Невероятное путешествие мистера Спивета - Ларсен Рейф (книга жизни .txt) 📗
Мне хотелось попробовать все, что проносили мимо меня, но я быстро устал и вынужден был сесть. Перед приемом мистер Джибсен дал мне какие-то обезболивающие таблетки из неподписанной бутылочки.
– Вот молодец, – ласково похвалил он меня, когда я запил их водой.
На миг я испугался, а вдруг на самом деле это сыворотка правды и теперь мистер Джибсен начнет задавать мне каверзные вопросы, но он лишь улыбнулся.
– Волшебные таблетки, просто волшебные. В два счета взбодришься. Ты сегодня герой дня. Мы ж не хотим, чтоб герою дня было больно, правда?
Кроме того, он в самые сжатые сроки раздобыл мне супер-пупер смокинг. Около двух часов пришел портной и снял с меня мерки. Он был очень приятный – пожал мне руку и рассказал про своего кузена из Айдахо. Я спросил, не даст ли он мне копию моих размеров, и он сказал: «Ну конечно же!» – и переписал их на листке бумажки вместе со схематичным наброском моей фигуры. Так мило с его стороны, для меня такого еще никто не делал! Импровизированная карта моих размеров. {163}
Когда мы явились на ужин, Джибсен усадил меня за стол и сказал:
– Пока, Т. В., просто улыбайся и здоровайся. Речи начнутся через полчаса, не раньше. Не волнуйся, слишком много от тебя не потребуется. Если станет не по себе, постучи меня по плечу два раза, вот так.
И он два раза постучал меня по плечу.
– Хорошо, – сказал я.
Вокруг моей тарелки было аккуратно разложено какое-то неимоверное множество предметов сервировки. Совсем как рисовальные принадлежности у меня в спальне. Меня вдруг пронзило острое чувство утраты, болезненно-щемящая пустота. Мучительно захотелось вдохнуть запах моих блокнотов, пробежаться пальцами по знакомым инструментам.
Предо мной было: три вилки, три ножа, четыре бокала (все немножко разной формы), две тарелки, ложка, салфетка и какая-то двузубая штуковинка. Рядом с тарелкой стояла именная карточка с крупным курсивом: «Т. В. Спивет». {164}
Зал был большим и гулким, примерно на пятьдесят столов с тремя вилками, тремя ножами, четырьмя бокалами (все немножко разной формы), двумя тарелками, ложкой и вилочкой напротив каждого места. Примерно тысяча сто вилок. И четыреста двузубых штуковинок, хотя я понятия не имел, зачем они нужны. Чтобы предотвратить неловкую ситуацию, я небрежно стянул свою со стола и сунул в карман. Если ее не будет, я не могу воспользоваться ею неправильно.
Некоторое время я сидел сам по себе и рисовал на блокнотном листке схемки движения гостей через зал – я так всегда делаю, когда волнуюсь. Никто меня не замечал, не обращал на меня внимания, как будто я просто-напросто злополучный ребенок, чьи родители не нашли, с кем оставить его на вечер.
В передней части зала располагалась большая сцена с кафедрой для оратора. По стенам висели мои иллюстрации и диаграммы. Надо признать, смотрелись они здорово: в рамках и со специальной подсветкой выходило куда эффектней, чем на полу моей комнаты. Взрослые группками расхаживали по залу, болтая, время от времени останавливаясь перед диаграммами и улыбаясь. Мне вдруг захотелось вскочить и объяснить им каждую карту и схему – но я до чертиков боялся этих взрослых, особенно когда они вот этак собирались в группки, и улыбались, и держали бокалы так небрежно, почти неаккуратно – словно бы каждый хотел выплеснуть на пол одну каплю, ровно одну каплю.
Джибсен подошел ко мне и прикрепил мне на смокинг табличку с именем.
– Совсем из головы вылетело! Ну поверишь ли? А то все думали бы, что ты просто чей-то ребенок, – сказал он. А потом увидел кого-то на другом конце зала, всплеснул руками и скрылся в толпе.
Я начал подумывать, не вытащить ли мне двузубую штуковинку из кармана и не попытаться ли все-таки понять ее назначение, как ко мне подошла какая-то престарелая светловолосая дама.
