Записки Эльвиры - Алексин Анатолий Георгиевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗
— Берете сосуд с элементарной водопроводной водой. Путем постепенного нагревания доводите воду до высшей точки кипения, то есть до ста градусов по Цельсию…
Мама слушала как завороженная.
— Затем опускаете в сосуд эту редкую, нездешнюю траву, привезенную с далеких горных лугов. И полученным целебным раствором омываете больные конечности.
— Прямо… в кипятке? — испуганно прошептала я.
— Абсурд. Постепенным охлаждением вы доводите температуру до уровня возможной терпимости… Вот так. Следующий!..
Выйдя за калитку, я получше разглядела траву, вдохнула запах далеких горных лугов и сказала шепотом, словно величественный «маг и волшебник» все еще мог услышать меня:
— А ведь я этой самой травой горло полоскала. В прошлом году, когда была стрептококковая ангина. Помнишь? И для горла, и для ног, значит, одно и то же?
— Ты ничего не понимаешь в настоящей медицине, — сердито ответила мама.
И мы заспешили на электричку.
Дверь мне открыл сам доцент. Я отступила на шаг, потому что доцент был в подтяжках. («Таскает авоську, ходит в подтяжках, — подумала я. — А еще, наверно, считает себя мужчиной. Увидела бы его Нелли!») Волосы на голове у доцента стояли дыбом, словно он чего-то испугался. Глаза, однако, ужаса не выражали. Они оглядели меня сквозь очки хмуро, но без всякого удивления. Так смотрят на гостей, которых не ждали. В одной руке он держал развернутую газету, она свисала до самого пола, надувалась и шуршала от сквозняка.
— Поскорей входите, — сказал доцент. Мама накануне узнала, что его зовут Сергеем Сергеичем. — А то застудите квартиру. У меня больная…
Я вошла в коридор.
— Вы, наверно, к Краснушкиным? — продолжал Сергей Сергеич. — Так они переехали отсюда на Маросейку… Да, на Маросейку переехали. Обмен, обычный обмен. Я вам, разумеется, дам более подробный адрес. Проходите, пожалуйста, в комнату.
По маминому совету я прежде всего должна была сказать: «Меня к вам привел гражданский долг!..» Но я никак не могла произнести эту громкую фразу.
— Я пришла… Мой долг… — пролепетала я.
— Ах, долг! — воскликнул Сергей Сергеич. — Понимаю… Вы одолжили у Краснушкиных деньги? К нам уже заходили их должники… Да, заходили… Широкие люди эти Краснушкины. Правда, мама? Уехали — и забыли о своих должниках. Мы вам дадим адрес — и вы отвезете на Маросейку. Да, прямо на Маросейку. А то можете мне оставить, я передам.
Растерявшись, я стояла на пороге комнаты и молчала. Мама предвидела это. Посылая меня к доценту, она предупреждала: «Только не будь растяпой. Постарайся понравиться сразу, еще в коридоре. Имей в виду, что первое впечатление самое сильное… «Неизгладимое», как пишут в романах. Если бы я могла пойти вместо тебя, все было бы в порядке! А ты растеряешься — и подумают, что какая-нибудь придурковатая…» Но хозяева квартиры не успели этого подумать. Из комнаты раздался женский голос:
— Входите, входите к нам. Нечего стесняться! — Только у врачей и старых учительниц бывают такие приветливые и в то же время властные голоса.
Я вошла в комнату. И удивилась: комната была как бы продолжением нашего двора. Я никогда не глядела во двор с первого этажа. А тут он весь был перед глазами. Вон горка, с которой много лет назад я любила съезжать на портфеле. Мама еще, помню, сказала, что Нелли никогда бы не додумалась до этого. А вон сломанная беседка, которая по нашему желанию превращалась то в «башню смерти», то в «ларек», из которого мы, тоже много лет назад, торговали песочным мороженым.
Я смотрела в окно, и потому женщина, лежавшая на диване под пледом, сказала:
— Вам холодно? Мы до зимы с открытыми окнами.
Я подумала: «Бывают же у родственников такие разные, непохожие лица!» У Сергея Сергеича глаза были тревожные, невнимательные, словно он, разговаривая с вами, все время куда-то торопился. Губы у него слегка подергивались. «Молодой… и уже нервный!» — подумала я.
