Скажи, Красная Шапочка - Ханика Беате Тереза (читать книги онлайн без txt) 📗

Перед поселком нам пора расставаться. Муха крепко сжимает мне руки.

Не сдавайся, — говорит он.

Я качаю головой.

Добро всегда побеждает, — говорю я.

Муха улыбается, он наклоняется ко мне, теперь мы одного роста, его рот неловко прикасается к моему, но все равно это приятно. Мягко и тепло, как мимолетный солнечный луч на лице. На этот раз я не отпихиваю его. Я жду, что же будет, жду, пока он не отнял своих губ от моих, и очень горжусь, что смогла выдержать поцелуй и не убежать. Я думаю, Муха знает, что я это сделала только ради него. Он чувствует это, потому что действительно меня любит.

Я медленно иду домой. Кроссовки болтаются у меня на шее. Мне нравится ощущать дорогу босыми ногами, хотя еще холодно и все мокрое от утренней росы. Домой я не спешу. Я никогда еще не ночевала не дома, не предупредив родителей, и теперь меня грызет совесть. Мама наверняка чуть не сошла с ума от беспокойства. Она, конечно, думает, что меня похитили, и теперь мне ее жалко, не то что вчера вечером, когда мне было на все наплевать и я думала, что надо сыграть с ними шутку позлее, и пусть им будет так же плохо, как мне. Теперь я понимаю, что если маме плохо, то мне это не поможет.

Может быть, другие вообще ничем не смогут мне помочь, может быть, я должна сделать это сама, а люди вокруг будут на меня смотреть. Лиззи, например, и Муха. Они будут стоять позади, поддерживая меня, и я всегда буду знать, что есть кто-то рядом, что я не одинока, а когда я повернусь и захочу бежать, кто-нибудь меня удержит.

Я снова решаю пройти через сад, перелезаю через ограду на террасу. Ключа у меня, конечно, нет, жалюзи везде опущены, кроме тех, что в комнате Анны. Я цепляюсь за подоконник.

Анна, — шепотом зову я через щелку в приоткрытом окне, Анна, это я!

Гора одеял, под которыми спит моя сестра, шевелится. Вид у Анны совершенно невозможный, волосы торчат во все стороны, но так она мне нравится гораздо больше. Сейчас она почти такая же, как раньше, раньше, когда мы были еще одной командой, возились, словно котята, в ее кровати, она была гораздо сильнее меня, но всегда делала так, чтобы побеждала я.

Анна сонно бредет к окну, и это хорошо, потому что у меня уже почти кончились силы висеть на подоконнике.

Откуда ты взялась, — шепчет она, а я мешком вваливаюсь в комнату, ты была с этим мальчиком?

Я киваю. Анна улыбается.

Я так и думала, — говорит она.

Что с мамой? — спрашиваю я.

Она выпила снотворное в пол-одиннадцатого, потому что ужасно переволновалась из-за тебя, в общем, после каникул тебя наконец отправят в интернат. Поздравляю от всей души, — говорит Анна, но на этот раз она говорит это почти ласково, совсем не так, как если бы ее действительно радовала такая перспектива.

Сестра укладывается обратно в постель.

Залезай ко мне, если хочешь, — говорит она, если ты сейчас выйдешь в коридор, они тебя наверняка зацапают.

Я заползаю к ней под одеяло, хотя ноги у меня грязные, но Анна ни полсловом об этом не упоминает.

Расскажи про этого мальчика, — говорит она, и я кое-что рассказываю, немножко, потому что остальное — это мой секрет, я не хочу открывать его Анне. Потом мы размышляем, что сказать родителям, и Анна предлагает, что я могу сказать, что спала у нее в комнате. Начиная с одиннадцати часов. Это очень мило с ее стороны, и я из благодарности решаю никогда больше не называть ее совой.

Ну разве что она снова будет вести себя как-то особенно мерзко.

Потом Анна засыпает, а я лежу на спине и думаю. А что если Анна действительно тот человек, который мог бы стоять позади меня, быть моей поддержкой и опорой, но я еще не готова, и поэтому быстро начинаю думать о Мухе. Я вижу его лицо надо мной на потолке.

Не сдавайся, Мальвина, — говорит он, только не сдавайся.

