Дети блокады - Сухачев Михаил Павлович (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
– Не плачь, Витенька, милый, герой ты наш. Больно, да? Потерпи. Сейчас тебя отнесут в лазарет, перевяжут…
Вот такого внимания он не ожидал и не хотел. Стыд какой!
– Я и не плачу, чего вы выдумали! Ни капли не больно! Песок попал в глаза! И нести меня не надо – сам дойду!
Витя встал. Кровь потекла еще сильнее. Не успел он сделать и двух шагов, как крепкие мужские руки старшего пионервожатого подхватили его.
– Не трогайте, я сам! – задергался мальчуган.
– Не валяй дурака! Посмотри на себя, как поросенок недорезанный! Сиди смирно! – успокаивал его пионервожатый.
Когда приехали Эльзины родители, Витька и Эльза лежали в смежных палатах лазарета. Девочка чувствовала слабость и немного температурила. Врач сказал, что это от испуга. Однако вскоре Эльза выздоровела.
У Виктора же оказалась порванной связка в ступне, и теперь нога его покоилась в гипсе, тело все было вымазано йодом, а левое плечо еще и забинтовано.
Пожаровы пришли навестить его все вместе. Виктор не знал, как себя вести, и прикрывал свое смущение грубоватостью.
– Ты прямо герой, Витя! – ласково сказала Мария Яковлевна. – Твоему подвигу в лагерной стенгазете посвящена большая статья «Равняйтесь на мужество!».
– Да ерунда это все, – ответил он.
– Нога еще, наверное, будет долго болеть, – продолжала она.
– Ну и наплевать.
После такого ответа Сергей Яковлевич расхохотался, чем привел в замешательство жену больше, чем мальчика.
Потом, когда Пожаровы вышли из лазарета и остановились на крыльце (как раз рядом с окном его палаты), Виктор хорошо слышал продолжавшийся между ними разговор.
– Возможно, он и хороший мальчик, но грубый… – громко говорила женщина.
– Вот такой и бросится спасать не задумываясь, – перебил ее муж.
– Сережа, я тебя не понимаю. Это же недостаток воспитания, что ты оправдываешь? Наверное, еще не знаешь, что неделю назад он побил Эльзу.
– Знаю, знаю, мне рассказали. Больше того, когда его хотели выгнать за это из пионерского лагеря, то твоя воспитанная дочь устроила кошмарную истерику начальнику лагеря.
– Эльза, доченька, неужели это правда? – удивилась Мария Яковлевна.
– Да, мама. – В голосе дочери не было не только тени смущения, но даже слышалась незнакомая доселе твердость.
– Какой ужас! – запричитала Мария Яковлевна. – Я ничего не понимаю!
– Эх, Маша, чтобы это понять, нужно вспомнить свои одиннадцать-двенадцать лет, – улыбнулся Сергей Яковлевич, потом обратился к дочери: – Эльза, пригласи его к нам, когда вернетесь из лагеря.
– А как? Он ведь к девчонке в дом не пойдет.
– Скажи, что приглашает отец, мол, у него есть авиамодель и он хочет ее показать.
– Но ведь у тебя никакой модели нет. Что же ты покажешь?
– Ну, модель к тому моменту может появиться или, наоборот, пропасть, а показать есть что, он ведь технику любит.
Но Виктор от приглашения отказался, хотя ему очень хотелось узнать, как живет Эльза, встретиться с ее добрым отцом, ведь своего отца он совсем не помнил. Отказался, потому что был невольным свидетелем этого разговора.
Валерки нигде не было. Виктор потолкался в толпе, громко и бесцеремонно окрикнул несколько раз друга и оглушительно свистнул, пока не получил увесистый подзатыльник от пожилого мужчины.
«Не стал дожидаться. Ну ладно. Еще придет подлизываться», – подумал он и направился к трамвайной остановке.
На остановке было много народу, но своего друга Витька приметил тотчас. Да и Валерка как будто ждал его: помахал издали рукой.
– Чинарик хочешь? – Валерка раскрыл ладонь, на которой лежали окурки самых дешевых папирос «Звездочка».
– Нет, дома сразу учуют – выдерут.
– На, потом покуришь, – совал Валерка окурок, пытаясь загладить размолвку.
– И потом не буду.
Витька не забыл, как перед отъездом в лагерь оба они получили хорошую выволочку от его старшего брата Андрея – студента Института связи. Во дворе, за сараями, друзья играли в маялку [2]. Оба курили и, увлеченные игрой, не заметили, как подошел Андрей. Он сгреб Витьку за шиворот, повернул к себе, вырвал окурок изо рта и перчатками отхлестал по щекам.
