Детство и юность Катрин Шаррон - Клансье Жорж Эммануэль (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Неужто твой муж такой злой? — глухо спросил Жан Шаррон.
— Нет, нет, что вы!
И она снова засуетилась, поглядывая то на окно, то на дверь.
— Он бьет ее, — шепнул Франсуа на ухо Катрин. Мариэтта метнула на брата подозрительный взгляд, вздохнула, помялась еще немного и сказала:
— Лучше мне уехать, пока она спит… А то снова будет расспрашивать, как это произошло. После похорон она уже, верно, раз десять заставляла меня повторять одно и то же… Только растравляет себя…
Слезы градом покатились по худым щекам отца, повисли на светлых усах, словно прозрачные жемчужинки.
Мариэтта подошла к нему, поцеловала в щеку и заговорила медленно и ласково, как с ребенком:
— Не надо, папа. Вы же знаете, что слезы ничему не помогут…
Она достала из кармана фартука маленький платочек и вытерла отцу глаза, потом усы. Поцеловав его еще раз, она попросила Катрин проводить ее до повозки.
— Нет, нет, папа, оставайтесь здесь. Если она позовет, идите скорее в комнату.
Выйдя за дверь, Мариэтта остановилась, положила руки на плечи Катрин, посмотрела на нее пристально и, будто разговаривая сама с собой, произнесла задумчиво:
— Не очень-то большая… и не очень взрослая… и все-таки…
Она отпустила сестру и быстро зашагала по тропинке к дороге.
— Я… — продолжала она, — нет… это невозможно, я не могу остаться… так что тебе, Кати, придется заменить маму…
— Заменить маму! — возмутилась девочка.
— Я хочу сказать: мама устала, ужасно устала… Она все время надрывалась, изводила себя ради вас всех, а непосильная работа убивает человека… Она и до несчастья не была цветущей, и теперь я боюсь, что…Мариэтта умолкла, сдвинув тонкие брови. — Боюсь, как бы несчастье не доконало маму… Ты видела, до чего она худа: кожа да кости… и потом, этот кашель… Ты позаботишься о ней, Кати.
Они подошли к двуколке. Мариэтта проворно вскарабкалась на козлы, взяла в руки вожжи.
Лошадь тронула с места. Мариэтта вдруг придержала ее, натянув поводья, перегнулась с сиденья и указала рукой на дом.
— Теперь, Кати, — сказала она, — ты должна…
Она запнулась, отвела глаза в сторону под недоумевающим взглядом девочки.
— Я хочу добраться до дому засветло! — прокричала Мариэтта, словно желая перекрыть грохот повозки, со скрипом двинувшейся вперед.
Катрин посмотрела ей вслед и медленно побрела к дому. «Теперь, Кати, ты должна…» О каком долге хотела сказать ей Мариэтта? И почему она не посмела договорить? Без сомнения, это печальный суровый долг…
Каждый шаг, приближавший Катрин к дому, давался ей с трудом. «Теперь, Кати, ты должна…» Она вошла в кухню. Отец ссутулившись сидел на лавке все в той же позе, уронив голову на руки. Франсуа, измученный поездкой, вытянулся на кровати; Клотильда и Туанон опрокинули миску с молоком и теперь старательно размазывали его руками по полу. Катрин молча оглядела комнату, потом подошла к сестренкам, нашлепала их, вытерла лужу, подмела пол, смахнула пыль с убогой мебели, натерла до блеска комод, убрала под кровать сабо Франсуа. Только тогда, окинув удовлетворенным взглядом прибранную, словно ожившую комнату, она приблизилась к дверям спальни. Ей показалось, что мать стонет, и она остановилась на пороге, прижав руку к забившемуся сердцу. «Теперь, Кати, ты должна…» Проглотив подкативший к горлу комок, она опустила глаза и на цыпочках вошла в спальню.
Глава 30
«Я не должна была… Я не должна была отпускать его туда…»
Сколько раз слышали они, как казнилась мать, обвиняя себя в смерти Обена. Франсуа, подпрыгивая на костылях, подходил иной раз к постели больной и пытался образумить ее:
— Вы же знаете, мама, что не могли поступить иначе. В Амбруассе он хоть ел досыта…
Отец умолял:
— Мария, прошу тебя, перестань терзать себя! Доктор говорит, что ты никогда не поправишься, если будешь все время думать… думать о…
Он горестно скреб пятерней затылок, а мать снова принималась за свое:
— Я не должна была…
Разве могла она выздороветь, если почти ничего не брала в рот, снедаемая день и ночь своей горькой думой, не говоря уже о коротких, но жестоких приступах кашля, раздиравших ей грудь? На следующее утро после возвращения из Амбруасса она хотела было встать с постели, но, поднявшись, тут же зашаталась и едва не упала. Катрин одной пришлось помочь ей раздеться и лечь в кровать: отец еще на рассвете ушел на работу, а Франсуа сам с трудом передвигался по комнате.
