Трофейная банка, разбитая на дуэли - Крапивин Владислав Петрович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Я ее уже сдал... — сумрачно сообщил Борька. — Потому что срок закончился.
— Ничего себе! Две недели обещал, а потом сдал! Спасибо, дорогой!
— Потому что я дал ее сперва Олегу Ковалеву в нашем классе, а он ее сразу не вернул, хотя просил на два дня. А потом уже не было времени...
— Лодь, в чего ты сам-то эту "Шхуну" не возьмешь в библиотеке? — звонко спросил Аркаша. Он любил простоту и ясность и не любил ссор.
— Потому что не записан! Потому что туда, как и во Дворец, нужно разрешение из школы, а мне Зоюшка покажет дулю! Она ведь не забыла историю с "покойником"! Я всем уже сто раз про это рассказывал...
— Но если тебя так уж интересует эта книга, пойди в читальный зал. Посиди и почитай там, — рассудил Эдик. — Туда можно без всяких документов...
— Да не в книге уже дело, а... Какому-то Ковалеву он дал, а мне черта с два, хотя сам пообещал!
— Не "какому-то Ковалеву", а нашему однокласснику, — опять вмешался Клим. — Тот, конечно, виноват, что задержал книгу, но Бориса не следует упрекать так сильно...
— Больно надо мне его упрекать...
— Мальчики, не спорьте, — бархатным голосом попросила Агата. А Стася на ходу молча подержала Лодьку за рукав. И тот больше не спорил.
Проводили Стасю, потом Агату. Дошли до берега. В желтой неспокойной воде плыли последние льдины. С высоты они казались очень белыми. Выше по течению они были большими, но у моста наталкивались на быки-ледорезы и раскалывались на неровные многоугольники. Эти осколки скользили дальше к северу. Но добраться до Ледовитого океана, через несколько рек, у них не было никаких шансов, растают по пути.
На кусках льда сидели иногда темные нахохленные птицы. То ли вороны, то ли голуби.
А солнце сквозь куртки грело плечи, и, несмотря на всякие досады, жить было хорошо.
Глава 2. Тревоги
Перед Первомаем Стася заболела. Той же коварной ангиной, от которой в феврале страдал Лодька. И так же, как и к Лодьке, к ней никого не пускали. Лодька, по правде говоря, не очень тревожился. Болезнь, конечно, паршивая, но не смертельная. Через неделю Стася вылечится, и все станет по-прежнему. Ну, в крайнем случае дней через десять... В драмкружке огорчались, но тоже без большого беспокойства. У Стаси-Герды была "аварийная замена". Шестиклассница Лена Симбирцева. С ней пока и репетировали. Разумеется, Лодька считал, что из Лены Герда, по сравнению со Стасей, никакая. Но Агния Константиновна полагала, что это "вполне приемлемый вариант", не стоит очень тревожиться. Тем более, что для тревог была боле веская причина: Кирилла сразу после праздников собирались забрать в армию. Хлопоты Агнии Константиновны об отсрочке не помогли. А без такого, как Кирилл, Советника — что за "Снежная королева"!
Агния Константиновна держалась твердо, но это была твердость капитана на тонущем корабле. Все уже понимали, что премьеру придется переносить на осень.
Тем не менее жизнь продолжалось, и Лодька по-прежнему ощущал в этой жизни звучание радостных струнок. Порой и беспокойных, но все равно радостных.
Утром первого мая Лодька и мама собрались на демонстрацию. Мама — со своим Гороно, Лодька со школой. Он с удовольствием натянул пахнущую утюгом белую рубашку.
— Мама, погладь и галстук! Надену последний раз. На память о пионерском детстве...
— Что-то рано ты начал о нем грустить. Я вот еще путевку в пионерский лагерь тебе раздобуду...
— А экзамены?!
— А я на вторую смену... Надевай... А это тебе на праздник, — и мама сунула в нагрудный карман хрустящую бумажку, десять рублей.
— Ма-а! Ты получила наследство?
— Я получила зарплату за апрель. Гуляй, но не пропадай до поздней ночи...
Лодька отдал салют.
— Есть! А до ранней можно?..
— Не изводи меня своим юмором. Шагом марш...
Май пришел с удивительным, просто летним теплом. Кое-кто из прохожих нес букеты черемухи.
