Второе рождение Жолта Керекеша - Тот Шандор Шомоди (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
С Керекешем поздоровался пожилой сосед, переводчик Янош Бор. Обычно они обменивались мнениями о погоде, но именно сейчас, сияя улыбкой неведения, Бор обрушил на Керекеша самый неприятный для него вопрос:
– Скажите, доктор, как чувствует себя Иван? Ему стало лучше?
– К сожалению, дядя Янош… – Керекеш не договорил.
– Неужто? – спросил старик Бор.
Он стащил с головы шляпу, но по инерции продолжал улыбаться.
– Он умер, – лаконично ответил Керекеш, вежливо поклонился и проскочил в ворота.
На садовой дорожке ему подвернулся экс-почтальон с видом знающим и удрученным. Нынче все любопытные словно бы сговорились бить Керекеша по самым больным местам.
– По дошедшим до меня слухам, господин главный врач, – сказал Липтак, – Иван, как говорится, отправился к праотцам.
– Да, – сказал Керекеш и, волей-неволей остановившись, мысленно поставил почтальону диагноз: цирроз печени.
– А вы, доктор, про это не думайте.
– Как прикажете вас понять?
– Предначертано это было, так я понимаю.
– Вот как?
– Литр чистого алкоголя, господин главный врач, никогда, можно сказать, не приносил пользы здоровью. Не укреплял, так сказать. Я тоже пью, но не…
– Господин Липтак, точно еще ничего не известно. Во всяком случае, алкоголь не явился непосредственной причиной…
– Нет?
– Нет.
– В той пузатой бутылке был метиловый спирт. Притащил он его с работы. Я что знаю, то знаю. Иван, мир праху его, был натуральный перегонный куб.
Керекеш понуро молчал.
– Все одно он сыграл бы в ящик. Раньше ли, позже, все одно бы сыграл, – рассуждал почтальон.
– Почему вы мне это говорите? – вдруг рассердился Керекеш.
– Да-да, господин главный врач, – с хитровато-покорной ухмылкой сказал Липтак. – Хорошему врачу говорить про это оплошка, потому как надежа есть завсегда. Разве не так?
Керекеш молча обошел болтливого старика и взбежал вверх по лестнице.
– Приятного аппетита вам к ужину! – крикнул вслед ему Липтак.
Магда поцеловала мужа, заметила его подернутые тенью глаза и вытянутое лицо, но сказать об этом вслух поостереглась. Ей хотелось поднять его настроение доброй вестью.
– Жолту немного лучше, – вполголоса сообщила она, так как дверь столовой была открыта.
– Ты хочешь сказать, что он протрезвился?
– Нет худа без добра, Тамаш. Ведь против алкоголя взбунтовался весь его организм, сама природа замучила мальчика. Мне кажется, он и сам уже сделал соответствующий вывод.
Керекеш отмахнулся.
А чуть позже, несмотря на всю свою осмотрительность, Магда все-таки ступила на мину.
– Как твой коматозный больной? Дядя Иван?
Керекеш в изнеможении рухнул на стул. Напротив сидела Беата и голодными глазами смотрела на сандвичи, Жолт потирал бледную физиономию, а Тибор улыбался неизвестно чему.
Керекеш бросил на жену мрачный, предостерегающий взгляд и кратко ответил:
– Экзитировал.
Жолт поднял голову.
– Экзитировал? – переспросил он фальцетом.
Керекеш положил сандвич, налил вина и выпил.
– Ты его знал? – спросил он Жолта.
– Да так… – неопределенно ответил Жолт.
И вспомнил, как однажды старик Иван, копавшийся возле изгороди, глотнул палинку прямо из бутылки, а он, Жолт, подошел к проволочной ограде и прочел ему идиотское двустишие, которое сочинил Дани: «Чего жаждет бедняга Иван? Выпить он жаждет водки и пива». Старик страшно тогда рассердился. Сейчас бы это двустишие прозвучало так: «Экзитировал бедняга Иван, не надо ему ни водки, ни пива». Жолту вдруг страшно захотелось узнать, как происходит экзитус.
Он взглянул на Беату. Ее гладкое личико не выражало вопроса. К слову «экзитус», как и к другим иноязычным словам, она была вообще равнодушна. А сейчас ее интересовали только сандвичи. Вот что значит быть Беатой, то есть счастливой.
Ужинали без аппетита. Жолт жевал сухую галету, запивая ее минеральной водой, и делал вид, будто ест с удовольствием. Тибор не очень разборчиво бормотал, говоря о себе во множественном числе.
