Детство и юность Катрин Шаррон - Клансье Жорж Эммануэль (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Кушай, ну кушай, пожалуйста, — упрашивала мужа Берта.
После обеда Крестный сказал жене:
— А что, если ты споешь для девочки, Берта? — И, обернувшись к Катрин, добавил:-Она поет как ангел, ну прямо как ангел!
Берта покраснела, опустила голову и кашлянула.
— Ну, полно, полно, — улыбнулся Крестный и снова обратился к Катрин: — Берта у меня такая скромница, Кати… Никогда не поет ни для кого — только для меня одного, и то, если я не смотрю на нее.
Помолчав, он снова начал:
— Послушай, Берта, Катрин ведь ребенок, она мне как сестра или дочь…
Берта пролепетала что-то невнятное, неразборчивое, вроде того, что она, мол, не сможет при них…
— Ну хорошо, — вздохнул Крестный, — мы выйдем… Забудь о нас и пой, словно рядом с тобой никого нет.
Молодая женщина ничего не ответила. Крестный поднялся с лавки и увел Катрин в другую комнату, оставив дверь приоткрытой. Они довольно долго сидели друг против друга в спальне и молчали. Катрин зевнула: если сидеть и ждать вот так — безмолвно и неподвижно, — дело кончится тем, что она заснет; дремота уже подбиралась к ней, глаза закрывались сами собой.
И вдруг в соседней комнате зазвучал чистый и юный, словно весна, голос.
Сначала он был неуверенным, как у птицы, которая каждую минуту готова вспорхнуть и улететь, но скоро окреп, налился силой. Катрин увидела широкую счастливую улыбку Крестного и, глядя на него, невольно улыбнулась сама. Они слушали, улыбались и были счастливы.
Соловушка лесной, говорила песня, Соловушка лесной, Научи меня своим трелям, Соловушка лесной, Научи меня любить…
Когда Берта умолкла, Катрин заметила слезы на глазах Крестного.
— Ну, — сказал он, — разве это не прекрасно? Так поют, наверное, только ангелы в раю.
Они вернулись в кухню. Увидев их, Берта потупилась и залилась краской.
Катрин молча подошла к ней, схватила ее руку и поцеловала.
— О!.. — прошептала, растерявшись окончательно, молодая женщина.
Крестный рассмеялся.
— Ну, вот вы и подружились, — весело сказал он.
И он не ошибся: с той минуты, как Катрин услышала пение Берты, в сердце девочки исчезла ревность, которую она бессознательно испытывала к молодой жене Крестного. Теперь ей уже не хотелось расставаться с ней. Но зимний день быстро угасал, за окном темнело, и Крестный заявил:
— Кати, нам пора идти.
— Уже? — огорчилась Берта. Катрин стала одеваться.
— Вы пришли без шарфа, Кати? — ахнула Берта в момент прощания. — Бог мой! Так недолго и простудиться…
Она сняла с гвоздя за дверью свой шарф из коричневой шерсти и закутала им шею Катрин.
— Крестный принесет вам его обратно, — сказала та.
— Нет, нет, оставьте его себе на память: у меня есть другой, такой же теплый… Не задерживайся, пожалуйста, — попросила она мужа.
Не прошли они и десяти шагов по дороге, как перед ними возникла высокая фигура мужчины, торопливо шагавшего им навстречу.
— Но… это отец! — удивился Крестный.
Рука Катрин, лежавшая в его ладони, внезапно похолодела. Поравнявшись с ними, Жан Шаррон закричал:
— Она была здесь! Она была здесь, дрянная девчонка! Ей дела нет, что мать помирает от страха и беспокойства! Ее искали везде, везде!
Он замахнулся на Катрин, но Крестный быстро заслонил девочку.
— Нет, нет, отец, не надо, — сказал он. — Конечно, Катрин поступила плохо, но это же просто ребячество. Во всем виноват я: девочка целый день ждала меня с подарком и, не дождавшись, пошла к нам сама.
— Она не могла предупредить нас? — гневно спросил Жан Шаррон. — Нет?
Всыпать ей надо как следует!
— Полноте! — ответил Крестный. — Сегодня Новый год, забудем об этом! Вы ее нашли — это самое главное. С Новым годом, отец! С новым счастьем!
— Счастья тебе и твоей жене, — ответил, смягчившись, Жан Шаррон.
