Любовь и картошка - Киселев Владимир Леонтьевич (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
— Сувенир хочешь сделать? — зло спросил Григорий Иванович.— Как ромашки пластмассовые?
И снова бы вспыхнула ссора, если бы генерал Кузнецов не задал своего вопроса.
— Вы извините меня, Павел Михайлович,— сказал генерал Кузнецов.— Может, я чего-то не понимаю... Зачем людей искусственными цветами занимать? Вон у вас земли сколько пустует. Я на охоте видел. Раз есть руки свободные, можно там картофель выращивать. Или другую какую-нибудь культуру.
«Вот это вопрос по существу»,— подумал Сережа.
В школе учительница литературы Елена Петровна часто повторяла, что бывают вопросы «по существу» и «не по существу». Вопрос Наташиного отца относился к самой сути дела.
— Болото это, товарищ генерал, а не земля,— мягко возразила Алла Кондратьевна.
— Болото можно осушить.
— Болота мы осушаем,— вздохнул председатель.— Только чересчур ретиво взялись за это дело некоторые разумники. А не так все это просто...
— Почему?
— Потому, что знают теперь ученые, какая атмосфера на Венере. А вот насчет болот... У нас — Полесье. Главное европейское болото, как пишут в географии. Сто лет недавно исполнилось, как спорят между собой ученые, полезны болота или вредны. Одни говорят: болота сберегают влагу. Если осушить болота, упадет уровень воды в реках, начнутся засухи. И подтверждают это простым опытом: сто граммов болотного мха удерживают до двух литров воды. Другие доказывают, что болота не отдают воду рекам, а забирают ее из рек и потом испаряют эту влагу в воздух. И тоже достаточно убедительно.
— Так что же, ученые до термоядерной реакции додумались, а в болотах не могут разобраться? — недоверчиво посмотрел на Павла Михайловича генерал Кузнецов.
— Не могут,— поддержала председателя Анна Васильевна.— Две сверхсложные системы трудно поддаются моделированию: человек и природа. У человека поднимется температура на один градус, значит, он нездоров. И на земле, если температура изменится хоть на градус, могут начаться засухи, наводнения, ураганы.
— А наше европейское болото серьезный, я вам скажу, регулятор,— подхватил председатель.— И осушать его нужно осторожно, с умом. Потому-то планами мелиорации предусмотрено не сплошное осушение, а там, где это не нарушит экологического баланса.
Павел Михайлович рассказал о том, что шестьдесят три тысячи гектаров болот Черниговской области получили охранную грамоту. Их не перережут осушительные каналы ни теперь, ни в будущем. Вето наложили гидрологи, агролесомелиораторы, почвоведы, биологи и ботаники. Они комплексно обследовали полмиллиона гектаров болот. В государственном реестре — торфяники, трясины, заболоченные участки. Сохранятся кладовые клюквы, лекарственных трав, сберегутся места, где живут многие виды птиц и животных. Все болотные массивы в верховьях малых рек объявлены заповедными и не подлежат осушению. Нельзя в погоне за выполнением плана осушения болот наносить ущерб природе.
Министерство лесного хозяйства издало специальную инструкцию, в которой обязало лесхозы не допускать осушения клюквенных болот. Сбор клюквы настолько экономически выгоден, что получаемый от этого доход превышает возможную прибыль от посадки на этом месте леса после осушения. Деревья вырастут не скоро, а когда вырастут, то доход от древесины будет меньше дохода от клюквы.
— Вон в Залесье осушили Калинкино болото,— не выдержал Сережа.— И ничего у них не родит. А денег вкатили уйму...
— Что ты глупости говоришь? — резко оборвал его Григорий Иванович.— Я бухгалтер. Я точно знаю, сколько в осушенный гектар вкладывают и сколько потом с него получают. Есть такой расчет. Не мой. Профессор Черемушкин подсчитал. Каждый гектар земли в среднем по нашей стране стоит не меньше двадцати тысяч рублей. А мы разбрасываемся этими гектарами: подумаешь, одним больше, одним меньше. Ромашки пластмассовые завтра из моды выйдут, а земля эта еще тысячу лет людей кормить будет. И вы, Павел Михайлович... При правильной мелиорации водный режим не нарушается. И природе ничего не грозит. Значит, речь идет не об осушении вообще, а о том, чтобы правильно его вести...