«Еще раз увижу – оторву башку. Это касается и тебя», – повернулся он к Валерке.
«Ха! Не имеешь права распускать руки!» – огрызнулся Валерка, бросив на всякий случай окурок и отступив назад.
«Ах ты, сопляк паршивый!» – Андрей в два прыжка настиг Валерку и повторил воспитательный прием в той же последовательности.
На Виктора это подействовало. Наверное, еще и потому, что курил он без всякого желания, а так, для форса, и только в своем «обществе».
– Чо, бросить, что ли? – Валерка держал на вытянутой ладони окурки.
– Ага.
Валерка без сожаления высыпал под ноги чинарики и придавил их ногой.
– Как поедем, на подножке или на «колбасе»? – спросил он.
– На подножке и без нас много.
Они выждали, пока тронулся с места трамвай, на подножках которого, как гроздья винограда, висели люди, и вскочили на сцепку заднего вагона, держась одной рукой за резиновый шланг тормозной системы, а другой – за карниз оконного стекла. Это был их любимый способ езды на общественном транспорте. Ребята не торопились цепляться прямо на остановке. Это и рискованно: взрослые могут согнать, да и никакого шика. А вот если дать трамваю набрать скорость, это совсем другое дело. Рано прыгнуть – недостойно. Еще хуже – не догнать. От стыда можно провалиться, ведь с задней площадки вагона наблюдают. Спрыгнуть тоже надо умеючи: на большой скорости и, по возможности, быстро остановиться. Нет ничего позорнее после соскока бежать вприпрыжку или еще хуже – шлепнуться.
Витька Стогов с Валеркой Спичкиным слыли мастерами такой езды. В последних «соревнованиях» на Лиговке среди дворовых сверстников они победили не только по скорости заскакивания и спрыгивания, но и по «почерку», что тоже оценивается ребятами по достоинству.
Теперь они ехали на «колбасе» вдвоем. Это удавалось немногим, потому что стоять на узкой сцепке можно было только на одной ноге.
– Гляди! – крикнул Валерка.
Витька поднял глаза и встретился взглядом с Эльзой и ее матерью, пробиравшимися ближе к заднему окну. Ему стало стыдно. Но прыгать с «колбасы» было рискованно: трамвай ехал слишком быстро, отчего сцепка сильно моталась из стороны в сторону.
Эльза прильнула к стеклу и зло посмотрела на ребят, потом выразительно зашевелила губами, произнеся безошибочно понятное слово «дураки».
Витька отвернулся и, едва трамвай сбавил ход, спрыгнул. Он выждал, когда 15-й номер, на котором ехали Эльза, ее мать и Валерка, скрылся, потом догнал 19-й и вдоль Обводного канала добрался до Новокаменного моста на Лиговской улице.
Сошел он возле своего любимого кинотеатра «Гудок». Здесь работали давно знакомые, добрые билетерши, тетя Даша и тетя Катя, пропускавшие ребят без билетов. Места можно было занимать любые, но только на полу перед первым рядом. Правда, за это надо было вынести корзину с мусором или собрать в фойе обрывки билетов, обертки от конфет и эскимо. Помнится, когда шел фильм «Чапаев», приходилось убирать фойе по пять раз в день, чтобы увидеть, когда же Чапаев в конце концов спасется. Ведь от сеанса к сеансу он, казалось, был все ближе и ближе к берегу, подбадриваемый оглушительными криками ребят: «Давай, давай, Чапай! Еще немного!»
Виктор подошел к витрине кинотеатра. Из-за стекла на него смотрели радостные, счастливые актеры фильма «Антон Иванович сердится» – Кадочников и Целиковская, но он больше сочувствовал Керосин-Бензин-Мартинсону [3]. Витька сморщился: это был фильм про любовь, не то что «Чапаев», и второй раз он на него не пойдет.
Он снова вернулся на остановку, догнал первый попавшийся трамвай и доехал до своей остановки – Курская.
Прямо на углу, рядом с аптекой, сколько Витька себя помнил, стоял тесный круглый киоск, в котором чудом вмещался толстый продавец-китаец, всегда одетый в черный, наглухо застегнутый балахон и черную шапочку. Из всех товаров, которыми был забит его киоск, Витьке нравились только черные маковые ириски. Китайца и взрослые, и ребята прозвали Ходя, исказив слово «уходи», которым он пытался прогнать назойливых мальчишек.
2
М а? я л к а – игра, в которой каждый по очереди подкидывает ногой небольшой груз, завернутый в тряпицу.
3
Актер С. А. Мартинсон играл в фильме роль композитора Керосинова. Мальчишки прозвали этот персонаж Керосин-Бензин.