Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (бесплатная регистрация книга txt) 📗

– Да не скажи он про часы, я б его все одно не пустил. Душа к нему не лежит, и все, – добавил Ляпунов, как бы успокаивая товарищей тем, что Шустиков никоим образом не мог оказаться с ними за одним столом.

Все помолчали.

– Между нами девушками говоря, – нарушил тишину Гайдуков, – дабы, как выражаются ученые люди, поста­вить точки... Стась, над чем вы ставите точки?..

– Над «и», – откликнулся Станкин с постным видом, осуждающим Игорево балагурство.

– Так вот, чтоб поставить эти точки: стянул, что ли, Лешка Шустиков часишки с браслеткой?.. Или как? А, Ляпа?

– Стянул ли, нет ли, а была у них с Костяшкиным афера – это точно. Ну, шут с ними, ребята! – заключил Ляпунов.

– Жень, – сказал Станкин, волнуясь, – это паршивая история, конечно... Но у меня к Шустикову доверия не бы­ло. Нет, знаешь, такого впечатления: невероятно! Этого нет. Но я не могу представить другого. Ты же фактически знал об этой уголовщине и никому ни слова не сказал! Мы же узнали случайно.

– И что переменилось, – осведомился Ляпунов, – от­того, что теперь узнали?

– Как «что»?

– Ну, что бы ты делал, если б узнал три дня назад?

– Поставил бы в известность, как же иначе?

– Кого? О чем?

– О том, что он предлагал тебе в бане. Само собой, надо было сказать в школе.

– Во-первых, как я мог бы что-нибудь доказать? Вон Валерий пробовал его прижать, когда Лешка с Костяшкиным пятиклассников лупил. И что?

– Ничего не вышло, – сказал Валерий. – Отверте­лись оба.

– Все-таки, – упорствовал Станкин, – не нужно дохо­дить до абсурда. Из школы могли бы сообщить в милицию. И милиции это, вполне вероятно, помогло бы.

– Ты сам доходишь до абсурда! Это из нашей замеча­тельной школы...

– ...доложат, по-твоему, в милицию, что у нас, мол, вроде завелся ворюга? – докончил Ляпунов.

– Так что, с этой точки зрения, остается – невмеша­тельство? – наседал Станкин.

– Молодцом, Стасик, всегда бы так! – и поддержала и уколола Лена.

– Так речь же идет об уголовном проступке одно­классника! – произнес Станкин, точно втолковывая.

– Жуть все-таки, а, Ленка? – поежилась Терехина.

– Об уголовном! – отозвался Ляпунов с некоторым вызовом.

В разговор вклинился Кавалерчик.

– Ребята, – сказал он примирительно, – к чему спо­рить, что надо было сделать три дня назад? Когда только что не один Женя, а мы все слышали, как Шустиков го­ворил, что мечтал погулять в последний раз! И что он будет там, где Косгяшкин! А Костяшкин, как теперь можно понять...

– За решеткой, если Лешка не врет, – сказал Ля­пунов.

– Вот о том, что слышали мы все, – Кавалерчик обвел рукой остановившуюся полукругом компанию, – мы мо­жем сообщить. Всем уж поверят.

– Резонно, – одобрил Станкин.

– А по мне, – сказал Ляпунов, – хоть Лешке часы, ко­нечно, достались обманным путем, негоже нам его топить. Он сам попадется.

– Ну, знаешь, с такой позиции... – возмущенно начал Станкин.

– Действительно, Женька! – укоризненно вставила Терехина.

– Погоди, – ответил Ляпунов подчеркнуто спокой­но, – ведь Кавалерчика, например, мы выручили обманом. И Шустиков – он паршивый тип, а насчет «полундры» фискалить все же не побежал.

Этот довод смутил всех. Станкин молчал. Гайдуков со­средоточенно мял в кулаке горстку снега, не слипавшуюся в комок.

Вдруг заговорила Лена.

– Дело Кавалерчика, – сказала она, – это была ерун­дистика. Раздули муху до размеров слона.

– Конечно, – ответил Ляпунов. – Только мы ж этого на собрании не говорили. А просто «муху» на «божью ко­ровку» подменили. Так?

– Ой, Женька уж скажет! – вздохнула Терехина с нежностью и сокрушением.

– И коли мы теперь пойдем про Шустикова гово­рить, – продолжал Ляпунов, – как бы он нашу «полундру» не выдал. Вот какая вещь...

«Вещь» была серьезная.

– Что же, – сказала решительно Лена, – если полу­чается, что фокус с «полундрой» заставляет нас покры­вать Шустикова, придется прежде всего самим открыть, что это был фокус.

