Гюрги-Дюрги-Дюк - Ширяева Галина Даниловна (мир книг .txt) 📗
С трудом отомкнув незнакомый, не поддающийся чужим рукам замок, она вошла в полутемную прихожую. Она помнила эту прихожую просторной и высокой комнатой, теперь же прихожая казалась маленьким тесным чуланом... Прямо дверь в кухню, направо - в ванную, налево, вот эта, застекленная под цветной занавеской, - в комнату просторную и светлую. Все это Юлька помнила.
Она толкнула дверь, переступила невысокий порожек, и ее сразу окутал полумрак. Окна в комнате были плотно занавешены шторами. Юлька пробралась к ближнему окну, наткнувшись по дороге на что-то большое и неуклюжее, стоящее посреди комнаты, подняла штору и огляделась.
Огромный блестящий рояль стоял посредине. Он заполнил собой всю комнату, оттеснив к углам старенький диван, несколько стульев, шкаф с книгами, письменный стол. На рояле заметным слоем лежала пыль. Юлька поставила чемодан в угол и села на диван.
В комнате стояла старая-старая, из детства, тишина. Молчали стены, молчал рояль, даже шторы на окнах не пытались шелохнуться. Только беззвучно шевелились солнечные зайчики под опущенной шторой второго окна слева - словно хотели прорваться в комнату, спрятаться до утра от неуклюжих и громоздких теней, уже пришедших на первый этаж...
Когда-то она уже сидела вот на этом же самом диване! Она сидела на диване, а рядом с ней был отец, который придерживал ее рукой за плечо. А в комнате кто-то тихо играл на рояле. И оттого, что в распахнутом окне голубело небо, и оттого, что играл рояль и рядом были руки отца, готовые в любую минуту поддержать ее, если ей вдруг вздумается плюхнуться с дивана, - от всего этого Юльке было хорошо-хорошо. И небо казалось красивым, и музыка красивой, и голос отца - красивым и мягким... У Юльки тоже красивый и приятный голос. Если бы она не заикалась, она стала бы артисткой. Но голос ее звучит хорошо лишь в пустых комнатах, где прячется эхо.
- Ихтиандр! - вполголоса позвала Юлька. - Ихтиандр! Сын мой!
Эхо жило в комнате. Оно сейчас же отозвалось на Юлькин голос. Незвонкое и торопливое, но все-таки эхо. И когда оно умолкло, Юлька поняла, что жило оно в рояле.
Юлька встала и на цыпочках подошла к нему. Старенький школьный рояль в актовом зале было запрещено трогать, он оживал только на уроках пения... А в Юльке жила музыка! В сердце, в голове, в кончиках пальцев! Она любила петь, и ее руки всегда тянулись к клавишам, но не умели играть.
Она осторожно подняла покрытую слоем пыли крышку и прикоснулась пальцем к белому клавишу. Рояль, как человек, отозвался таким жалобным и скучающим голосом, что Юлька тут же отдернула руку. И тут же потянулась к клавишам снова. Когда кто-нибудь играл на рояле, ей всегда почему-то вспоминался высокий круглый холм у далекого горизонта, поросший зеленью, такой густой и такой темной, что не видно дороги, ведущей на его вершину, - как большая зимняя шапка из темно-зеленого искусственного меха, очень мягкая и очень теплая. А на вершине этого холма, покрытая легкой дымкой, словно голубой капроновой тканью, красная крыша дома. Юлька не помнила уже, где она видела такой холм и такой дом. Может быть, это видел человек, который написал ту музыку, что исполняли на рояле? Он умер, а в музыке оставил для людей то, что видел когда-то. Он ходил по земле, и центр голубого небосвода всегда был над его головой - так же, как теперь он над Юлькой. Если даже уйти на самый край света, все равно он будет над Юлькой!
- Ох и глупая же ты! - важно и снисходительно сказала ей как-то Любка, когда Юлька рассказала ей о себе и о небе. - Каждый человек считает, что именно он центр земли и что небо только для него одного и существует. А на самом деле - у каждого свое место в жизни. Да пока-то его найдешь!
