Зуб мамонта - Добряков Владимир Андреевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
«А вдруг это из-за Вадима? — подумал Алька. — Может, он там, на Севере, кучу денег заработал?»
Альке было неприятно, что он так подумал о тете, но ведь подумал. Он спрятал Динкино письмо в ящик стола и тихонько постучал в дверь тетиной комнаты.
Она сидела на диване и листала большую книгу, такую большую, что на ней можно было бы делать уроки. Это была книга об искусстве современных западных живописцев. Алька уже не раз листал ее. Мало чего интересного. Кое-какие из этих картин он бы и сам нарисовал с не меньшим успехом. Только зачем?
Алька, примостившись рядом с тетей, из вежливости вместе с ней посмотрел рисунки. Потом, увидев на одном из них какой-то светлый странный квадрат, пересеченный множеством извилистых линий, сказал, усмехнувшись:
— Это, наверное, зуб мамонта. Похож.
Тетя Кира подняла на него большие глаза:
— Не забыл? Ждешь?
— Тетечка, а вдруг он в чемодан не влезет?
— В багаж сдаст. Медленной скоростью отправит.
— А зуб этот ценный?
— Если только в научном отношении. Так полагаю.
Алька решил, что теперь можно задать и главный вопрос:
— Тетечка, а если Вадим накопил на Севере много денег и купит машину?
— И что? — перевернув страницу, спросила тетя Кира.
— Ты… не прогнала бы тогда Вадима?
— Алик! — Тетя положила руки на книгу. — Мне решительно не нравятся твои разговоры о какой-то машине и о моих личных делах. И если уж говорить серьезно, то это просто смешно — определять ценность и значение человека наличием какой-то там машины. Смешно и глупо.
Пристыдить Альку ей не удалось. Ведь он хотел, чтобы тетя так ответила. И все же в голове маленькой занозой сидела мысль: возможно, это и глупо, пусть даже смешно, но разве плохо, если бы у них была своя машина?
День 154-й
Лишь пятнадцать дней осталось до того главного события, к которому приближается наш рассказ.
Но никто из героев повествования об этом не знает, не догадывается.
Не знает и Алька. Ему даже не было известно о том, что в субботу 154-го дня, к одиннадцати часам, тетя Кира ждала Вадима.
Если бы Алька мог догадаться! Не пошел бы он за червями-трубочниками, не трясся бы в трамвае и автобусе. Но как он мог догадаться? Когда тетя ожидала возвращения из Прибалтики Петра, то Алька видел, что она и у зеркала сидела, и волосы накручивала, и выбирала платье. А тут ничего не заметил. Была тетя, как обычно, в домашнем халате и волосы не накручены. И утром, когда он сказал, что собирается за трубочником, она ничем не выдала себя.
— Только с транспортом осторожнее, — предупредила она.
И Алька, положив в хозяйственную сумку (уже давно ставшую его собственностью) пустую литровую банку, отправился за Валеркой. Тому отпроситься было сложней. Мать с семи часов торговала на базаре яблоками, и Петр должен был подвезти туда новую партию. Пока он, подставив лестницу, с крайней от дома яблони осторожно снимал спелую грушовку, Валерка складывал отборные плоды в корзины, ведра и относил к мотоциклу, стоявшему наготове у ворот. И Альке пришлось помогать ему. Лишь после того, как коляска была полностью загружена, надежно увязана веревками и Петр выехал на улицу, лишь после этого друзья смогли отправиться в далекий поход за кормом.
Кира сидела с книгой у приоткрытого окна и все видела: как Петр отъехал, как с сумками в руках скрылись за поворотом ребятишки. Она читала книгу, но плохо понимала, что читает. Временами взгляд ее скользил мимо страницы. В памяти всплывали и хорошие дни, когда все у них с Вадимом ладилось, но чаще почему-то вспоминалось его угрюмое, злое лицо, обрамленное темной бородкой, и будто слышался голос его, раздраженный, резкий или молящий о прощении. Все бы ничего, она бы свою гордость как-то смирила, если бы не частые выпивки Вадима. В такие часы он делался невыносимым. Грубил, придирался, был мелочен, жесток и одновременно жалок.
И с работой по этой причине стало у него не ладиться. Картины его браковали, иные сам рвал и снова пытался найти утешение в винном похмелье.
Четыре последних года, которые прожила без Вадима, Кира считала отдыхом.
Так неужели он снова хочет предложить то же самое? Или другим стал, как уверяет Елена Сергеевна, понял что-то?..
