Второе рождение Жолта Керекеша - Тот Шандор Шомоди (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗

Пока он болел желтухой, в доме была тишина, – может быть, потому, что сам он вел себя слишком тихо. Устало сгорбившись в уголке тахты, он запоем читал. На стеганом одеяле громоздились сочинения Джека Лондона; один роман – «Люди бездны» – отец предписал прочесть по-немецки, но книга ему показалась настолько скучной, что он перевел всего три страницы. Упреки Магды он оставлял без ответа. А Дани навещал его редко и сидел недолго, так как каждый день три часа посвящал упражнениям на гитаре. И Жолт его не удерживал.

Потом эту мертвящую тишину стал нарушать пронзительный, нервный голос очкастой девушки-репетитора, которая приходила дважды в педелю. Потом она ходить перестала, и говорили, что ее поразил паралич лицевого нерва. Жолт испытал тогда мрачное удовлетворение. Для него было так очевидно: от угрюмо-коричневой геометрии у любого может отняться половина лица. Даже и у него. Как втиснуть их в голову, все эти бесчисленные призмы, кубы, пирамиды… Нет, здоровее от них не станешь – тут все ясно, как дважды два.

А вареный картофель, который он изо дня в день глотал, а яблоки без кожуры, а кашица для беззубых младенцев, а вязкая, с тошнотворным запахом сырная масса… С последней, правда, ему повезло: Зебулон обожал сырную массу и уничтожал ее молниеносно. Таким образом, оба, щенок и хозяин, были крайне довольны друг другом.

Зебулон подрос и превратился в высокого, стройного пса с гладкой белоснежной шерстью и темно-серыми, цвета копоти, крапинами. Его кроткая черная морда с грустными умными карими глазами и горделивые, похожие на кошачьи движения давали мальчику достаточно пищи для наблюдений и размышлений.

Лежа ничком на тахте, Жолт подолгу, часами, смотрел на собаку.

Даже сон Зебулона был зрелищем не только любопытным, но и комичным. Ноги его во сне ритмично вздрагивали, и было видно, что он выбрасывает их прямо, как будто бежит. Вот он слегка замедлил бег, – значит, учуял какой-то запах; а теперь его ноги судорожно напряглись, словно он приготовился броситься на кошку или на зайца. Жолт поражался: спящая собака наглядно и точно воспроизводила все, что видела во сне. Она выходила на охоту, преследовала зверя, дралась и, ощетинив шерсть, бросалась на добычу; а вот досталось и ей – недаром она жалобно заскулила; иногда она принималась лаять, и голос у нее был трубный, хотя и глухой, словно доносился издалека. И еще удивляла Жолта способность Зебулона мгновенно, словно бы от толчка, переходить от состояния сна к состоянию пружинистой бодрости, его неустанная преданность и умение безгранично любить. Открытая пасть, учащенное дыхание, посланный вперед корпус, готовое к прыжку тело, сверкание лучистых меланхоличных глаз, беззвучный смех – все это блаженное состояние у Зебулона вызывал Жолт. По первому знаку Зебулон, пританцовывая, бросался к его постели. Он не резвился, а лишь доверчиво укладывал голову на руки мальчика и глубоко-глубоко дышал. И было видно, как его радует один лишь запах хозяина; он урчал грудным необычным голосом, словно гигантская кошка, и осторожно клал передние лапы на одеяло. Жолт гладил его по голове, и Зебулон вздрагивал, садился и влажными от обожания глазами смотрел Жолту прямо в лицо, ни на секунду не отводя взгляда. Жолт задумчиво всматривался в его глаза, пытаясь в них что-то прочесть, но ему были не очень понятны ни беззаветная самоотверженность пса, ни причины его горячей привязанности – ведь он по опыту знал, что Зебулон желает лишь одного: повиноваться его приказаниям. Для Зебулона это было счастьем. От остальных членов семьи он старался держаться подальше и приказания их выполнял вяло и неохотно. А с чужими он вообще бывал презрительно-холоден, иногда даже по-звериному просто жесток.

«Что он во мне нашел?» – спрашивал себя Жолт с каким-то радостным удивлением. Совсем недавно Зебулон дал ясно попять – и, надо сказать, достаточно грубо, – кому навечно отдано его сердце. До этого случая все знали, что хозяином номер один или, если угодно, верховной властью для Зебулона является, естественно, доктор Керекеш. Только ему принадлежало право отдавать приказания, выносить приговоры, награждать и наказывать пса.

