Долгая ночь у костра (Триптих «Время драконов» часть 1) - Гусаков Сергей "СОМ" (версия книг txt) 📗

— Мы со Сталкером так и поступаем: налетая в темноте на стены штрека, торчащие из-под свода плиты, крепи и друг на друга,— путаясь в лямках трансов, у которых они пока есть — и бессмысленно пытаясь нашарить их в темноте там, где они сроду не заводились ( известно, что транс, как осторожно и правильно ты ни клади его на пол, всегда оказывается на этом самом полу своей единственной лямкой вниз ),— спотыкаясь к довершению всеобщего инфракрасного счастья о невидимые впотьмах крепи и камни под ногами, мучительно занимаемся переноской наших грузов в Палеозал. И из всей этой огромной, бездонной Вселенной — полной непроницаемо-чернильной тьмы, а также совершенно невидимых нам в упомянутой тьме углов, брёвен, острых выступов камня и плит, что окружают меня по дороге к Хаосу, я лишь однажды вижу слабую красно-жёлтую точечку, которая, дёргаясь, с проклятиями надвигается на меня — и всё-таки проскакивает мимо, так как видит, должно быть, такую же слабую искорку света — микролюмена в полтора от силы, не больше,— что испускает, за неимением нужного количества освобождённого в любимой реакции восстановления электричества, мой коногон —

— только это и позволяет нам не расквасить в данных ‘сумерках породы’ лбы друг об друга.

— Всё,— изрекает наконец Сталкер ( голос его доносится до меня из тьмы веков непонятно откуда ),— надоело это ’лядство. Экономика должна быть.

— И зажигает незначительный кусочек плекса.

: Признаться, поначалу это сильно слепит глаза.

Мы складываем свои истощившиеся системы — точнее, только их отсоединённые банки поверх трансов, предназначенных для ГрОба, и садимся курить. Здесь же, в Палеозале. Пот потоками льётся с нас и пока эта метеорологическая напасть не кончится, уходить отсюда мы не собираемся. К чёрту пищеровские запреты: здоровье дороже.

— Или что там от него осталось?..

Сталкер королевским жестом извлекает из нагрудного кармана комбеза пачку “Астры” — у меня от неё болит голова и он это прекрасно, разумеется, знает — а потому с особой настойчивостью пытается угостить меня ей.

: Не выйдет.

— Я открываю свой портсигар и обычным жестом достаю из него любимую “Ригу”:

С каждым годом доставать её становится всё труднее и труднее.

: Мы сидим и просто курим, и почти молчим, только Сталкер насвистывает в паузах между затяжками нечто абсурдное ( с точки зрения музыкального строя и ритма ) — а когда докуриваем, он, охваченный трудолюбием и жаждой эстетики, лезет в проход, ведущий наверх: очевидно, навести последний марафет.

— И наводит. Иль делает вид: кто знает? Я только едва успеваю уворачиваться от камней, летящих в меня в окружении всяческой более мелкой гадости — но места нагретого, однако, не покидаю: лень-матушка,—

: Заразился от Сталкера. “Да”.

А затем он вдруг говорит: «ухожу, ухожу, ухожу» — как Вовочка в известном анекдоте,— и пятясь ногами вперёд ( опять же, точно на меня ) выползает из шкурника.

: Зрелище не самое эстетичное.

— Но я не эстет со слабыми нервами.

—— Я и отсюда их прекрасно слышу.

Потому что они совсем и не думают скрываться — бойцы нашего невидимого ГрОба: столько шума, наверное, и рота ментов, приближаясь с той стороны к Чёрт-лифту, не сумела бы поднять. Хотя — не дай, как говорится, Бог.

— Им бы ещё знамя в руки и по барабану на шею,— мечтательно прикрыв глаза, воображает Сталкер.

: Что ж — сп’аведливое замечание, това’ыщи. У дураков вообще мысли сходятся. “Да” — значить.

И вдруг слышу ясный голос Коровина:

— О! Здоровы мужики! Говорил я тебе — надо было ещё ту плиту опустить.

: Лучший друг Пищера, между прочим. И мой партнёр по работе,– программист, поэт, гитарист,— человек высоких моральных принципов,—

— К тому же правоверный иудей, кажется...

— Так тогда бы мы их сами не отрыли,— отвечает Коровину невидимый Хомо ( автогонщик, между прочим, экстра-класса — и с “принципами”, между прочим, тоже всё в полном порядке: иначе б не был запасным дублёром Сталкера в этом нашем эксперименте ),— судя по грохоту и осыпающейся на наши головы со стен мелочи, Хомо сопровождает ответ Коровину активным протискиванием в нашем направлении.