— Осушим,— проворчал Матвей Петрович.— Клюкву потом на огороде будем сеять. Только это тебе, Гриша, не помидор.
— Семь лет мак не родил, а все голода не было,— отмахнулся Григорий Иванович.— Нужно, Павел Михайлович, нам наконец рассеять это недоверие к мелиорации. А мы сами его подогреваем. Нужно, чтобы каждый человек у нас ясно представлял себе, что наше будущее — отдача от осушенных земель.
Сережа слушал отца с каким-то двойственным чувством. С одной стороны, с гордостью. А с другой — с опаской. В колхозе о Григории Ивановиче говорили: принципиальный. И звучало это совсем не в осуждение, хотя Сережа уже убедился в том, что принципиальность его отца иногда приходит в столкновение с интересами отдельных людей. И что бывает это и больно, и неприятно.
— Ну что ты, Гриша, панику порешь,— досадливо сказала Алла Кондратьевна.— С процентом по мелиорации мы в районе не последние.
— Панику? — переспросил Григорий Иванович. — Труб керамических не хватает. Под охрану государства на Полесье взято шестьдесят три тысячи гектаров. А только за эту пятилетку нужно осушить шестьсот шестьдесят тысяч гектаров. Шутка сказать. Только с этих, с осушенных земель можно будет завалить страну картошкой. У нас. кирпичный завод. Могли бы весь район трубами обеспечить. А вместо этого кирпичом торгуем.
— Много я выручу за твои трубы, буквоед ты несчастный, — возразила Алла Кондратьевна.
У Анны Васильевны вдруг промелькнуло на лице что-то веселое, озорное, и сразу стало видно, что такое же выражение на лице у Наташи, когда она собирается что-нибудь «отчудить».
— Гриша,— сказала Анна Васильевна,— а сам ты знаешь, когда это у вас началось? С Аллой Кондратьев-ной?.. Ну, это расхождение в стороны. Угол... Росли вы вместе. В школе — вместе. Потом в институте у одних профессоров учились...
— Не знаю,— озадаченно ответил Григорий Иванович.— Мы с ней всегда...
— Ну уж и всегда, — перебила его Алла Кондратьевна и обезоруживающе рассмеялась.— Подумать только! Ведь это не Верка, это я могла за него замуж выйти. Он за нами обеими бегал. Интересно, как бы мы жили? О чем говорили? Вот смеху было б... Ну, ночью я б его переубедила. Но днем он бы опять все по-своему повернул.
— А тебя, Сережа,— радостно объявила Наташа,— тогда б вообще на свете не было. И пришлось бы мне алгебру списывать совсем у другого мальчика.
— Может, и был бы,— как-то по-новому, оценивающе посмотрела на Сережу Алла Кондратьевна.— Но я б из него совсем другого человека сделала. Он бы у меня Гришины слова, как попугай, не повторял.
Сережа посмотрел на Аллу Кондратьевну с удивлением. В том, что она сказала, был для Сережи какой-то неясный намек. На то, чего он, Сережа, еще не успел до конца понять. Или не захотел, побоялся до конца понять.
Конечно, с ней, с Аллой Кондратьевной, было все проще, чем с отцом. Когда Сереже нужны были дополнительные удобрения для участка школьной картофелеводческой бригады, он обратился по этому поводу к ней, а не к своему отцу. И когда он хотел поработать на автомашине, он тоже обратился к ней. Так неужели и он поступил по отношению к своему отцу так, как этот Петр из рассказа Чехова «Студент»? Того самого, который Елена Петровна читала на своем факультативе?..
Глава четырнадцатая
ФАКУЛЬТАТИВЫ
От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Это в арифметике. В жизни меняется.
Школа имени Гены Воронова полностью перешла на кабинетную систему. Казалось бы, те же самые классы. Ну, может быть, стало побольше так называемых «технических средств обучения»: кинопроекторов, магнитофонов, проигрывателей и даже телевизоров. Но изменилось в жизни школы очень многое.
Прежде всего удлинился школьный день. Школа в селе Бульбы уже давно работала в одну смену. Теперь появилась, по сути, еще одна смена. Большинство учителей вели в своих кабинетах занятия предметных кружков. И нельзя сказать, чтоб занятия эти были добровольными для всех учеников. Тех, кто учился похуже, обязывали приходить на кружок. Здесь они занимались химией, физикой, историей или географией, наверстывали упущенное.
