Берег загадок - Рыбин Валентин Федорович (книги онлайн полные .TXT) 📗
Перебрались Ашир и Егор на остров, измазались по пояс донной грязной жижей, и пошли с севера на юг, приглядываясь к кустам. Сначала шли, разговаривали вполголоса и ружья наготове держали. Потом решили, что вряд ли их кабаны тут дожидаются, и покрикивать начали. Глядь, затрещали кусты. Огромный кабанище выскочил и понесся прочь. Егор в угон заряд послал. Выстрел прогремел, дым рассеялся, а кабан кинулся по грязи на восточный берег. Догнать, конечно, невозможно. Начали досадовать охотники на неопытность свою и ружья опустили. Пошли взглянуть на то место, откуда выскочил вепрь. И вдруг вылетает на них матка. Встала, ощетинилась, а на сосках трое или четверо поросят висят. Ашир успел выстрелить, Егор тоже. Свинья в агонии бросилась на охотников и расшвыряла их, как котят. Ашир опомнился, когда в воде по пояс оказался: А вода ледяная, терпеть невозможно. Выбрался опять на островок... Тут и Егор пришел в себя. Отыскали тушу в кустах. Приволокли на охотничий стан. Поросят поймать не сумели, попрятались в тугаях...
Почин, как говорится, сделали. Но заболел Ашир. Сначала озноб, потом температура высокая. Отправили его на судебеккере в госпиталь. Там установили диагноз — воспаление легких. Страшная для Ашир а болезнь, если учесть, что наполовину легкое вырезал еще военный хирург.
Трудно выкарабкивался из лап смерти Ашир. Восковым стал. На рёбрах одна кожа. Глаза ввалились. Но спасибо врачам: пенициллин где-то раздобыли, такой дефицитный в то время. Подняли на ноги с помощью этого лекарства. А когда поправляться стал, жена в госпиталь зачастила: каждый день приезжала и привозила мясное. То шурпу, то пирожки с мясом. Ашир не спрашивал, где она мясо достает. Потом узнал... Но еще в госпитале заметил, чем-то тяготится женщина, о чем-то умалчивает. Ашир выздоравливает, слава аллаху, а она смотрит на него печальными глазами и вздыхает...
Оказывается, вот что произошло. Сын Байлы однажды приходит из школы, садится обедать, мать ему радостно говорит: «Отец поправляться начал, сынок. Просил, чтобы привезла тебя к нему в госпиталь, повидать хочет» — «Ладно, мама, я хоть сейчас готов ехать», — отзывается Байлы, а сам шурпу уплетает. Наелся досыта, похвалил вкусный обед, взял корочку хлеба со стола и отправился во двор, чтобы покормить своего козленка. Зовет его, ищет по двору, а козленка нет нигде. Спрашивает тогда Байлы у матери: «Мама, где же мой джейран?» А она замешкалась, отвечает смущенно: «Разве ты не знаешь, Байлы? Егор приходил, прирезал джейрана. Сказал, что твоему отцу для поправки молодое мясо требуется». Байлы растерялся: «Как же так?!» Побледнел и надолго из дома ушел.
Когда Ашир вернулся из госпиталя, то не узнал своего сына, таким нелюдимым тот стал. Ашир подумал тогда: «Вместе с диким козленком погибла душа в мальчишке». Принялся уговаривать, чтобы не переживал. Пообещал другого козленка с гор привезти. Но сын лишь горько улыбнулся. А когда отболел своей глубокой детской печалью, появилось в нем жестокосердие.
Птиц стал из рогатки стрелять, собственному коту хвост отрубил, мерина колхозного угробил. Подговорил своих друзей: вместе вырыли яму, накрыли ее камышом и начали гонять мерина туда-сюда, пока он в яму не попал. Это в отместку Егору за то, что козленка зарезал...
Больше часа, пока ехал домой, беспрерывно вспоминал Ашир-ага о прошлом — весь ушел в себя.
Машина обогнула гору и выехала в широкую долину, посреди которой лежали угодья колхоза и село: типовые каменные дома, крытые жестью и черепицей. Стояли они в несколько рядов, образуя длинные улицы. На самой широкой, в тупике, высвечивал белыми стенами колхозный дворец культуры. Там же, рядом, контора и чайхана на арыке. Шофер, зная привычку старика-мергена после города непременно посидеть в чайхане, поделиться новостями со сверстниками, направил, было, машину в ту сторону. Ашир-ага попросил неловко:
— Вези домой, Аман. Устал сегодня что-то.
