Робинзоны из Бомбея - Агарвал Сатьяпракаш (читать книги без .TXT) 📗
И тут его осенило:
«Да ведь это же и есть туфли! Я же видел точно такие на ногах у молодой хозяйки! Красные и блестят».
Он слышал, как судачили про невестку деревенские женщины:
«Ну и модница! У самых знатных господ чалма, наверно, не стоит столько, сколько ее туфли! Да… Что и говорить: в городе жить лучше! У наших-то богачей и то в запасе башмаков не найдется. А у нее туфли как новенькие, будто не по земле ходит…»
Манохар вспомнил ярко-красные босоножки невестки хозяина. Ну точно как эти, только побольше. И ремешки такие же: золотые, гладкие-прегладкие.
Он повертел туфельки-игрушки в руках: снизу, правда, грязные, но ни подковок, ни гвоздей — подошва мягкая, из резины. Это его озадачило:
«Чудно! Посмотрю, как они будут у меня на ногах».
Манохар собирался было примерить необыкновенные туфли, но в комнату вошла молодая хозяйка. Манохар покрылся холодным потом.
Он живо представил себе, как старая хозяйка награждает его подзатыльником, а хозяин дерет за уши.
Молодая хозяйка заметила его страх и улыбнулась.
— Хотел примерить, да? — ласково спросила она. — Тебе они не годятся, Манохар. А чего ты так испугался? Наверно, не велели их трогать, да? Надо было позвать меня. — И, спустив дочку с рук, младшая невестка, погладила жесткие, как щетка, торчащие в разные стороны волосы Манохара. — Господи, какие у тебя жесткие волосы! Неужели мама не мажет их маслом? Ну пойдем, я смажу.
Она села и стала надевать туфли на нежные, белые, как лепестки лотоса, ножки девочки.
На глаза Манохара, застилая — взгляд, навернулись слезы, он поспешил смахнуть их с ресниц.
«Интересно, как надевают туфли?»
Но хозяйка уже обула дочку, и для потрясенного Манохара осталось загадкой, каким непостижимым образом туфли пристали к ногам.
«Ничего, они сейчас свалятся, — утешал себя Манохар. — Девочка шевельнет ножкой — и они упадут. Ее, конечно, станут обувать снова, и тогда-то я посмотрю, как это делается». Но девочка болтала ногами, потом встала, потом побежала, а туфли так и не упали. Манохар ни на миг не отрывал от них изумленного взгляда.
Ярко светила серебристая луна. Деревенскую улицу покрывал толстый, как ватное одеяло, слой пыли. Раскаленная днем, к вечеру она приятно холодила ноги. Молодая хозяйка с дочкой и Манохаром шли по дороге. Девочка шла, держась за руку Манохара, а он все оглядывался, смотрел на следы туфель — в пыли отпечатывались узоры.
Манохар уже проходил здесь сегодня днем. Идти было трудно: пыль обжигала, как кипящее на сковородке масло. Чтобы подошвам было не так горячо, он привязал к ним большие листья дерева палаш.
Задумавшись, Манохар отпустил руку девочки, и она упала. Манохар бросился ее поднимать, он хотел взять девочку на руки, но не смог: ведь он сам был немногим больше своей подопечной. Тогда Манохар стал стряхивать пыль с платьица. Девочка тоже принялась хлопать себя ручками, но пыль будто въелась и в платье, и в голые ноги, и в туфли.
Как бы не рассердилась молодая хозяйка! Манохар сел прямо в пыль, взял девочку на колени и стал вытирать ее концом дхоти. Пропитанные пылью туфли были уже не такими яркими, как ни трудился над ними Манохар, как ни вытирал их, как ни дул на них.
«И зачем нужно было обувать ее, когда на дороге полно пыли? — в тоске думал Манохар. — Ведь вечер уже, ноги ни капельки не жжет и не холодно — не зима».
Он снова почистил туфли, погладил, подул. Ему было очень жаль их, казалось, что туфлям больно. Манохар нагнулся посмотреть, не поцарапались ли подметки о камешки, но тут раздался голос молодой хозяйки.
— Что это ты делаешь? Брось! Вернемся домой — и почистишь. Туфли чистишь, а у самого вся одежда в грязи. И ребенка посадил себе на колени — тоже силач нашелся!
Манохар растерялся: он не знал, что ответить. Мать взяла девочку за руку, поставила прямо в пыль и сказала:
— Отряхнись-ка, Манохар. Пора возвращаться, мы уже долго гуляем…
Они вернулись домой. Всю дорогу Манохар плелся сзади, не смея приблизиться к госпоже.
