Большие неприятности - Маркуша Анатолий Маркович (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Все великие утверждают: учиться надо весело! Образование должно быть радостным.
Увы, мой недолгий путь в науку отмечен слезами и резко отрицательными эмоциями. И вот почему: самое начало омрачило, во-первых, насилие: учись, учись, учись! И, во-вторых, недоверие: врешь, а ну, покажи... я проверю!..
При этом мне столько раз повторяли: лентяй, бездарь, балда, осел, дубина... что в конце концов я уже созрел, чтобы махнуть на себя рукой — ну, что делать, если головой не вышел? Не все же умными родятся, не у каждого способности... И спас меня случай, может, и не совсем случай, но так или иначе мне повезло.
В нашей общей квартире жил человек, которого все считали не вполне нормальным. Между собой называли его Инженер. Почему — не знаю. Работал он то ночным сторожем, то на подхвате в магазине и объяснял, что ему нужно свободное время для изобретательской деятельности.
Было ли у него на самом деле высшее образование, понятия не имею. Странности, безусловно, были. По утрам, например, он имел обыкновение расхаживать по квартире в трусах и босиком. Ему пытались говорить, что так, мол, неприлично, неуважительно к окружающим. Он спрашивал:
— Почему? Предположим, мы на пляже. Трусы — те самые. И что?.. Проходят?! Условности, чепуха...
Что именно изобретал странный сосед, не знаю, но, как мне теперь кажется, он был одержим идеей бесколесного транспорта. Сегодня это вовсе не безумие, а тогда телега без колес абсолютному большинству людей представлялась полной несусветностью. Вот этому человеку я многим, очень многим обязан. А началось с пустяка.
Изгнанный из комнаты, я торчал на кухне. Жалел себя, едва не ревел... Почему? Пытался наточить ножницы, а они перестали резать. Мне сказали: «Ты безрукий, Колька. Что ни схватишь, то испортишь... И никто не просил! Разгильдяй, все равно чем заниматься, лишь бы не учиться... Уши оторвать надо... Балбес! Пошел вон, с глаз!»
И я оказался на кухне.
Вышел сосед. Долго мыл руки над раковиной, шуруя скрипучей щеткой. Неожиданно, не оборачиваясь, спросил:
— Причина в чем?
— Ножницы, — сказал и показал я, — резали, а теперь не режут.
Он молча взял из моих рук ножницы, пощелкал, провел пальцем по лезвиям и хмыкнул:
— А угол?
— Чего? — не понял я.
— Угол заточки? Не ведаешь — семьдесят два градуса?! — И он повел меня в свою холостяцкую берлогу, где научил точить ножницы.
При этом он говорил много и нескладно, но... удивительно, как ни странно, дельно.
— Спроси: почему? Пойми, потом работай. Ясно?.. Не знаешь — узнай... Нет у кого... мозгуй и пробуй. Не вышло — почему? Думай! Картошку чистить просто, а пол мыть, а дрова колоть, а лапти плести? Умеешь — просто, а нет — не дай бог!..
После истории с ножницами я стал заходить к соседу (родители этих посещений не одобряли). И должен признать, он не только многому научил меня, но, и это, пожалуй, главное, прочно заложил в мальчишескую голову убеждение: человек может все. Понять. Узнать. Решить. Может — сам.
Если очень захочет и если четко определит, чего ему надо и зачем.
Я взрослел, а сосед вроде не старился: отношения наши становились ближе, понимание росло. Он много раз помогал мне решать задачи по математике, случалось, и по физике...
Я вполне доверял Инженеру и не считал его ненормальным. Максимум — странноватым. Однажды признался:
— Хочу в авиацию идти. — Никому не признавался, а ему сказал.
— Форма нравится? — неприятно ощерился Инженер, показывая свои желтые кривые зубы.
По правде, я обозлился, пожалел, что разоткровенничался, и тоже ощетинился:
— Нравится! А что — плохая форма? — И, выдержав паузу, добавил: — Но мне нравится не только форма. Где еще такое сочетание умственных и физических усилий, как в авиации?
