Аринкино утро - Бодрова Анна Григорьевна (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ. ОХ УЖ ЭТОТ ИВАШКА!
Закрыв за собою калитку, Симон задумался: «Ах, Аринка, Аринка! Что с нею делать? Совсем от рук отбилась. Мать била до полусмерти, как будто помогло: перестала на чужих конях кататься, но придумала ещё худшее, стала баранов объезжать. Несётся баран, ошалело выкатив глаза, а на его спине Аринка, за крутые рога держится.
Теперь опять за старое взялась. Что делать?»
Симон был удручён этой обрушившейся на него заботой. И, запрягая Забаву, он не пел и не насвистывал, как обычно, а думал свою невесёлую думу. Надо что-то делать с девкой. Но что?
Тем временем Аринка неслышно вышла из-за поленницы дров, где на всякий случай спряталась. На почтительном расстоянии остановилась. Исподлобья смотрели тревожно насторожённые глаза. «Простит или не простит?» — спрашивали они. Кинув на Аринку мимолётный взгляд, Симон подумал: «Надо бы вздуть для порядка», но даже мысль о битье ему была противна. И, ещё раз оглядев её, он с горечью отметил: «Да бить-то по чему? Одни кости да кожа. Прав Ивашка, зовет её «мешок с костями». И чего худущая такая? Кажись, хлеб-соль вольная». Но всё равно Симон решил быть построже. «Надо взяться за неё», — решил уже в который раз Симон. Но как только доходило до такого случая, когда надо было «взяться», он терялся и не знал, что значит «взяться», с чего начать? Ох, какое это не лёгкое дело — воспитывать детей.
Аринка была самая младшая и самая любимая дочка, но и самая тяжёлая. Ивашка, конечно, тоже не мёд, но тот малец, с него взятки гладки. А это же девочка, но поступки её были такие, что Симон всё время находился в тревоге: его «девочка» может в любой момент отчебучить такое — умереть захочешь. Если день пройдёт спокойно, слава богу, но уж назавтра не миновать неприятности. «Поговорю-ка я с ней по душам. Тем более матери поблизости нет, в огороде с дочками грядки полет. Наедине это лучше».
— Подойди-ка ко мне, дочка. Хочу поговорить с тобой.
Аринка несмело подошла, потупилась. Тоненькими загорелыми пальчиками стала нервно теребить подол платья. Закручивая цигарку, Симон пристально вглядывался в неё. «И какой бес сидит в ней?»
— Ну, так как дальше-то жить будем, деваха? — осторожно начал он. — Или бери мочало и начинай всё сначала, — уже повышая голос, продолжал отец, но тут же спохватился: «Нет, не то я говорю, не так надо, надо по-хорошему, надо по душам поговорить».
Аринка, почувствовав недоброе, тут же скосила глаза и уставилась на кончик своего носа. Это означало, что она крепко задумалась о своём житье-бытье.
Отец заинтересованно смотрел на неё, стараясь понять, что есть его дочка.
— Ну, так что скажешь? — грустно спросил он.
— Тятя, я больше не буду. Вот правда не буду! Вотысё!
Симон с сомнением покачал головой.
— Такое мы слышали уже не один раз, — разочарованно сказал он и задушевно, с необыкновенной теплотой и грустью добавил: — Ты понимаешь, дочка, людей стыдно, что ты у меня такая шалопутная растёшь. Ты, Арина, — дочь крестьянская, должна быть честной, доброй и должна знать, что чужую скотину нельзя трогать. Это как вещь взять чужую, всё равно что украсть. Ты вникай, вникай, что я говорю. Ах, Арина, Арина, под корень ты меня срезаешь. И что мне с тобой делать, ума не приложу.
Аринка переминалась с ноги на ногу и ёжилась под гнетущим взглядом отца. Ей вдруг так стало жалко его, он показался ей таким несчастным и подавленным, что она готова была сделать бог знает что в эту минуту, только бы не огорчать его. Губы её задрожали и глаза наполнились слезами.
— Я не буду больше, тятя, не буду. Хочешь, я...
— Подожди, не горячись! И не обещай напрасно. Я хочу только знать, зачем ты села на чужую лошадь? Тебе что, своей мало? Зачем ты на Ушастом ездила по лесу? Ну скажи, ради бога, зачем?
Аринка туго сдвинула брови, уставившись на свою переносицу, минуту молчала, потом, вдруг вспомнив что-то, вскинула озарённое лицо:
— Тятя, так я ж тебе не сказала, на меня же волк напал! Чуть не загрыз. А тут Ушастый подвернулся. Я с перепугу на него вскочила. Вотысё!..
