Долгая ночь у костра (Триптих «Время драконов» часть 1) - Гусаков Сергей "СОМ" (версия книг txt) 📗
— Только Ю.Д.А. это почему-то совсем не развеселило:
«Ты как хочешь,— говорит он Пищеру в темноте,— а я завтра точно сматываюсь».
И среди ночи у них началось..:
: Никогда ещё Сияние так долго в гроте не держалось. Причём в “лучшей своей фазе” — с “коготками”, “звёздами”... И звуки всё время: шорохи, треск, поскрипывание... И вдруг щелчок — будто выключателем щёлкнули — загорается фонарь Ю.Д.А.: тот, что разобранный на полке лежал. Потом — через некоторое время — щелчок, и он гаснет. Будто выключили его: кто-то у них на глазах. Да только в гроте никого, кроме них, нет.
— И в Системе тоже.
Ну, Ю.Д.А., понятно, на утро уехал — даже завтракать не стал. А Пищер остался: он упрямый тогда был страшно, даром что козерог,— в городе его никто не ждал, а тут такое: интересно ведь, чем кончится...
— Свеча, что погасла, когда они ложились спать, так и простояла весь день на полке: Пищер её не трогал, не до того было. Он даже о ней забыл — думал, догорела — и жёг другую, новую. А ночью она у него вдруг зажглась:
: Сама. И спокойно так горела на своей полочке. Догорев дотла — ничего от неё не осталось. Ну, Пищер не стал тогда гадать, что бы это могло значить — проняло и его; третьей ночи не стал дожидаться — в отличие от известного персонажа Гоголя, у него ещё оставалась некоторая свобода выбора.
: Собрал вещи — и дёру.
А вещей у его было — рюк, канистра, гитара — да фонарь в руке. И вот летит он по штреку к выходу — по Централке, там уж более просторно,— а его будто что-то не пускает. То рюк за камень или крепь лямкой зацепится — хотя только что никаких крепей и камней на этом месте не торчало — то гитара не лезет в шкурник,— а как же он её тогда туда пронёс? — то канистра: Пищер бросает её вперёд, пустую — а она вдруг начинает биться от стены к стене, будто живая, и всё над одним местом кружит,— потом вдруг посреди “полёта” — вниз, на 90о, словно завод кончился, и о землю или камень — ХЛОП!!!
— Ну, Пищер, на это, конечно разъярился,— стал ругать Двуликую самыми последними словами — как в зоне ругался,—
..: Я представил, как это было — уж Пищера-то я знаю, он и не по такому поводу из себя выйти способен — нервы у него ни к чёрту, это точно — Сашка говорил мне, что это потому, что его во время следствия месяц на конвейере держали — но здесь не об этом:
— Андрей костерит, почём свет, Двуликую и всех подземных духов от Паренди до шубина — и тут у него фонарик подмигивать начал: на каждое слово. А потом вообще из руки на землю выпал — будто вырвал его кто, сказал Пищер,— и лежит на полу, светит. И только тут Пищер подумал, какой он дурак. Она ведь Свечёй им с КрАкодилом знак дала — а он ей: пошлостью... И для Ю.Д.А. повторил. И теперь Её только злит — и словами своими, и мыслями.
То есть он не от страха так подумал — нет! чего-чего, а страха в нём не было, я ни разу не видел вообще, чтоб Пищер чего-нибудь боялся,— он пришёл к этому. Сам.
И он начал думать по-другому: не прикидываясь, играя или подстраиваясь — притворяясь — а действительно по-другому.
: О том, какая он свинья и хам. И о том, что оскорбил Её — Бога-то, духа не оскорбишь, не те это материи, уровни не те — да и что им брань суетная наша, что от глупости и бессилья? — нет; он оскорбил Её в себе — и как Женщину. Вот в чём тонкость.
: И когда он почувствовал всё это и понял — на самом деле понял, каждой клеточкой своего тела ощутив соотношение и связь себя и Её и этого Камня,— тогда всё сразу прекратилось.
: Всё кончилось.
И тогда он взмолился — он никому никогда об этом не рассказывал прежде, если не считать одного случая — но тот случай тоже особенный был, и рассказывал он тогда не всё,— взмолился: чтоб, если Она действительно существует, показалась, открылась ему.
— В ответ только фонарь мигнул.