Когда собрались у школы, оказалось, что не один Лодька в пионерском галстуке. Но гнусный Бахрюк из всех выделил, конечно же, именно его:
Ну, чё! Не ты один умеешь стихи сочинять!
Юный пионер сказал Бахрюку, чтобы тот шел в одно всем известное место и сидел там подольше, не высовывался.
— Уй, какая храбрая Глуща! — запел Бахрюк. — А если по зубам?
Лодька до недавнего времени изрядно боялся Бахрюкова. Не столько его самого, сколько блатной силы, которая стояла за этим подонком. А сейчас понял, что если и боится, то... не очень. Так, по привычке. Привычку он "выключил" и сказал Бахрюку, что у того тоже есть зубы. Не боится ли он за них?
— Отойдем за "сральню"! — деловито предложил Бахрюк, называя так длинный дощатый туалет во дворе.
— Ну и отойдем, — бодро согласился Лодька, хотя внутри заныло...
— Бахрюков опять создает почву для военного конфликта?! — раздался грозный голос. Это откуда ни возьмись возникла Зоя Яковлевна.
— Ну чё я?! Чё всю дорогу я?! — привычно застонал Бахрюк. И пошел прочь, оскорблено шевеля всеми частями тела (а точнее — лопатками и задом). А Лодька подумал, что от их классной бывает иногда и польза...
Колонна двадцать пятой школы промаршировала, как положено, по улице Республики, мимо обитой красным сатином трибуны. На трибуне маячили фигуры в темных одинаковых шляпах. От них через микрофон разносились не очень разборчивые, но в общем-то понятные лозунги: "Да здравствуют советские пионеры и школьники, будущие строители коммунизма!"
Естественно, "будущие строители" в ответ орали ура. Жалко, что ли!
Дотопали до Первомайской, и здесь Лодька упросил покладистого Олега Тищенко взять его, Лодькин, флаг с портретом Кагановича, донести до школы и сдать дежурному. А сам скользнул через толпу на тротуаре обратно, поближе к трибунам. Хотелось, во-первых, высмотреть среди демонстрантов маму и помахать ей, а во-вторых, полюбоваться громадной моделью белого теплохода (если судостроители, как на октябрьской демонстрации, понесут ее над своей колонной).
Модель пронесли, и Лодька порадовался. А колонны с сотрудниками Гороно все не было (или Лодька прозевал ее). Торчать на краю тротуара среди галдящих зрителей, слушать одни и те же лозунги и марши надоело. "Пора топать на Герцена", — решил Лодька. И в этот миг что-то скользнуло у него по груди. Он глянул — из кармана торчала вытащенная до половины "десятка". А в сторонку независимо уходил длинный вихлястый парнишка в приплюснутом "кемеле".
"Г-гад!.." — Лодьку обдуло злостью, как жаром из печки. Мелькнула даже мысль — найти милиционера, показать на карманника: "Вон тот парень сейчас хотел обокрасть меня!" Лодька заоглядывался: не видать ли поблизости милицейских фуражек? Не заметил ни одной. Все они сейчас в оцеплении, "сохраняют порядок". Жулик, между тем, растворился. Ну и черт с ним. Лодька протолкался к перекрестку и по улице Челюскинцев добрался до "Урицкой", чтобы пройти мимо того самого дома и как бы повидаться с Юриком.
Потом он пошел к Борьке. Было условлено, что после демонстрации компания соберется у него. Но Борькин кирпичный домик оказался заперт. Или никто еще не приходил, или... собрались и сразу куда-то отправились, не дождавшись его, Лодика? (Про такое не хотелось думать.)
Лодька зашагал через двор обратно к калитке. Со стесненным чувством глянул на дом, где раньше жила Зина Каблукова. Прошелся глазами по висячим ветвям березы с яркими, маленькими еще листьями. Шагнул за калитку, стал думать: куда отправиться? Разыскивать "дворцовых" друзей или сперва заглянуть на Стрелку?
Вообще-то лучше всего было пойти к Стасе. Конечно, к ней не пустят, но можно купить кулек леденцов и передать. Однако накануне все вместе они уже пытались так сделать, но Стасина мама встретила гостей неласково. Просила "не беспокоить девочку хотя бы в течение недели". Она, мол, все еще лежит. И к окнам подходить ей нельзя, от них дует...