– Неплохо! – похвалил Ляпунов. – А как сам Бо­рис?..

Даже при слабом уличном освещении видно было, как побледнел, вспыхнул и точно разом осунулся Кавалерчик. Он ничего не ответил.

– А по-твоему, Саблин? – спросил Ляпунов. – От­крыть про «полундру»?

– Ни за что! – резко, громко отрубил Валерий. – По­лучится такая заваруха, в которой Борису достанется гораздо больше, чем Шустикову! И нам всем тоже. А Бори­су вообще не выбраться!

– Резонно, – заметил Ляпунов, передразнивая Станкина.

– У меня предложение, – сказал Гайдуков. – Сейчас примете единогласно. Перенесем-ка решение этой пробле­мы на какое-нибудь ближайшее утро, поскольку оно вече­ра мудренее. А сейчас все же новогодняя ночь...

На это возразила одна Лена, и разговор о Шустикове, таким образом, прекратился.

– Так, – сказала вкрадчиво Лена после паузы, – зна­чит, отвоевался, Валерик?

Она впервые назвала его Валериком. Но это было не слишком приятно. Хотя из грамматики известно, что суф­фикс «ик» – уменьшительно-ласкательный, однако сейчас он, как ни странно, был пренебрежительно-уничижи­тельным.

– Как это – отвоевался? – переспросил Валерий хмуро.

– Да так, устал, видно. – Лена вздохнула, насмешли­во соболезнуя. – И за малышей больше не вояка?

– На словах – нет. А кулаками буду защищать.

– Такой глупенький? – спросила она в прежнем тоне.

– Такой! – отрезал он, с болью почувствовав, что опять они ссорятся и объяснению в любви уже не бы­вать.

И тотчас, как к Золушке, которую расколдовали, к не­му вернулись усталость, воспоминание о недоверчивом взгляде матери и будничная тревога: забыл ключ от вход­ной двери, придется стучать...

– Ребята, внимание – новый завуч! – вполголоса объ­явил Гайдуков.

Все встрепенулись. Какой новый завуч? Все привык­ли, что обязанности завуча исполняет Макар Андронович, а над тем, постоянная это для него работа или временная, никто не задумывался.

– Макар Андронович теперь преподает только. А это­го я сегодня видел с директором. Мне Ксения Николаевна сказала... – торопливо пояснил Игорь и смолк.

Человек среднего роста в черном пальто и пыжиковой ушанке, вышедший из переулка на улицу Герцена, при­близился к ним. В руках у него была простая самодельная палка, каких не встретишь в большом городе, да еще зимой. Он то опирался на эту палку, то просто помахивал ею, но потом опирался снова.

Когда человек поравнялся с ними, Игорь поздоровался и, поколебавшись, добавил:

– С Новым годом!..

– С Новым годом! – тотчас откликнулся новый завуч, приподымая над головой ушанку жестом, каким приподы­мают шляпу. Он приостановился и, слегка улыбаясь, смот­рел на Гайдукова, как бы испытывая неловкость, что, к сожалению, не узнает.

– Мы из восемьсот первой, – нашелся Игорь.

– О! – сказал новый завуч. – Это встреча! А я думал, что рассмотрю вас как следует только после каникул. Гу­ляете?

Он в самом деле внимательно и откровенно рассматри­вал ребят. И они застеснялись немного, а Ляпунов отстра­нился от Терехиной, которую держал под руку.

Новый завуч отвел взгляд в сторону.

– Д-да, – произнес он как бы про себя. – Вот что значит новогоднее торжество в стариковском обществе! Никого даже не смог выманить на воздух... Вы в какую сторону?

– Туда, – указал Гайдуков в сторону Манежной пло­щади. – Может, вы...

– Да, – сказал новый завуч, – мне тоже. Можно вме­сте. Если вас не раздражит темп моего передвижения.

– Ну, что вы! – корректно вставил Стасик.

– Мне-то самому кажется, что я скороход, – заметил новый завуч, – но вам это, боюсь, не покажется.

Чтоб пожилому попутчику не было тяжело, шли со­всем медленно, а так как говорить при незнакомом чело­веке было неудобно, то и молча.

– Так, – сказал новый завуч. – По-видимому, вы меня приняли за инвалида. Вы следуете за мной с быстротой похоронной процессии. Этак мне к вам придется принорав­ливаться! – Он обернулся и неожиданно спросил: – Я что-нибудь не так делаю? Мне, может быть, по долгу службы, надо вас отправить по домам – спать?