Дома мать напоила девочку молоком и уложила спать. Одна ножка в пыльном башмачке свесилась с кровати.
Хозяйка протянула Манохару веер:
— Помаши немного, пусть она уснет, а я пойду поужинаю. — И, уже уходя, добавила: — Я буду спать у себя, а ты сними с нее туфли и ложись тут же, на полу.
Манохар был очень доволен, что все обошлось, но слова «сними туфли» привели его в замешательство. Как же их снять-то? При серебристом свете луны он долго смотрел на девочку, на белое чистое покрывало на постели, на туфли. Потом сел, прислонившись к кровати, и протянул руку к туфлям. Подержал блестящие пряжки, осторожно потянул за тонкие ремешки, но разуть девочку не удалось.
Иногда кто-нибудь из домашних заходил в комнату, и тогда он оставлял туфли и начинал усердно махать веером.
«Сниму, когда все уснут, а пока почищу», — решил он и принялся тереть туфли своей рубашкой. Въевшуюся пыль он соскреб пальцем, а куда палец не доставал — выдул.
— Напрасно хозяйка привезла туфли в деревню, — бормотал он. — Неужто не знала, какая тут пылища? Это ей не город. А если уж привезла, так держала бы в сундуке.
Потом он стал рассматривать свою рубашку, которую ему подарила хозяйка.
— Разве рубашка лучше туфель? Нет, туфли красивее, а их не жалеют, ходят в них по пыли.
Манохар потрогал нежные ножки девочки.
Ночной воздух становился прохладнее. Застывшая в небе луна заливала светом весь двор. Манохар сидел неподвижно и смотрел на красные туфли.
Листья деревьев… горячая пыль… скрипящие ботинки Раму и густо смазанные ореховым маслом башмаки хозяина…
— Нет, нет, — снова забормотал он. — Я куплю себе такие же красные туфли. Только ходить в них ни по пыли, ни по камням, ни по росе, ни по грязи не буду. А когда пойду на чью-нибудь свадьбу, буду в них, пока невесту провожают до дома жениха, а потом сразу сниму. Нет, нет! Еще украдут!..
Голова его склонилась к кровати возле ног девочки. В полусне Манохар обхватил их рукой и погрузился в сладкий сон, мечтая о туфлях, как мечтает о своем возлюбленном юная красавица.
Проснулся он от голоса молодой хозяйки и очень удивился, что уже утро. Он так и проспал сидя всю ночь. С минуту Манохар смотрел на башмачки, болтающиеся возле самого его лица.
«Ой! Ведь хозяйка велела их снять!» — вспомнил он и испугался.
Но хозяйка стояла рядом и, улыбаясь, смотрела на него так, как еще никто никогда не смотрел на Манохара.
— Что же это ты? Всю ночь так с туфлями в руках и просидел! Ох и глупый ты, Манохар! Пойди умойся. А ты поел вечером?
Манохар молчал.
— Что же ты не отвечаешь? Ну ладно, поди умойся, спроси у госпожи лепешки и поешь. Я оставила тебе чай.
Манохар пошел мыться, но вдруг вспомнил, что сейчас будут разувать девочку. Поскорее ополоснув лицо, он прибежал обратно, но хозяйка уже сняла туфельки. Увидев Манохара, она снова засмеялась:
— Ты так привязался к девочке, что даже умываешься кое-как. Ты же прямо ни на шаг от нее не отходишь, дурачок! А ведь завтра мы отправляемся в Дели. Что будешь тогда делать?
Она снова рассмеялась, но сердце ее сжимала печаль: о чем так горюет этот мальчик? Вздохнув, она встала и вышла из комнаты, бросив на ходу Манохару:
— Скажи служанке, пусть переменит девочке платье, а потом приведи ее ко мне. Я дам ей молока и тебя покормлю.
Манохар отвел девочку к служанке. Торопливо одевая ее, та ворчала:
— Обуешь ее сам, у меня и без того хлопот полон рот. Уж эти мне богачи! Всегда на тебя уйму дел взвалят! А как эта появилась, так и вовсе покоя нет. Работаешь, работаешь — хоть разорвись. Сама, что ли, не может переодеть?
Ничего не ответив, Манохар забрал девочку и вернулся в спальню.
Потом снял с себя рубашку, расстелил на полу и посадил девочку лицом к себе. Повертев туфельки в руках, Манохар, хмурясь, принялся надевать их на нежные ножки. Но девочка вырывалась: «Будь лошадкой, Манохар, будь лошадкой!» — и ремешки запутывались у него в руках.