— Ладно, яшули, — понимающе согласился шофер, — Как скажете, так и будет. Если по-честному говорить, то на собраниях люди гораздо больше устают, чем в поле.
— Не остри, без тебя тошно, — отозвался старик и вылез из машины.
Дома, как всегда, он застал жену на тахте, с внуками. Детвора кинулась к деду за гостинцами. Не было случая, чтобы Ашир-ага, побывав в городе, не привез чего-либо малышам. А сегодня забыл. Он даже не вспомнил о внучатах; так сразил его шалопай с трибуны. Старик принялся извиняться, пообещал: завтра или послезавтра обязательно поедет, специально за гостинцами. Жена сразу поняла: что-то не так.
— Уж не случилось ли беды с Байлы? — вкрадчиво спросила она о сыне.
— Ай, что с ним может случиться! — вскипел Ашир-ага. — Он все огни, воды и медные трубы прошел. Со мной случилось. Какой-то негодник оскорбил при всех. Опозорил!
— Не обращай внимания, — сказала жена. — Теперь все друг друга оскорбляют.
— Ладно, шайтан с ним, — отмахнулся Ашир-ага и вошел в дом.
Он прилег на ковер, сунув под голову подушку: решил забыть об этом неприятном собрании. Сон придет — все заботы и тревоги снимет. Но стоило ему зажмуриться, как перед глазами опять появился берег Амударьи, заросший дженгелями.
Загрустил Ашир-ага от воспоминаний. Встал с ковра, отправился чай вскипятить. Вскипятил, заварил, сел пить — и опять прошлое как из зеркала смотрит. Тогда он телевизор включил. Балет на экране. Приятная музыка и балерина в белом. Немножко оттаяло сердце, но тут городская программа новостей. Её Ашир-ага никогда не пропускал. Уселся поудобнее, локтем о колено оперся, пиалку поднес к губам. Отхлебывает чай и смотрит внимательно. Сменяются кадры и вот — президиум собрания и Ашир-ага за столом. Улыбается жалко, по сторонам смотрит, словно помощи ищет... И этот негодник в куртке на трибуне, рукой машет... А вот и зал: одни смеются, другие морщатся. В дикторском тексте, конечно, ничего предосудительного Ашир-ага не усмотрел. Просто сообщение о том, что состоялось собрание Общества охраны природы. Но телекадры окончательно «выбили из седла» старого мергена. Поставил он на сачак пиалу и закачал головой: «Как же теперь людям в глаза смотреть? Теперь придется каждому встречному-поперечному объяснения давать... «Извините, мол, уважаемые, но тот мальчишка болтает с трибуны не то, что следует»
Если уж говорить об уничтоженных животных, то начинать разговор надо с усатого Пермана, — подумал с иронией Ашир-ага. — Властный был человек и деятельный. Приехав с войны, сменил он Набат-дайзу и за два года навел в колхозе полный порядок. Ферма появилась, конюшня пополнилась скаковыми лошадями, овощи на базар колхозники повезли. Но и гостей прибавилось в селе. Чуть ли не каждый день к Перману люди из города заглядывали, в шляпах и макинтошах. Пили, шашлыки жарили, на охоту ездили с председателем. Три «виллиса» приобрел для правления Перман. Иногда сразу на трех выезжал с гостями поохотиться на джейранов...
Вспомнил Ашир-ага о первой ночной охоте на такырах. Неслись с зажженными фарами, обходя стадо джейранов слева, и палили из ружей по беззащитным животным. К утру, когда стащили всех застрелянных джейранов в кучу, получилась целая горка туш. Перман счастливо похохатывал и приговаривал: «Говорят, Тимур из черепов башни строил. Мы тоже могли бы! Не так ли? Но нам не надо башен. Мы заложим это мясо в котлы. Верно, снайпер Ашир?» — «Нет, не верно, — возразил Ашир. — Это была не охота, а мясорубка. Вы ожесточились, Перман-ага, на войне до неузнаваемости! Вы потеряли уважение к родной природе. Разве так можно?» Перман похмыкал, поулыбался сердито, раза три носком сапога песок ковырнул и отошел от Ашира. Больше его на ночные охоты не приглашал. Назначил бригадиром хромого Егора, а позднее, в отместку Аширу, сына его, Байлы в охотники «записал». Мальчишка сначала тайком выезжал с председательской ватагой на такыры, а потом обнаглел, дерзить стал, отец ему не помеха... Однажды, когда Байлы привез домой с охоты двух застреленных джейранов, Ашир прогнал его со двора. Крикнул вслед: «Иди к своему кровожадному Перману!» — «Ну и пойду!» — отозвался Байлы...