– Хочу одной из первых поздравить тебя. Нам очень повезло заполучить такого мальчика, как ты. Очень, очень повезло!
– Что? – переспросил я. Лицо у нее выглядело очень странно: все кожистое, как брюхо у козы после родов.
– Я Бренда Бирлонг, – представилась она. – Из фонда Макартура. Теперь мы с тебя глаз не спустим… Вот погоди пару лет… – Она засмеялась. Точнее – лицо у нее засмеялось, а глаза – нет.
Я улыбнулся, не зная, что сказать, но она уже растаяла в толпе, а ко мне подошел кто-то еще.
– Отличная работа, сынок, – похвалил какой-то старик. Пахло от него гнилым деревом. Когда он пожал мне руку, я почувствовал, что его рука вся слегка подрагивает. Он слегка напоминал Джима, одного пьянчугу из Бьютта, только этот старец был в смокинге. – Нет, в самом деле – очень, очень достойные работы. Как это вы там в Монтане умеете так рисовать? Что-то в воде? Или просто больше нечем заняться? – Он закудахтал и обвел взглядом зал. Руки у него все так же тряслись.
– В воде? – удивился я.
– Что-что? – переспросил он, поднимая руку к уху и неловко возясь со слуховым аппаратом.
– Что такое с водой? – спросил я громче.
– С водой? – недоуменно повторил он.
– Что с ней такое? – продолжал допытываться я.
Он улыбнулся мне, скользнув взглядом по моему наброску схемы столовых приборов.
– Да, наверное, – неопределенно сказал он, словно предавшись воспоминаниям далеких военных времен.
Я подождал.
– Проклятие, – пробормотал он и побрел прочь.
После этого поздравлять меня потянулся ровный поток гостей. Все их улыбчивые гладкие фразы сливались в одну, а я всякий раз не знал толком, что и ответить. Похоже, Джибсен почуял это: через некоторое время он обосновался рядом со мной и принялся отвечать за меня хорошо поставленным ораторским голосом.
– Да, услышав, сколько ему лет, я, разумеется, был настроен несколько скептически, но мы решили, почему бы и не рискнуть, и вот, сами видите, он просто чудо. В смысле, сколько в нем потенциала…
– Мы не знали точно, но некоторое представление все же имели – и решили: стоит попробовать.
– Знаю, знаю, мы все очень взволнованы. Возможности безграничны. Отдел образования? Что ж, дайте мне вашу карточку и мы поговорим в понедельник.
– Да-да, именно так мы всегда на это и смотрели… Перед тем как позвонить ему на ранчо, я сидел у себя в кабинете и сказал себе: «Да, ему двенадцать, но давай все же попробуем!» И риск, со всей очевидностью, оправдался…
Пока я слушал его, все происшедшее превращалась во что-то совершенно иное. Мне стало как-то неуютно. Моя история становилась его историей. Как будто кто-то потихоньку все прибавлял и прибавлял звук какому-то очень противному шуму: мало-помалу, но под конец у меня аж скулы сводило. Даже официанты в белых перчатках стали выглядеть как-то зловеще. Когда одна официантка хотела налить мне воды, я замахал на нее руками, подозревая, что она задумала меня отравить.
В какой-то момент мистер Джибсен наклонился ко мне и шепнул:
– Клюнули…
Чувствуя себя совсем разбитым, я дважды постучал его по плечу, но он лишь похлопал меня по руке, а сам продолжал говорить какой-то дотошливой женщине с заклеенным глазом:
– О да, да, конечно… выездные мероприятия. Он тут, по крайней мере, на шесть месяцев, но это не точные сроки, все обсуждаемо.
Я поднялся и закоченело побрел к выходу из зала, чувствуя на себе многочисленные людские взгляды. Когда я проходил мимо какой-нибудь беседующей группки, люди умолкали и делали вид, что вовсе на меня не глядят, хотя на самом деле таращились чуть ли не в упор. Я старался сохранить на лице улыбку. За спиной у меня возобновлялись оживленные разговоры. С кем такое случалось, тот знает это странное ощущение, как будто все видишь со стороны.
– Скажите, а где туалет? – спросил я какую-то официантку, с виду очень славную, хотя она и стояла у стены, заложив руки за спину и пряча белые перчатки. {165}
Она указала мне на двойные двери.