Юлька понимала, что такое "свое место в жизни". И читала, и слыхала об этом сто раз. Но все-таки когда она думала о своем месте в жизни, она всегда представляла его себе, как то место на земле, где она, Юлька Витанович, будет жить, когда станет взрослой и начнет самостоятельную жизнь. Очень подходящим местом для Юлькиного самостоятельного житья был, конечно, тот самый дом на круглом холме, покрытом голубой капроновой дымкой. Может быть, это какая-нибудь научно-исследовательская станция или центр заповедника? И там, конечно, живут очень добрые, приветливые люди, понимающие друг друга с полуслова. У таких не придется долго и мучительно допытываться в магазине: "К-кто п-последний" или "П-почем селедка". Сами все поймут...
Юлька провела у рояля часа полтора. Все подбирала и подбирала знакомую мелодию с холмом и домом под красной крышей, а она не слушалась ее, ускользала из-под пальцев, и все время выходило одно и то же ужасно надоедливое и неверное: "Где-то есть город, тихий, как сон".
Только когда стало ломить пальцы от усталости, Юлька оторвалась от рояля и вспомнила, что почти с самого утра ничего не ела, что надо сегодня же, как об этом просила мать, сообщить домой о своем благополучном приземлении и что, самое главное, наконец-то можно причесаться так, как мать ей причесываться не разрешала.
Она отыскала на кухне дедов утюг и выгладила самое лучшее свое платье - зелено-голубой костюмчик с плиссированной мини-юбкой. Потом она надела новые туфли и распустила волосы по плечам так, чтобы они легли большими красивыми кольцами. Это отец подарил ей такие волосы, у него они тоже завивались крупными тугими завитками. Зеркала в комнате деда не было, Юлька достала из чемодана привезенное с собой зеркальце-крохотулю и, по частям разглядев себя с ног до головы, окончательно убедилась в том, что она все-таки красивая и что впереди ее ждет нечто большее, нежели наглый северный мальчишка, обругавший ее город и не полюбивший Волгу...
Кожаные подошвы новеньких туфель упруго подталкивали ноги вверх, и Юльке удивительно легко было идти. К столу за ключом и кошельком с деньгами она не прошла, а почти пролетела по старому скрипучему паркету и на лестничную площадку легко выпорхнула зелено-голубой бабочкой. Хорошо! Великолепно! Все в жизни идет хорошо и великолепно, это вам не житье у Любкиной няни Мани рядом с курятником и коровой Мушкой... Юлька по-хозяйски захлопнула дверь квартиры, так что на стук отозвался весь дом от пятого этажа до первого, и на негнущихся крыльях-подошвах спустилась вниз.
Солнце уже ушло из города, но воздух был окрашен в легкий красновато-оранжевый цвет - большая, в полнеба туча, собрав последний свет солнца, процедила его через себя и пролила на землю вместо дождика. Стояла духота. Похоже было, что туча готовилась все-таки пролиться настоящим дождем. Однако на Центральной улице, где находился почтамт и куда свернула Юлька с Мельничной, было многолюдно и шумно.
Почтамт Юлька узнала сразу по рекламе над фасадом и полквартала до него не прошла, а проплыла на подошвах-корабликах, отмечая про себя, что прохожие посматривают на ее волосы.
Телеграмму матери она отправила восторженную: "Долетела превосходно, все хорошо, крепко целую", нарочно умолчав о том, что дед ее не встретил. Зачем расстраивать человека, если у человека счастье и таран-торпеда в болонье?.. И вообще, почему это ей было удивительно хорошо? Словно впереди ее ждало что-то очень хорошее, большое. Нет, не просто хорошее и большое, а что-то необыкновенное, настоящее чудо! Может быть, оттого это казалось ей, что она первый раз в жизни по-настоящему почувствовала себя совершенно самостоятельной? А может быть, был виноват красновато-оранжевый цвет воздуха - как в театре или во сне? А может быть, просто оттого, что на ногах были новые туфли? Смешно!..
Но уже на обратном пути, спускаясь по длинной широкой лестнице почтамта, Юлька поняла, что волшебные туфли-кораблики здорово ее подвели левый задник натер пятку, а мизинцу на правой ноге стало так тесно, что он почти онемел. Это было ужасно, это было непоправимо до слез - новые туфли так Юльке нравились! Она еле-еле доковыляла до скверика, примыкавшего к кинотеатру неподалеку от почтамта, нашла свободное место на скамейке и с облегчением плюхнулась на жесткое, ребристое сиденье.
