Переправа - Браун Жанна Александровна (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
— Думаю, что вы усложняете, Владимир Лукьянович. Дименков опытный офицер. Его рота досрочно выполняет задание…
— К нему лейтенант толковый пришел. Строитель.
— Значит, умеет использовать. На тактических занятиях они тоже показали себя для начала неплохо. По-моему, на сегодня — это главное. Или у вас есть факты?
— Фактов у меня нет, но вот о чем я думаю… Хуторчук недавно в полку, а солдаты за ним в огонь и воду пойдут. А вот за Дименковым… не уверен.
— Да? Подумаем, — сказал Муравьев. — Так что будем делать с вашим Тураевым? Как бы он там дров не наломал…
— Я с ним поговорю. Он парень разумный.
На улице было совсем темно, и там, где кончался свет фонарей, начинались звезды. На безоблачном небе мягко светилась белесая полоса Млечного Пути. Груздев нашел Плеяды — шесть осенних сестер. Деды говорили: «Плеяды на заход пошли — пора к пахоте готовиться». А вон первая и главная звезда его детства — Полярная. Отец прежде других показал. Всякое в лесу случается, поэтому охотнику верный ориентир нужен, чтобы к дому выйти. Здесь Полярная ближе к горизонту, чем в его родных архангельских краях. Груздев подмигнул звезде по-родственному, застегнул плащ, надел плотнее фуражку и неторопливо зашагал по неосвещенной аллее, пересекающей территорию части наискосок.
Тьма скрадывала пространство, помогала сосредоточиться. Из окон столовой падали на землю длинные прямоугольники света, вырывая из тьмы аккуратные кучки палых листьев. Завтра их вывезут и сожгут в карьере. Это делалось из года в год не только в частях, но и во всех городах, где Груздеву приходилось бывать. Он не мог понять — почему? Его мать по осени ходила в лес с мешком и устилала огород слоем принесенных из леса листьев. Издревле перегной считался лучшим удобрением. Мать, наезжая в город, дивилась: «Природа сама земле хлеб дает, а они, неразумные, что делают?»
В столовой хлопала дверь, слышались молодые здоровые голоса, хохот, команды. Со стороны казармы доносилась дробь барабанов. Вокруг темного чрева полковой пепельницы волчьими глазами вспыхивали огоньки сигарет. Кто-то восторженно завопил:
— Это кто же к нам хромает? Да это же наш заслуженный шланг Александр Микторчик! Что же это вы кушать опоздали?
— Здорово, воины! Задержали в штабе, еле вырвался.
— Неужто самому полковнику советы давал?
— А что? Думаешь, не смогу?
Груздев остановился. «За таким хохотом и артиллерийскую канонаду не услышишь», — подумал он, сочувствуя Микторчику. Внезапно Сашкин обиженный тенорок вырвался из общего гама:
— Думаешь, треплюсь? Спроси хоть у замполита, Мишка. Мы с ним полную неделю конференцию по обмену опытом готовили.
— Повтори, Сашка, я не понял: кто с кем будет обмениваться опытом на этой конференции — замполит с тобой или ты с замполитом?
Груздев улыбнулся. Вот черти языкатые! Между прочим, любопытная метаморфоза с Микторчиком происходит… Вначале он любой ценой: унижений, слез, симуляции — искал места потеплее и полегче. Казалось бы — нашел. Чего еще надо? Ан нет, маловато этого даже для такого откровенного приспособленца, как Сашка. Уважения жаждет.
Возле своего дома Груздев увидел на лавочке девушку в темных квадратных очках. Перед нею стоял высокий офицер и что-то негромко бубнил, ритмично взмахивая рукой. Стихи, что ли, читает? Интересно, кто бы это? Любителей стихов, по сведениям Светланы Петровны, в полку не наблюдалось. Матовый плафон над парадным скудно освещал спину офицера в коротком плаще и длинные тонкие ноги в сапогах.
— Почитайте еще что-нибудь, — попросила девушка, и Груздев с изумлением узнал голос собственной дочери.
Он остановился и в смятении привалился плечом к сосне. Многие годы он бездумно шутил, что вот, мол; растишь, растишь девицу, а потом придет чужой дядя и уведет ее. Значит, вот как это бывает… Да что же это, черт побери! Откуда он взялся? И Ксюха хороша… Еще очки дурацкие нацепила, для интересности, что ли?
