Письмо на желтую подводную лодку(Детские истории о Тиллиме Папалексиеве) - Корнев Владимир Григорьевич
Приятно озадаченная женщина только развела руками:
— Ну что ж. Раз это необходимо, я согласна позировать, хотя мне никогда не приходилось это делать… Я попробую… Только мне нужно немного времени подготовиться.
— Конечно-конечно! — понимающе кивнул Тиллим, принимаясь устанавливать этюдник и раскладывать художественные принадлежности.
Аида Семеновна тут же предупредила по телефону секретаршу, что в ближайшие два часа будет серьезно занята и поэтому не следует никого допускать в кабинет, а также распорядилась по поводу телефонных звонков: ни с кем пока не соединять.
Пока портретируемая приводила себя в порядок — поправляла прическу и макияж, «юное дарование» успело хорошенько разглядеть кабинет. Просторная комната выглядела весьма солидно, представительно: все здесь говорило о том, что первое лицо больницы знает себе цену, но что ей явно недостает вкуса и чувства меры. Лакированная румынская мебель под старину, отражающая солнечные лучи, больше подошла бы для домашней гостиной, чем для рабочего кабинета. Пейзажная живопись на стенах, изображавшая примитивно пошлые, слащавые виды условных ландшафтов с замками и альпийскими красотами в аляповатых золоченых рамах, выглядела откровенно непрофессиональной халтурой. Излишним было здесь и обилие хрустальных ваз, каких-то сине-золотых фарфоровых коней, бронзовых орлов на мраморе и малахите, пузатых чайников и керамических кувшинов народных промыслов, никелированных электросамоваров невообразимых форм… «Похоже на выставку подарков благодарных пациентов или любящих подчиненных, — догадался Тиллим. — Хорошо, что портрета самой хозяйки в аллегорическом или любом другом виде никто еще не преподнес!»
Позировала Аида Семеновна неплохо — сидела неподвижно, молча и уставившись в одну точку. Необходимо заметить, что Тиллим писал ее с небольшим секретом. Планшет на этюднике был, если можно так сказать, с двойным дном, то есть на оборотной стороне «чистого» листа бумаги, по которому «лауреат конкурса» вдохновенно водил карандашом и немного — почти сухой кистью, находился практически готовый портрет. Задача пошедшего на хитрость из благородных соображений Тиллима состояла в том, чтобы использовать момент, когда главврач отвернется или запросит короткий отдых, и тут-то быстро перевернуть лист и работать по готовому рисунку. Но Аида Семеновна точно сама вдохновилась, осознав общесухумское значение собственной персоны, и, видимо, решила застыть в картинной позе, подобно каменному изваянию из государственного республиканского музея Абхазии в Новом Афоне, до конца портретирования. Мальчика такое положение совсем не устраивало, и он решился использовать сомнительный метод передачи мысли на расстоянии, надеясь, что у него откроются хотя бы скромные телепатические способности. «Вам очень хочется чаю! Свежезаваренного горячего чаю… Жажда совсем измучила вас… Скорее же чаю, ароматного, крепкого! Ча-аю!!!» Когда Тиллим совсем уже отчаялся внушить своей модели «чайную» жажду, та вдруг, точно очнувшись от оцепенения, томительно повела плечами и вздохнула:
— Как сегодня жарко! У меня просто в горле пересохло… Не сделать ли нам чайную паузу? Вы какой чай предпочитаете, молодой человек?
Тиллим, как многие советские подростки, уже знал, что грузинский чай обычно не лучшего качества, а самый хороший и вкусный — дефицитный индийский в желтой пачке со слоном, но не набрался наглости заказывать и лишь произнес, еще не веря, что у него «получилось»:
— Благодарю вас. Любой был бы сейчас очень кстати.
— Тогда цейлонский.
У Аиды Семеновны вообще оказался чудесный импортный напиток в пестро разукрашенной жестяной банке.
Пока хозяйка кабинета на специальном столике сама ставила электрический самовар и заваривала в цветастом фаянсовом чайнике душистый чай, Тиллим не только успел перевернуть лист бумаги на оборотную сторону, где в правильных пропорциях красовался портрет, но и положил сверху несколько сочных мазков, а когда после чайной церемонии Аида Семеновна вернулась на место модели, как ни в чем не бывало принялся артистичными взмахами кисти придавать акварельному рисунку объем. Не прошло и четверти часа подобного безобидного лукавства, а «всесоюзный лауреат» уже демонстрировал главврачу убедительный результат двухчасового творческого процесса.