— О-о-о! Разговор! — сразу изменившимся тоном откликнулся Инженер. — Искать гармонию — занятие. Для человека! Только не очертя голову!
— Почему очертя голову? — не сообразил я, что он имеет в виду.
— Обыкновенно: в военное училище метишь?
— Да-а.
— А в аэроклуб? Сначала! Понюхать... проверить взаимность?
— Чего проверить?
— Ты в авиацию хочешь, а она? Может не признать... Способности есть ли? Летный талант? Ты — не знаешь, я — не знаю... И никто не знает... Методом проб и ошибок осваиваем жизнь... А цена? Соображать надо: рубль вложил — два взял!
И он убедил меня.
Когда позже я уже собрался нести заявление в аэроклуб, сосед сказал посмеиваясь:
— Желаю тебе... отравиться!
— Что-о-о? — вытаращил я глаза.
— Авиацией отравиться... наповал... На всю жизнь! Иначе не стоит начинать.
По нержавеющей авиационной привычке я просыпаюсь без будильника. Глаза открываются в то самое время, какое я назначил, хотя открываться им не хочется.
Рань-ранища необыкновенная. Улицы вымершие, машины только штучные, и асфальт еще прохладный, даже пылью почти не пахнет...
Собираюсь и выхожу на площадь Маяковского.
Начинаю точно с того места, с которого когда-то давным-давно мы начинали под водительством пионервожатой Лены, — со ступеней концертного зала Чайковского.
Да, я решил два раза в неделю — по вторникам и пятницам — проходить Садовым кольцом, полный круг...
Для чего? Чтобы не заплывать жиром, чтобы двигаться: нет надежнее средства против дряхления — и чтобы доказать самому себе: Абаза кое-что еще может!
Только не думайте, пожалуйста, будто я сильно стараюсь продлить пребывание здесь, ну-у... в вашем обществе, на земле. Знаю: от смерти не уйти, никому еще это не удалось... А вот сделать так, чтобы не болеть, я надеюсь и верю, в моих силах.
И какая вообще это глупость, связывать понятие молодости с числом прожитых лет! Разве в годах дело, разве не бывает двадцатилетних стариков и семидесятилетних юношей?
Вся штука в потенциале души! В способности двигаться, удивляться, искать, радоваться, разочаровываться и не переставать надеяться. А потенциал рождает динамика.
С этим: «Да здравствует динамика, никакой статики!» — я и выхожу на старт.
Когда-то первый этап был у нас этапом молчания. Теперь все кольцо предстоит пройти в молчании: разговаривать не с кем.
Иду ровным, неспешным шагом, вглядываюсь в дома, припоминаю, какие были в годы моего детства, а какие — моложе меня.
Интересно, раньше в этом доме жили Фортунатовы.
За последние пятьдесят лет Митьку, то есть Дмитрия Валериановича, я встречал всего дважды.
Первый раз вскоре после войны. В школе устроили тогда вечер «Нагни фронтовики». Увидел и не сразу узнал. Тощий он был, прихрамывал, звеня медалями. Вроде в войсках связи служил. Собирался учиться в институте, только в каком — не запомнил я.
А потом, лет через двадцать, он вдруг позвонил, заехал ко мне и сразу начал:
— Припадаю по дикому поводу к твоим стопам! Один сын у меня — Серега. Вздумал лезть в авиацию, недоумок. Только ты можешь его отговорить. Силой авторитета. Сделаешь — на всю жизнь должник...
Поглядел на Фортунатова. Стал он упитанным. Костюм хороший, ботинки по последней моде. И вообще — благополучие из него лучилось, спокойная уверенность в себе и своих связях. Едва ли терзали человека сомнения — вот только с сыном, Сережей, незадача вышла.
Никаких чувств к Фортунатову я в себе не обнаружил. Вообще, мне казалось, что пришел не Митька, а... его отец, тот, что был владельцем бывшей барской квартиры, с высокими лепными потолками, с дверьми, блестевшими зеркальными стеклами, и неисчислимым множеством мебели в комнатах.
