любовном фронте. Наверняка он и в эту Пасху не признается тете Идун, что любит ее со второго класса школы — уже, значит, двенадцать лет.
— Если я когда-нибудь влюблюсь — в чем я, правда, сомневаюсь, — то уж во всяком случае сразу скажу об этом своему предмету, — сообщила Тоня Гунвальду, когда они в последний раз обсуждали эту тему.
— И правильно, герр вам Моцарт, — ответил Гунвальд.
В кухне старого дома тетя Эйр встала на лавку, достала сверху огромную форму для выпечки, и они взялись за дело — по выстуженной кухне только мучная пыль столбом.
— Я думаю, над пряничным тестом, если его готовят не в сезон, висит проклятие, — объясняет тетя Идун, когда Тоня разбивает мимо миски третье подряд яйцо. Блюм— говорит яйцо, плюхаясь на стол. Чайка-Гейр сидит в бабушкином кресле-качалке и наблюдает. «Скво-ок!» — вскрикивает он после каждого блюм.
— Может, он думает, я бью чаячьи яйца, — вслух рассуждает Тоня и советует Чайке-Гейру отвернуться и смотреть в другую сторону, если это зрелище так его ранит.