И вот одним прекрасным весенним утром вышли вместе из дома Керекеш, Жолт и Зебулон. Жолт отправлялся в школу, а Керекеш вывел Зебулона на непродолжительную прогулку. Зебулон, еще без поводка, прыгал рядом с ними и был совершенно счастлив – он любил такие совместные семейные выходы.

За воротами Жолт простился и поспешил направо, к автобусной остановке. Керекеш, держа в руке свернутый поводок, повернул налево. Ни Жолт, ни Керекеш не заметили, что их расставание повергло Зебулона в глубокое смятение. Он стоял на, тротуаре, расставив лапы и вертя головой, потом в глазах его полыхнул вдруг безумный огонь, в пять огромных скачков он догнал Жолта, завилял хвостом и, поминутно поглядывая вверх, пристроился к его ноге.

– Ты? – с изумлением спросил Жолт и остановился.

Керекеш свистнул, уши Зебулона, отзываясь на свист, шевельнулись, но он не бросился к главному хозяину, а уселся перед Жолтом и уставился в лицо ему умоляющим и одновременно требовательным взглядом.

– Зебу! Пошли! – позвал его Керекеш.

Зебулон лег на живот и не двинулся с места.

Кроткий, всегда послушный Зебулон вел себя очень странно – будто его накрепко приковали к ногам Жолта. И ласковый зов, и приказание Керекеша, отданное уже раздраженным тоном, вызывали лишь беспокойное постукивание лапой.

В конце концов Жолт отвел его сам, и Керекеш с изумлением посмотрел на сына. Жолт пожал плечами. Они снова простились. Когда Керекеш пристегивал поводок, Зебулон весь дрожал. Дальше он пошел, поджав хвост и упираясь на каждом шагу, беспокойный, угрюмый.

Его бесхитростная собачья душа возмутилась. Невиданно и неслыханно: как могли пренебречь его искренностью, с которой он выбрал вожака стаи! Именно так объяснил Магде эту странную перемену Керекеш, немного обидевшись, что Зебулон не его, а Жолта выбрал «вожаком стаи». Итак, говорил Керекеш, с точки зрения собаки хозяин – всего лишь вожак стаи, но вожаком может быть кто-то один. Даже с собачьей точки зрения, если угодно, двух вожаков быть не может.

Магда, смеясь, рассказала Жолту про обиду отца. А Керекеш, желая придать факту какую-то определенность, выразился следующим образом: «Similis simile gaudet», то есть: «Подобный подобному радуется» [7] . Разумеется, он имел в виду, что щенок еще очень молод.

И Керекеш снова ошибся: Зебулон в своей привязанности был последователен до конца. Жолт приобрел над ним такую безграничную власть, что стоило ему только хмыкнуть, как Зебулон тут же отказывался от еды, которую протягивал Керекеш.

Конечно, всем было ясно, что Керекеш поставлен в непривычное, можно даже сказать, оскорбительное положение.

Страстную привязанность собаки Жолт сносил молча и недоверчиво, а тот факт, что выбор «вожака стаи» пал на него, был принят им, без сомнения, с гордостью и удивлением. Так же примерно он принимал и необъяснимую нежность Беаты. Неистощимая, беспричинно горячая любовь Беаты и Зебулона его как-то стесняла и тяготила. И еще одно смущало его: когда он с ними встречался, его наполняла непонятная тихая радость. Никогда в жизни Жолт не доискивался причины, за что его любят девочка и собака. Да если бы он и думал над этим, что бы он выяснил? Что он мог знать о чувствах, налетающих внезапно, как вихрь?

Возможно, мы не слишком удалимся от истины, сделав такое предположение: Жолт понимал, что привязанность к нему Беаты и Зебулона в его нынешнем положении ничего не изменит. Пожелай он разобраться в этом странном явлении, то, очевидно, пришел бы к мысли, что любят его существа только самые маленькие и самые незначительные, ибо в глазах взрослых, значительных он был просто ничтожеством. Об этом легко было догадаться по устремленным на него взглядам. Он не забыл сказанного отцом, что он всего лишь гаденький хулиган и что в поступках его нет ни логики, ни равновесия. Но при чем тут логика, равновесие? Об этом рассуждать может только отец, потому что он не догадывается, что Жолт давно уже приговорил сам себя к молчанию. Он чувствовал себя словно лежащим глубоко под землей, как будто в воронке от бомбы, беспомощным и бессловесным.