Четверг

Перед смертью она захотела поговорить со мной. Наедине. Всех остальных она отослала в коридор: маму, папу, Анну и Пауля. Дедушку, конечно, тоже. Он и так уже большую часть времени проводил в коридоре, или в туалете, или в столовой, потому что не мог смотреть на бабушку, потому что не мог смотреть, как она на глазах исчезает, становится все бледнее, как будто кто-то день за днем стирает все краски с ее лица. Она была очень слаба, из рук торчали капельницы, она хотела умереть, как только перестанет дышать. Поэтому на лице у нее не было кислородной маски, а во рту — трубки от аппарата искусственного дыхания. Моя бабушка всегда была очень разумной и практичной. Она не боялась умирать, она рассказала мне, что случится потом, когда ее уже не будет в ее теле. Она сказала, что этого не надо бояться и что боли тогда прекратятся, и она уже не будет одна, потому что самым худшим были боли и долгие ночи, когда она лежала без сна одна в своей постели и у нее было вдоволь времени, чтобы думать.

Мальвина, — сказала она за две недели до того, как отправиться обратно в больницу, человек, который не может сам дышать, больше не может жить. Ты понимаешь?

Я понимала, хотя искренне надеялась, что она сможет и дальше дышать сама и снова поздоровеет, еще один только раз, как в другие разы, когда ей приходилось ложиться в больницу, когда ей удалили левую грудь, а потом правую, накачивали лекарствами, а потом отправляли домой, всю в шрамах и ставшую еще немножко меньше.

В этот раз я больше не вернусь домой, — сказала она.

Я как раз устроилась в ногах ее больничной койки, ей нравилось, когда я так сидела рядом с ней, как будто мы вместе плывем в маленькой лодке по озеру, и вода отливает серебром. Она отчетливо видела озеро, гладкую поверхность воды, мелкий песок на дне и рыб, мелькающих под нами и исчезающих среди длинных мохнатых водорослей. Все это она могла видеть не закрывая глаз, так видишь только в детстве, когда мир представляется полным неожиданностей, а фантазии становятся почти явью. Меня это беспокоило, потому что бабушка начала видеть озеро с открытыми глазами всего несколько дней назад. До того все было по-другому, это была просто игра, а теперь я знала, что скоро она уйдет далеко-далеко и поплывет в нашей лодке одна, пока я сижу здесь и прислушиваюсь, не раздастся ли ее голос.

На этот раз тебе придется оставить меня здесь, — сказала она.

Я, конечно, слышать такого не хотела и почувствовала, что плачу, и ничего не могла с собой поделать, слезы просто капали из глаз, оставляя темные пятна на белой простыне, я беспокоилась за бабушку все больше, потому что поняла — она хоть и видела озеро очень отчетливо, но моих слез не замечала, ее взгляд проходил сквозь меня, как очень острое лезвие.

Обещай мне кое-что, — сказала она, обещай мне, что ты не оставишь дедушку одного.

Ее иссохшая грудь быстро поднималась и опускалась, так утомил ее этот разговор, она ощупью поискала мою руку на одеяле.

Я знала, что она имела в виду. Она имела в виду, что мне нельзя ни о чем говорить, что никто не должен узнать о том, что на самом деле часто происходило по пятницам в квартире дедушки.

Мальвина, — сказала она, обещай мне.

Я знала, что она не сможет умереть спокойно, если я этого не сделаю, поэтому я пообещала, и ее взгляд смягчился, остался со мной, не уходя к воде озера, которое простиралось за моей спиной до самого горизонта.

Той ночью она умерла. Мне снилось, что мы вместе плывем на лодке, я размеренно гребу, как будто никогда ничем другим не занималась, а бабушка, сидя впереди, наклонилась и опустила пальцы в воду.

Разбуди меня, когда мы приплывем, — сказала она.

Мама Лиззи всегда говорит, что нужно стараться, чтобы в твоей жизни все, что ты предпринимаешь, заканчивалось хорошо. Тут можно много чего сделать. Надо принимать решения, говорит она, и иметь достаточно смелости, чтобы пробовать что-то новое, не убегать и не прятаться от опасности, стойко переносить неудачи.

А главное — не надо слушать глупых советов, при этом она криво улыбается, это означает, что всегда нужно делать то, что хочется тебе самой.