Время приближалось к одиннадцати (Елена Сергеевна вчера позвонила в театр и предупредила, что Вадим собирается прийти в это время), а ей и шкаф, где висели платья и кофты, открывать не хотелось. Правда, когда старинные часы кинули в тишину одиннадцать размеренных ударов, она все же вместо халата надела платье и волосы свои, пышные, золотистые, расчесала.
Она увидела его издали и сразу узнала. Он шел не быстро и как-то неуверенно. Вот посмотрел на букет цветов, что нес в правой руке, видимо, еще раз мысленно проверял, хорош ли. Понравится ли ей? «Помнит, что цветы моя слабость», — без радости подумала она. Кроме беспокойства и тревоги, ничего другого визит бывшего мужа в ней не вызывал.
«Ой, да у него же бороды нет!» — вдруг поняла Кира. И не могла решить — лучше ему без бороды или хуже…
Тем временем Вадим уже был у калитки. Она не пошла встретить его, буднично крикнула из окна:
— Открывай!
Вадим не забыл, как это делать: зажал под мышкой что-то большое, завернутое в бумагу, просунул руку в расширенную щель калитки и повернул металлическую ручку.
В переднюю она вышла. На тихий стук разрешила войти.
— Ну, здравствуй, Кира, — взволнованно сказал он, все еще прижимая к боку что-то завернутое в бумагу.
— Здравствуй, Вадим, — сдержанно ответила она и добавила: — Проходи.
Неловко ступая, он двинулся следом за ней в комнату, положил сверток на стол, а цветы протянул ей.
— Благодарю. — Мысленно она отметила, что букет он выбрал удачный — пионы, фуксии, садовые ромашки — без холодных и надменных лилий. «Неужели и это помнит?» — Садись. — Она показала на стул. Сама же, положив скрещенные руки на колени, устроилась на Алькиной тахте.
Вадим опустился на стул, достал из кармана пачку сигарет.
— Можно курить? — Он волновался.
— Если только в виде исключения, — сказала она. — Впрочем, тогда садись у окна. В этой комнате живет Алик.
— Понимаю, — кивнул он и перенес стул поближе к окну.
— Ты изменился, — сказала она. — Сбрил бороду. Помолодел.
— Да, уже год, как сбрил, — подтвердил он.
— И только? — сама не желая того, язвительно спросила она.
— Не понял. — Вадим глубоко затянулся сигаретой и выпустил дым в окошко.
— Изменения коснулись только бороды? — Она никак не могла отделаться от иронического, колкого тона.
— А-а, вот о чем… — протянул Вадим.
— Прости за прямоту, — не выдержала паузы Кира. — Ты по-прежнему пьешь?
— Если скажу, что нет, ты не поверишь. — Вадим снова сделал глубокую затяжку. — Но это правда: я не пью.
— Совсем?
— Что значит совсем? Бывают праздники…
— …встречи, провожания, воскресенья, обмывка картины, новой покупки…
— Не злись, пожалуйста, — попросил Вадим. — Я пришел не за этим.
И все равно она не в силах была сдержаться. Отказали нервы.
— Пришел сказать, что не можешь без меня. А ты меня спросил: могу ли я без тебя? Отвечу: да, могу. Эти четыре года, когда тебя не было…
Он терпеливо, не перебивая, не пытаясь вставить ни слова, ждал, пока она, нервно ходя по комнате, выговорится. Он не заметил, как выкурил новую сигарету и прикурил следующую… И дождался. Словно после тяжелой работы, обессиленная и поникшая, Кира вновь села на тахту, вздохнула:
— Я все сказала. Теперь ты в состоянии понять меня?
— Кира, — глухо проговорил Вадим, — поверь: ничего нового ты мне сейчас не сказала. Я это знал. Давно понял. И еще понял самое главное: это верно — мне без тебя трудно. Плохо без тебя. Но я ни о чем не прошу. Просто я постараюсь доказать, что тоже могу быть нужным тебе. На это ведь я имею право?
— Да, конечно, — сказала она и горько добавила: — Если сумеешь доказать… Я, Вадим, не собираюсь скрывать: четыре года, пока тебя не было, я провела не в монастыре. И встречалась, и дружила. Одного не было — большого чувства. А без чувства и уважения — все ложь… Вот и сейчас сосед Петр Шмаков — приличный человек, хороший хозяин, здоровяк, силища как у Жаботинского или у кого там еще… Не пьет, даже не курит, всего на год старше меня, так вот, он очень хочет, чтобы я вышла за него замуж. Куда больше: обещает унести на руках в Париж или в саму Антарктиду. Заманчиво. Но не соглашаюсь. Нет настоящего чувства. Знаешь, как в городе, где много машин, — смог образуется, не хватает кислорода. И мне кислорода чувств не хватает.