— Какой красивый портрет! — Аида Семеновна всплеснула руками. — Послушайте, вы первый, кому удалось похоже нарисовать меня!.. Молодой человек, вы ведь сейчас заберете его, а нельзя оставить его мне? Я даже готова вам заплатить… У меня даже рама золотая для такого случая найдется! — Она указала взглядом на один из безликих натюрмортов в пышном, перегруженном завитушками багете. — Ну что, согласны? А для Доски почета — или для чего там его заказали? — вам ведь не составит особого труда написать другой…
Тиллим покраснел, оценивающе глядя на важную персону:
— Правда, понравилось?
— Да у вас настоящий дар! — восхищенно подтвердила дама.
— Хорошо. Я оставлю вам портрет, но сначала должен покаяться…
Аида Семеновна широко раскрыла глаза от удивления, а мальчик продолжил:
— Видите ли, так получилось, в вашей больнице оказалась моя подруга, а места в палате ей не нашлось. С тяжелым переломом она мучается в коридоре, а там сквозняки, крысы… Поверьте, это лучшая девочка в мире! В общем, ей нужен номер люкс, а денег у нее нет. За помощью я мог обратиться только к вам, искал предлог, и вот… Пусть этот портрет будет знаком благодарности за…
Главврач прервала Тиллима на полуфразе:
— А вы благородный юноша. Просто витязь! Представьте, я, возможно, первый раз в жизни вижу настоящего мужчину. Благородство редко встречается в нашей жизни и должно быть оценено по достоинству. Можете быть уверены: вашу девушку сейчас же переведут в люкс… Как ее фамилия?
Обрадованный тем, что все так гладко получилось, юный художник назвал имя и фамилию. Аида Семеновна тут же записала их на каком-то бланке.
Уже в коридоре Тиллим услышал, как она делилась впечатлениями с секретаршей:
— Люба! Позовите, пожалуйста, Нино и Гаянэ. Смотрите, какая красота!
Тиллим вылетел из больницы как на крыльях: он обещал Оле «что-нибудь придумать» и помог. Сейчас ее, конечно, не следовало навещать — вот главврач исполнит обещанное, все уляжется, и девочка сама об этом сообщит, — тогда уже можно и нужно, а сегодня не дай бог все испортить.
Он увидел, как у горизонта, на границе ультрамарина моря и лазури неба, всплыла желтая подводная лодка, и четыре фигуры — Джон, Пол, Джордж и Ринго — в разноцветных костюмах приветливо замахали ему, приглашая вслед за солнцем — «follow the sun», а их волшебная музыка вновь зазвучала в душе…
В «Псырцху» он вернулся поздно, когда уже прошел ужин и всех клонило ко сну. Из-за жары и усталости Тиллим лег прямо на покрывало, не разбирая постели. После такого важного дня он не успел и глаз закрыть, как уже провалился в сон, точнее, перенесся в чудесный, окрашенный в невиданные цвета мир живописной и музыкальной фантазии. Есть сны, которые, какими бы подробностями и извивами сюжета ни обладали, часто, к сожалению, а иногда и к счастью, забываются уже в миг пробуждения — недолго потом знаешь, что они вообще были, а после и это стирается из памяти. Увиденное той ночью Тиллим запомнил навсегда, и явно к счастью.
А началось все, как и прежде, со знакомой «жужжалки», расслышанной им в шуме черноморского прибоя. «Наконец-то! — обрадовался мальчик. — Давно не прилетали, ливерпульские гости».
— Hello, John! А я уже стал думать, что «жуки» обо мне забыли.
— Ну уж нет, малыш! Не в наших правилах забывать тех, с кем мы когда-то подружились, — ответил старший битл за всю неунывающую четверку. — Пока ты остаешься верным своей мечте и не предаешь Любовь, пока наши сердца бьются в одном ритме, мы с тобой! Собирайся-ка с нами, дружище!
— Всегда готов! — охотно отозвался Тиллим.
И тут он наконец увидел старую добрую компанию на высоком мостике желтой субмарины. Теперь мальчик сам уже был среди битлов, перенесенный к ним неведомой силой. Все выглядело как в рисованном мультфильме «Magical Mystery Tour».