Крестная навещала их теперь каждую неделю; часто заглядывали Крестный и дядюшка Батист; раз или два приезжал Марциал; появлялась и Мариэтта. Они садились у постели матери и заклинали ее не думать все время о своей утрате и постараться быстрей стать на ноги — не только ради себя, но и ради близких. Сидя на постели, мать встречала их вежливо, даже старалась улыбаться шуткам, благодарила за внимание и заботу, но после их ухода, измученная и обессиленная, откидывалась на подушку.
— У вашей матери чахотка, — сказала как-то крестная Фелиси.
Катрин потом спросила у Франсуа, что это за болезнь? Брат покачал головой.
— Что-то скверное, — сказал он. — Помню, что так говорили о жене сапожника, который жил рядом с монастырской школой…
— И что с ней было? — с тревогой спросила девочка. Франсуа ничего не ответил, снова покачал головой и, словно желая избежать новых вопросов, быстро уселся за свой станок.
Глядя на его работу, дядюшка Батист частенько говаривал:
— Ты лучший токарь по дереву из тех, кого я знаю. Выздоравливай поскорее, поступишь учеником к нам на фабрику.
— Он будет делать такие же красивые чашки, как та, что вы мне подарили? — спросила Катрин.
— Конечно, Кати. А потом… — Старый рабочий запнулся и задумчиво поглядел на обоих детей. — А потом, Кати, я и тебя устрою на работу туда же. Он обернулся к Жану Шаррону, понуро сидевшему у края стола. — Тогда, Шаррон, эти двое будут пристроены, на тот случай, если…
Отец поднял голову. Прежде голубые глаза его утратили свой блеск и казались выцветшими; тонкая сеть красноватых жилок окружала зрачки.
— Вы хотите сказать… — пробормотал он сдавленным голосом.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — проворчал старик, сдвигая на лоб кепку и почесывая затылок.
Катрин совсем не хотелось думать об этом непонятном будущем, на которое намекал дядюшка Батист. До нее не доходил смысл его неоконченных фраз, хотя она и улавливала в них скрытую угрозу. Но разве не живут они после гибели Обена в предчувствии непрерывных угроз и опасностей, которые мерещатся ей всюду? Нет, она не желала об этом думать и, чтобы отвлечься, погружалась, как в омут, в бесконечные домашние дела. Надо было кормить и держать в чистоте Клотильду и Туанон, готовить отвары лечебных трав для матери, убирать дом, стряпать, стирать, мыть посуду… Катрин не хватало дня, чтобы переделать все эти нескончаемые дела, хотя вставала она с рассветом, а ложилась спать глубокой ночью.
— Кати — настоящая маленькая мама, — говорила растроганная Фелиси.
И в самом деле: Клотильда и Туанон нередко ошибались, называя старшую сестру «мамой». Катрин гневно упрекала себя за ту тайную радость, которую невольно испытывала в эти минуты.
— Да, да! — повторяла Фелиси. — Можете быть спокойны, Мария. Кати управляется с хозяйством не хуже вас.
Мать слабо улыбалась старшей дочке и снова впадала в свою обычную меланхолию.
— Виновата я, так виновата… — еле слышно шептала она. — Целыми днями валяюсь в постели, а в доме по горло работы… Ты, Кати, и вправду теперь мать семейства…
Она умолкала, уставившись куда-то в пространство отсутствующим взглядом, потом снова пыталась улыбнуться, но лишь слегка морщила бескровные губы.
— Ну, ну! — ворчала Фелиси. — Полноте, Мария, нечего об этом думать.
Если погода продержится, вы скоро встанете.
Хорошая погода держалась: последние дни сентября выдались теплые и ясные. Листья на деревьях медленно наливались золотом и, казалось, не собирались опадать. После полудня мать вставала с постели часа на два и садилась на солнышке перед домом. Силы как будто понемногу возвращались к ней, и она даже пыталась делать что-то по дому. Как только матери становилось чуть полегче, Катрин готова была вновь превратиться в ребенка, каким была всего несколько недель назад. Она с трудом подавляла в себе желание посмеяться, помечтать, попрыгать на одной ножке или поваляться в траве вместе с Клотильдой и Туанон. Но нет! Нужно было оставаться серьезной и степенной, неукоснительно следить за порядком в доме, заботиться о сестренках, отчитывать их за шалости.