Он зашел на минутку в дом Крестного. Это Франсуа, рассказал он, надоумил его напоследок спросить у Жюли и Орельена, не встречалась ли им, случайно, Катрин. И они ответили, что да, они видели ее, но не в Ла Ганне, а в городе; что она куда-то торопилась и ушла в сторону Верха. Тут-то отец и догадался наконец, где искать беглянку.
Катрин слушала, со страхом ожидая минуты, когда она останется с глазу на глаз с отцом и тот снова начнет ее отчитывать, а может быть, и побьет.
Угадав опасения девочки, Крестный взялся проводить их.
Было уже совсем темно, когда они двинулись в путь. Катрин шагала между двумя мужчинами, крепко держа их за руки.
В доме-на-лугах ей пришлось снова выслушивать попреки, на сей раз уже от матери. Впрочем, отец тоже не молчал. Но девочка почти не обращала внимания на их слова; в ушах ее, вместо родительских нотаций, звучал высокий и чистый голос Берты: Соловушка лесной…
— Честное слово, — проворчал отец, — девчонка совсем спятила: улыбается, когда ее ругают!
Глава 22
Едва поправившись, мать снова начала ходить на поденщину, но вид ее внушал жалость.
— Что вы хотите? — говорила она крестной Фелиси, упрекавшей мать за то, что та губит свое здоровье. — Что вы хотите? Жан зарабатывает сущие пустяки.
Правда, Обена с Марциалом кормить больше не надо, но зато появилась Туанон… Ну, и леченье Франсуа, сами знаете, стоит денег.
Да, Марциала и Обена кормить теперь не приходилось, а вскоре не понадобилось кормить и Катрин. Соседка Шарронов по Ла Ганне, молоденькая работница фарфоровой фабрики, вышла замуж за вдовца с двумя малолетними детьми, фермера из Ласко, что в окрестностях Ла Ноайли. Новоиспеченная фермерша пожелала нанять служанку для присмотра за ребятишками. Скупые и прижимистые, как большинство крестьян, муж и свекровь сначала не хотели даже слушать ее, но в конце концов все-таки уступили, и бывшая фабричная работница явилась в дом-на-лу-гах нанимать Катрин. Клотильда каталась по полу, рыдала и умоляла, чтоб у нее не отнимали ее ненаглядную Кати. Но что поделаешь? Приходилось расставаться.
— Не плачь, Кати, — говорила фермерша, — я буду твоей подругой.
И Катрин без особой грусти последовала за румяной и круглолицей Аделаидой Паро.
На прощание отец сказал Аделаиде:
— Кати уже скоро одиннадцать лет. Я охотно отпускаю ее к вам, но при одном условии…
Он помолчал и взглянул на жену:
— Вы должны разрешить ей посещать уроки катехизиса. Мать кивнула в знак согласия.
— Ладно, пусть ходит, — согласилась Аделаида.
За долгую дорогу до фермы Ласко молодая фермерша разоткровенничалась.
Замуж она вышла со скуки, доверительно сообщила Аделаида Катрин. Родители ее были знакомы с матерью молодого вдовца; они и устроили этот брак. Что касается самой Аделаиды, то она была по горло сыта фабрикой и потому сказала «да».
— Мне до смерти надоело там работать, — сказала Аделаида, — но, должна тебе сказать, что в Ласко тоже не больно-то весело! — И добавила:-Я ужасно рада, что ты будешь жить у нас.
Наконец они добрались до Ласко. Увидев большой двухэтажный дом, Катрин воскликнула:
— Э, да вы, оказывается, богатые!
— Ты так думаешь? — усмехнулась Аделаида. — Я что-то не замечаю.
И правда, этого никак нельзя было заметить, потому что и сам хозяин фермы Тома Паро, и его мать, старая Марселина, были такими скрягами, каких свет еще не видывал. Справедливости ради надо сказать, что всем домом заправляла старуха; сын был лишь покорным исполнителем ее воли. Тома Паро всегда конфузился, когда его новая озорница-жена откровенно высмеивала их скупость. Бывшая работница фарфоровой фабрики за словом в карман не лезла, и Тома совершенно терялся под градом ее насмешек.
Без Аделаиды Катрин, наверное, умерла бы с голоду на ферме Ласко. К счастью, хозяйка никогда не забывала о девочке.
— Вот тебе, Кати, завтрак, — говорила старая Марселина, ставя на стол миску с горячей водой и двумя ломтями черного хлеба.
Начальный курс христианского богословия, то же, что у нас в дореволюционной школе закон божий.