– Посолим сыр! – едва слышно приговаривал он. – Снимем кожицу! Выпьем не торопясь за наше здоровье! Вино прекрасное. Еще стаканчик… Вот так. М-м-м, вот это букет!
Жолт чувствовал, что к сандвичам с ветчиной Магда-два подсовывает отцу сюжеты успокоительного характера. В лаборатории с непроизносимым названием, где работала Магда и где изобретали какой-то новый неоновый светильник, сотрудники приступили к весьма обнадеживающему эксперименту. Отец слушал, одобрительно кивал, словно его и в самом деле интересовали эти события.
– Обнадеживающему? – переспросил он.
Жолт набил рот галетой и незаметно ощупал желудок. Потом выпил минеральной воды. На минуту ему полегчало. Тогда он украдкой взглянул на отца – на лице его уже был написан вопрос: «Почему ты напился, Жолт?» Печальнее всего было то, что этого Жолт не знал и сам.
Дрожа от нетерпения, он норовил выйти из-за стола и улизнуть.
– Останься! – окликнул его Керекеш. – Подойди ко мне!
Жолт вскочил и стал перед отцом; складки на лбу Керекеша прорезались глубже, глаза потемнели.
Он оттянул пальцем нижнее веко Жолта.
– Тебе может сделаться хуже. Прими две таблетки энтеросептола.
– Такие серые шарики? – спросил Жолт, принуждая себя быть приветливым.
– Завтра чай и сухари. И пока побудешь дома.
– Хорошо.
– Кстати, кто такой Хенрик?
– Да мальчишка один, альбинос.
– Альбинос?
– У него совсем белые волосы.
– Ладно, ложись спать!
Жолту не верилось, что допрос окончен. Вновь вырвался у него странный тоненький свист, и, не оглянувшись, он вышел в соседнюю комнату. Одна половина комнаты, отгороженная ширмой, принадлежала ему, а другая, обставленная детской мебелью с зеленой обивкой, – Беате.
Жолт вынул из ящика постельные принадлежности. Он очень спешил, как будто его подгоняли, и все-таки лечь не успел; только-только он влез в пижаму, как дверь тихонько открылась и, потирая подбородок, вошел отец.
– В общем, он альбинос? – спросил Керекеш.
– Да.
– Суть, стало быть, в том, что он альбинос и лишь между делом вор.
Жолт молчал. Комната перед его глазами тихонько кружилась, и он старался держаться прямо. Ему казалось, что в этот раз отец будет краток: в глазах его светилась тихая грусть, не соответствующая произносимым словам. Без пиджака его худые плечи казались насильно выпрямленными.
– Будь тебе, скажем, лет восемь, я бы, пожалуй, понял, зачем ты крадешь в магазине гирю. Желание восьмилетнего мальчугана выкинуть этакий трюк как-то объяснить еще можно. Что ты украл еще?
– Шнурки.
– Шнурки?
– Я их вытянул из туфель кассирши.
– Понятно. Экстраординарная ловкость.
– Ох! – простонал Жолт, подавляя позыв к рвоте.
– Тебе кажется, что ты невесть какой ухарь.
Конечно, от этой истории осадок у Жолта был самый скверный. «Надо молчать», – внушал себе Жолт. Тошнить его стало чуть меньше, и тут же ему захотелось понять странное безразличие на сером лице отца.
– Так вот, – сказал Керекеш, – ставлю тебя в известность, что ты не ухарь. Смешно. Твой альбинос вел себя, как истинный рыцарь: он решительно отрицал твое участие в краже. Итак, ты считаешь, что ты действительно ухарь?
– Нет.
– Зачем же ты украл шнурки?
– Просто так. Из спортивного интереса.
Керекеш говорил задумчиво, почти закрыв глаза:
– Во всех твоих делах и поступках нет ни малейшего равновесия. Допустим, ты стал бы победителем олимпиады по математике или по биологии, тогда бы еще стоило поразмыслить, на кой черт тебе понадобились эти шнурки. Но у тебя ведь по математике двойка. Или я ошибаюсь?
– Да.
– Значит, ты вовсе не ухарь. Ни в чем ты не ухарь. Мне бы очень хотелось, чтоб ты им был. Но ты не ухарь.
– А я совсем не хочу им быть…
– Ты себя утешаешь, Жолт?
– Нет.
– Да, Жолт, да.