А у Марии Федоровны, так звали мать доцента, те же бледно-голубые, будто нарисованные «разбавленной» краской, глаза вглядывались в меня напряженно. Казалось, что Мария Федоровна не совсем хорошо слышит и старается что-то угадать по лицу собеседника. Улыбка у нее была спокойная и молодая: зубы белые и все до одного на своем месте.
— Вы действительно отвезите свой долг на Маросейку, — сказала Мария Федоровна. — А Сереже не давайте денег ни в коем случае. Непременно потеряет или забудет передать.
— Ну, ма-ама!.. — Сергей Сергеич, укоризненно окачивая головой, уселся за тарелку с супом. От смущения он закрылся газетой, которую укрепил на столе при помощи хлебницы.
Воспользовавшись передышкой, я немного пришла в себя и сказала:
— Мы ничего не должны Краснушкиным… Никаких денег. Я даже с ними не знакома…
— Не знакомы? — Мария Федоровна удивленно наклонила голову. — Тогда чем мы обязаны?
Не могла же я в ответ признаться: «Пришла потому, что провалилась в театральное училище. Теперь мечтаю поступить в пушной институт, чтобы работать в Столешниковом переулке…» А отвечать все-таки надо было. Я не придумала ничего лучшего, как вытащить из сумки пучок желтой, довольно-таки вонючей травы, подойти к Марии Федоровне и сказать:
— Это вам!
— Мне? Такой странный букет?
— Это не букет… Это целебная трава. Вы растворите ее в кипятке… Так один волшебник сказал. Со станции Крайнинка.
— Из Крайнинки? Слышала про его чудеса! — Мария Федоровна весело сверкнула своими неестественно безупречными зубами. — А кто вас-то ко мне прислал? — И, не дождавшись ответа, сказала: — Ну что ж, и это испробуем.
Но тут вскочил Сергей Сергеич.
Он оперся обеими руками о стол, а тело наклонил немного вперед, будто стоял на кафедре.
— Пить? Знахарское зелье… пить?
— Сережа! Какой ты невыдержанный! Это прилично. Девушка с лучшими намерениями…
Чтобы утешить меня, Мария Федоровна взяла пучок травы, понюхала его и закашлялась.
— Пахнет крепко. Может быть, и в самом деле поможет? Сделаю настойку и буду, как это говорят, опрокидывать перед обедом.
В тот же миг Сергей Сергеич подскочил к дивану, вырвал у Марии Федоровны пучок травы и с криком: «Терпеть не могу темноты и невежества!» — выбросил его в окно, которое до зимы не закрывалось. Несчастный пучок зацепился за догола раздетый, будто ограбленный куст сирени и беспомощно повис в воздухе.
С победоносным видом, точно подвиг какой-нибудь совершил, Сергей Сергеич проследовал обратно к столу и снова уткнулся в газету.
Тогда только я пришла в себя и тихо сказала:
— Траву вовсе не надо было опрокидывать перед обедом. Ею нужно омывать конечности…
Но было уже поздно: букет «с далеких горных лугов», поболтавшись немного на кусте сирени, упал вниз.
Мария Федоровна, утешая, гладила меня по руке.
— Сережа! Ну кто поверит, что твоя мать педагог? И что сам ты учишь молодых людей уму-разуму? Никакой выдержки, никакой! Девушка с лучшими намерениями…
— Вот именно, с лучшими… — жалобно проговорила я.
— Благими намерениями куда дорога вымощена? В ад! Прямехонько в ад…
— Мы с мамой хотели… Я каждый день буду за вами ухаживать. Прямо с утра до вечера…
— За мной? Ухаживать?
— Ну да! Это мы с мамой решили.
Сергей Сергеич оторвался от газеты:
— С утра до вечера, говорите? Да? Целый день? А вы что же, нигде не учитесь?
— Нет, не учусь…
— И не работаете?
— Я не работаю…
— Угу-у… — протянул он.
Покосился на мои новые лакированные туфли, потом подергал себя за ухо и спросил:
— А это у вас… что? Красные подсолнухи? Или солнце в час заката?
— Это клипсы… — растерянно ответила я. И для чего-то добавила: — У нас таких не бывает.
— У нас не бывает? — удивился Сергей Сергеич. — А вам откуда же привезли? С того света? — Он сердито постучал ложкой о тарелку. — Маму, между прочим, ученицы навещают. Да, навещают… — И ехидно добавил: — В свободное от занятий время!
— Сережа, ты в институт опоздаешь в конце концов! — воскликнула Мария Федоровна. — Она ведь не знает, что у тебя характер вулканического происхождения. Не знакома еще с тобой.