И тогда он взмолился снова: будь, мол, мне... — ну, как в сказках,— то есть тем, кем бы Ты могла для меня быть — если увидеть Тебя невозможно, дай хоть какой-нибудь знак: светом или свечой...
— И на ближайшем перелазе в шкурнике он этот знак увидел:
Потому что его сложно было не увидеть.
: Это был маленький такой, совсем обычный с виду огарок. Сантиметра в два — два с половиной.
В дюйм, в общем.
Он казался старым — но не очень; а больше про него-то и сказать нечего. Только стоял он в шкуродёре на самом перелазе — там через плиту на брюхе переползать в узкой щели надо, и сразу — вниз, на высоту роста: очень узкое место, и обойти его никак нельзя — самое узкое место на Централке,— отполировано уже тогда оно было чуть-ли не до блеска,— локтями, животами, трансами, коленями...
Пищер с Ю.Д.А. тут вчера проползал — когда Ю.Д.А. наверх провожал: ведь у Ю.Д.А. своего света не было,— и возвращался той же дорогой. И никаких огарков, естественно, в этой шклевотине не было. И в Системе — по-прежнему — никого.
: Один Пищер на всю Систему.
— И ни новых записей в Журнале, ни следов перед входом на снегу: только его, да Ю.Д.А. следы. Да ещё птичьи — ну так это не в счёт.
Переоделся Пищер и поехал домой. И с тех пор он брал этот огарок с собой — всегда, когда под землю спускался. На самый крайний случай. Да только случай этот с тех пор ему так и не представился.
: Всё у него под землёй с тех пор хорошо было. И очень даже удачно — во всём ему под землёй с той поры сильно везло.
— И он подарил его мне. Сказав, что не может объяснить это, но знает: теперь он должен быть у меня. Мол, счастьем должно делиться — и другие слова,—
— Да только всё это уже просто слова были. Что можно: словами?..
: Но этот Подарок...
Даже Сталкер понял, что это не трёп. Что-то вразумило его — или остановило... Я же видел: он не слушал вначале,— всё ждал, куда реплику поядрёней вставить...
Но этот огарок...
— Знал-ли Пищер, что это может быть на самом деле?
: Я думаю — знал. То есть ещё не словами, а внутри ——
: там, где эти слова берутся.
— И теперь в руках у меня был ключ, и я знал, как им пользоваться. И стена была предо мной. И — дверь в ней, что на ощупь нашли те, кто слушал здесь музыку: ‘Ж-М-Ж’, “zooLOOK”.
А замок мы должны были открыть вчетвером — всего через несколько дней.
: На следующей неделе —
Осталось совсем немного.
ГОЛОС ВТОРОЙ — “ZOOLOOK”:
НА КАРАЧКАХ ЛЮДИ РАСПОЛЗАЮТСЯ,
СОТРЯСАЕТ УЖАС ХЛИПКИЙ СВОД —
ВОТ КАКИЕ ВЕЩИ ПОЛУЧАЮТСЯ,
ЕСЛИ С ЖАРОМ ВСТРЕТИТЬ НОВЫЙ ГОД!..”
: Было написано в новогодней газете
Сталкера, Коровина и Егорова,—
: Думали — шутка.
Оказалось —— на самом деле.
: Пророческие слова...
— Даже букв переправлять не пришлось: всё было написано заглавными, и поди теперь разбери — что они имели в виду: с “жаром”, с настроением,— или...
... А мы потом месяц ещё не могли нормально музыку слушать: никакую. Если под “слушаньем”, конечно, не подразумевать дрыгалки — а под “музыкой” что-нибудь вроде “Высоцкого для бедных” — Розенбаума. ( Или “Розенбаума для нищих” — Митяева... )
— Или ‘массового лая’.
А было так:
: Перед входом я встретил Хмыря. Он одевался — уезжал в город. У Хмыря редкостная интуиция, и если он уезжает...
— Ты чего?.. — говорю.
— Да так,— отвечает,— тухло там чего-то.
: Было это уже 31-ого числа, до Нового года оставались считанные часы — а встречать его мы договаривались вместе: под землёй, у нас с Сашкой — в Десятке.
— Чего “тухло”? — переспрашиваю я. Потому что странно это было: вдруг так бросить всё и уехать. Ведь Хмырь был в числе наших квартирьеров — то есть тех, кто заранее, ещё вчера затащил в Ильи всю аппаратуру, питание к ней, ёлку...