— К сожалению, мне надо идти, — сказал офицер. — Когда вы теперь приедете?
— В субботу к вечеру.
— Давайте встретимся в субботу, я вам принесу Кедрина. Он у меня с собой.
«Малахов! — определил Груздев. — Каков наглец! Уже и свидание назначает… Ну, красавица, погоди, я с тобой дома поговорю!»
Груздев сердито шагнул из тени на свет и снова застыл в растерянности: как попасть домой? Пройти мимо и не поздороваться — подумают, что разгневался. А поздороваться — решат, что с намеком… И разозлился: только этой проблемы ему не хватало для полноты жизни. Ну, Свет Петровна, учительница золотая — воспитала доченьку: домой нормально не попасть.
— Ой, папка! — радостно воскликнула Ксюша, вскакивая. — Мы тебя ждали, ждали… Мама к Черемшановым пошла тебе звонить.
— Это почему? — сухо кивнул Малахову, спросил Груздев.
— Ты свои ключи утром забыл. И я забыла, как нарочно. А мамины у тебя. Хорошо, с Борей встретились, а то хоть пропади…
Вот так. Уже и Боря… Ну и темпы у нынешней молодежи!
— Ладно, Ксения Владимировна, пошли домой. Здравия желаю, Борис Петрович. Вы, кажется, торопитесь?
Глава XIX
Малахов удивленно смотрел, как уходили Груздевы: подполковник мрачно насупясь, а Ксюша смущенно. На пороге она оглянулась и махнула ему рукой из-за отцовского плеча.
— До свидания, Борис. Заранее благодарна за Кедрина!
Малахов понял: она напомнила про субботу не потому, что мечтала о встрече с ним, а из чувства противоречия отцу.
«Ерунда какая-то, — думал Малахов, торопясь в казарму. — Не похоже все это на замполита. Вероятно, есть более серьезная причина его настроения. Подполковник не тот человек, чтобы яриться из-за пустяков».
Клуб сиял огнями. Откуда-то сверху был слышен неумелый звук трубы. Кто-то упорно пытался освоить маршевую строчку из «Прощания Славянки», срываясь постоянно на верхнем «до». Из открытой фрамуги спортзала к Малахову долетел иронический голос Виталия: «Па-азвольте, сударь! Как вы ручку держите? Димыч, оглох, что ли? Тебе, тебе говорю! Ты вальсировать сюда пришел или бороться?!»
Малахов завидовал Виталию белой завистью. Хуторчук вошел в жизнь полка, как нож в сметану. Словно прослужил здесь годы. Через два дня Виталий перешел на «ты» со всеми взводными и ротными командирами. Через неделю организовал секцию по джиу-джитсу для офицеров. Через две — убедил майора Черемшанова, а через него и полковника, отдать его роте вдрызг разбитый грузовик.
— Одолжи мне своего чудодея Степанова, — сказал Виталий, получив в свое полное распоряжение грузовую развалину. — Мы с ним покумекаем над покойничком — побегает еще на воле.
— Зачем это тебе? — спросил Малахов.
— Взаимозаменяемость отрабатывать. Чтоб все мои гаврики, а не одни водители, умели баранку куда надо вертеть. Если сильно возжелаете, сударь, могу и вас взять в долю. Мой девиз, филолог: каждый солдат роты должен овладеть всеми воинскими профессиями, кои существуют в данном нам богом и генералом подразделении. Ду ферштеен?
— Спрашиваешь! Беру половину акций.
В секцию джиу-джитсу офицеры, особенно молодые, рвались, и Виталий был вынужден ограничить прием, но Малахова уговаривал сам. И сегодня, собираясь в клуб, Виталий снова завел этот разговор:
— Борис, не увиливай. Хоть ты и пропустил несколько занятий, я тебя живо поднатаскаю. Поверь, старина, эта борьба для офицера крепкое дело. Это не просто знание серии приемов — совершенство духа и тела.
— Я понимаю, Виталий, но мне нужно идти к своим.
— Конец света! У солдат сейчас личное время. Лич-ное! Дай ты им отдохнуть от тебя, не метельши… Слушай, филолог, что-то ты мне не нравишься. Случилось что?
Малахов молчал. Говорить на эту тему ему не хотелось. После комсомольского собрания Виталий кричал на него, не стесняя себя определениями, за то, что Малахов собрание не подготовил, пустил на самотек и в результате подставился… А командир на эту роскошь не имеет права.