: Мы хватаем свой драгоценный догорающий плекс и удаляемся в Хаос — наблюдать оттуда. Так сказать, с галёрки, ибо в первых рядах партера нам по ряду причин находиться даже случайно заказано.

— Хотел бы я знать, зачем им это понадобилось,— чешет освобождённый от системы затылок Шерлок Сталкер.

: Меня тоже очень интересует ответ на этот вопрос.

— Этот же вопрос,— говорю я,— интересует товарища Андропова из...

— С того света,— мрачно перебивает Сталкер.

— Палеозал освещается бликами яркого пламени.

— Хорошо им,— с завистью стонет Сталкер,— на один день — экономить не надо... Пищера на них нет!

И начинает орать — очевидно, привлекая внимание:

— В одну и ту же мы залезли щель!..

— Мы с ними встретились, как три молочных брата!..

: Невыносимо-яркий — до боли — луч света вырывается из прохода, ведущего в Палеозал, и попадает прямо в наши, изнеженные уже упоминавшимися круглосуточными сумерками, органы зрения, начисто освещая нас — с головы до ног — сидящих на камне.

— ДРУГ ДРУГА НЕ ВИДАВШИЕ ВООБЩЕ!!! — завершает руладу Майн Любер Зингер: звучит, почти как государственный пакт Молотова/Риббентропа.

— Сидят, значит, герои,— уточняет Коровин — и луч света втягивается обратно в Палеозал, оставляя нас в полных потёмках.

— Но что это я разнервничался: Даже Риббентропа в “трупа” не перефразировал... Не говоря уж о Рыбе-Молотове,—

: Обычное дело ведь — как, возможно, срезонировал бы Майн Будтер Брудер — если б не продолжал орать:

— ЗА ХЛЕБ И ВОДУ!! И ЗА СВОБОДУ!!!

..: Шаляпин. Ага. Больше, однако, это напоминает превентивное глушение — чтоб ему случайно не напомнили, который теперь час и месяц,—

— Но там тоже не чайники собрались.

— В Петропавловске-Камчатском — п о л н о ч ь,— вклиниваясь в паузу, успевает-таки сообщить Коровин. Только я сильно сомневаюсь, что это так — на самом деле.

— Ненавижу Петропавловск-Камчатский,— внезапно жалуется мне Сталкер,— как ни включу днём радио — в нём всегда полночь...

— Спасибо нашему советскому народу... — завершает он недопетую песню.

— И нам становится грустно-грустно.

: Коровин и Хомо возятся в Палеозале; кто-то ещё спускается к ним сверху...

— У-у, нагадили,— отчётливо — и явно для Сталкера — признаёт Хомо.

— Пошли отсюда,— говорю я Сталкеру.

: Что-то нехорошее есть в том, что мы так сидим...

— В самом деле,— соглашается Сталкер,— люди работают — а мы...

Мы зажигаем ещё один маленький кусочек плекса — и уходим.

Напоследок я оглядываюсь назад: в Палеозал.

: Что-то есть в свете, бьющем оттуда.

: В этих людях...

— В этом во всём. Но что?

— И мы уходим, медленно уходим,–

То есть картина, вполне аллегорическая: “Отважный Спелеомэн Егоров и его Перпетуум Эго Сталкер, удаляющиеся от лучей света в совершенно-тёмное царство...”

: НЕ СМЕШНО.

ГОЛОС ВТОРОЙ — ‘ТЕРЯЯ КОНТУРЫ ПРИВЫЧНЫХ ОТРАЖЕНИЙ’..:

И — астенический синдром становится весомей здравого смысла:

— Удав с Золушкой, пьяные в стельку Разина, возвращаются из Кафе к себе в Подарок. По дороге — дело-то немудрёное — вначале у одного, затем у другого рассыпаются фонари. Они выкидывают их — у меня на глазах — и идут дальше без света. И вот такой “диалог” ( который я прекрасно слышу потому что, поджидая их уже полчаса в условленном месте, замёрз и выкурил все свои сигареты и даже пару трубок — и естественно сижу, погасив налобник,— как мы обычно сидим на перекурах, экономя “ходовой свет”,— но эти ‘благородные игуано-доны’, похоже, совсем забыли про меня за дегустацией “кафейных напитков” — в темноте проскакивая мимо — только их диалог я и слышу, интуитивно уворачиваясь от летящего в мою сторону предмета, пять минут назад использовавшегося Золушкой в качестве источника света ):