Джаваховское гнездо - Чарская Лидия Алексеевна (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Кончается вечер. Разрастается все шире и шире могучая восточная черная ночь. В кунацкой молчат. Тихий ангел слетел незримо и покрыл присутствующих своим сизым крылом.
Это дань охватившему всех глубокому волнению. Взоры потуплены. На ресницах кое у кого дрожат слезинки. Одухотворенно глядят глаза. Улыбаются губы, невольно, счастливо.
— Вот когда я послушал бы музыку! Твою арфу послушал бы я, Даня! — пробуждается первым Валентин.
— Арфу? Но ее нет со мною.
— Ты ее забыла в Бестуди?
— Нет.
Слабым румянцем окрашиваются прозрачные щечки.
— Я оставила ее там, не забыла. Оставила нарочно в сакле покойного Хаджи-Магомета, — смущенно роняет Даня.
— Нарочно оставила? — раздается сразу несколько недоумевающих голосов.
— Нет. Этого не может быть! — замечает Валь. — Ты, которая так любила свою арфу!
— Да, я любила и люблю ее бесконечно, — объясняет спокойно Даня, — но она меня делала такой тщеславной, честолюбивой последние годы. И я решила оставить ее, расстаться с ней на время. Я вернусь к ней, вернусь за нею, конечно, вернусь, может быть, через год, два, а то и больше. Непременно вернусь. В моей душе, я чувствую, есть доля, маленькая доля артистки, которая не позволяет мне совсем бросить арфу. Но я вернусь к ней не раньше, как кончу учиться у тети Люды, выдержу экзамен в гимназии, поступлю в музыкальную школу — в консерваторию. И вот тогда, тогда, подготовленная знанием к жизни, я отдамся карьере артистки. Но не раньше, не раньше. Клянусь моей огромной любовью к «другу», клянусь.
Восторженное личико сияет. Синие глаза, полные неизъяснимой преданности, ловят взор Нины.
Сердце суровой по виду княжны вздрагивает. Теплая волна разливается в душе Бек-Израил. Здоровая рука ее ложится на прильнувшую к ней белокурую головку.
«Что значит перед такой минутой замкнутое, личное счастье?» — думает княжна. Нет, она была права, тысячу раз права Нина, что бедным одиноким детям-сиротам решила отдать всю свою молодую рабочую жизнь.
И гордая своим торжеством, она устремляет взоры туда, во тьму, где крадется родная восточная красавица-ночь, где Кура тоскует, жалобно, тихо и покорно.