Симон, огорошенный таким оборотом, изумлённо вытаращил глаза.
— Поди ты! Неужто волк? Настоящий? Вот диво! — с притворным испугом допрашивал он. Сам будучи охотником, знал, что во всей округе уже несколько лет никто не видал волков. — Ну что же дальше? — оживлённо интересовался Симон.
Тут Аринка зажглась, глаза её воодушевлённо заблестели.
— Правда, тятя. Как волк на меня глянул, так я и села.
— На Ушастого, — уточнил отец.
— Ага, нет. Ну да, сначала испугалась, а потом села. Знаешь, какие глазищи-то у него были? Во! А зубищи-то так и щёлкают, так и стучат.
«Ну, понесло девку», — с горечью подумал Симон. Водился за его дочкой такой грех. Врала она отчаянно и самозабвенно. И сочиняла так красочно и убедительно, что сама начинала верить в то, что говорила. И никакие силы не могли её разуверить. Над её сочинительством смеялись, дразнили её, но ничего не помогало. В семье к этому все привыкли и никто не придавал значения её вранью. Незлобливо посмеются над нею и тут же забудут — пусть себе собирает собироха, повзрослеет, авось поумнеет.
Аринка росла, но, как видно, не умнела, сочинённый ею волк — тому доказательство. Симон не на шутку задумался. «А что, если дочка-то, того, больна, так сказать, «не все у неё дома»? — со страхом подумал он. — Надо бы врачу показать, посоветоваться. Этак ведь в привычку войдёт, люди за дурочку принимать будут, пойдёт дурная слава: «Дочка-то у Симона, кажись, пыльным мешком из-за угла шлёпнута. Всё несёт какую-то чепуху».
С тихой грустью смотрел Симон на возбуждённое лицо дочери. А она всё говорила и говорила. Её слова, точно камушки с горки, всё катились и катились, и не было им конца.
— Так, значит, волк? — задумчиво повторил он, соображая своё что-то невесёлое. И с заботливой осторожностью, как больного ребёнка, тихо спросил: — Ну скажи, дочка, ты ведь это сейчас всё придумала? Этого ничего не было? Скажи, только правду. Точно не было?
— Был волк! Был, был. И глазищи-то во какие! И...
— Ну ладно, ладно, ты уж это говорила. Хватит, а теперь послушай, что я тебе скажу. Как уберёмся осенью с поля, повезу тебя в город. Доктору покажу. Сдаётся мне, дочка, что живёшь ты «без царя в голове», это точно, «не все у тебя дома». Смекаешь, о чём я говорю?
Аринка озадаченно склонила голову набок. Задумалась. То есть как это «нет царя» в голове? А куда ж он подевался? И что значит «не все дома»? А кого же ещё нет? И что он выдумал — в город к доктору. Зачем? Конечно, в город — это хорошо. Аринка давно мечтает побывать там. Посмотреть, что это за город такой. А вот к доктору-то зачем? Не понятно. А впрочем, ну и что, что к доктору? Что тут страшного?
К ним в школу каждую осень из города доктор приезжает. Посмотрит горло, руки оглядит со всех сторон, нет ли чесотки, постучит по спине, через трубочку сердце послушает, как оно прыгает, вот и всё. И ничего страшного. Но на всякий случай, для успокоения, осторожно спросила:
— А зачем к доктору-то? Чего делать-то он будет?
— Чего делать-то? — Симон лукаво сощурился, его пушистые усы задвигались, и он с необыкновенным воодушевлением нарисовал Аринке красочную картину: — А вот просверлит дырку в твоей черепушке и заглянет туда. Посмотрит, что там делается. И есть ли там «царь» в голове? И что там у тебя — мозги или мякина? Точно. Если мозги, да кривые, то выправлять будет. А кто, говорят, дюже на выдумки силён да врать горазд, то поубавит маленько. Доктор знает, что надо делать. Это точно...
Аринка панически завращала глазами.
— Ну вот ещё, чего скажешь. Я ещё и не дам ему сверлить голову, — боязливо зашептала она сразу осевшим голосом. И вдруг представилось ей, как доктор безжалостно сверлит дырку у неё в голове и заглядывает туда одним глазом, точно в замочную скважину. А потом начинает шуровать своей палочкой, вправлять мозги. Господи, страсти-то какие! Аринка растерянным, немигающим взглядом уставилась на отца, пытаясь понять: шутит он или правду говорит?
