Дроздово поле, или Ваня Житный на войне - Кунгурцева Вероника Юрьевна (книги полностью txt) 📗
И домовик, скрепя сердце, выдал аэроагенту заготовленную кипу «поясничных» денег.
В бухгалтерской папке оказались какие-то схемы, но Шишок, одним глазком заглянув в них и воскликнув: так, де, понятно! — тут же захлопнул картонную обложку, хотя Росица Брегович тоже попыталась сунуть в бумаги свой точеный нос. Постень покосился на улетевшие в угол вагона очки Росицы и велел следовать за ним.
Ваня в очередной раз принялся выспрашивать подробности плана, но Шишок только отмахивался: дескать, после, после, времени, де, нет… Сейчас мы отправляемся на Большую гору!
Попутно купили в скобяной лавке совковые лопаты и тачки. Яна Божич тут же уселась в железную коляску, и Березай, ухватившись за деревянные ручки, бегом покатил ее кверху, а пернатые полетели наперегонки с ними.
Отыскав среди расположенных террасами домов ряды гаражей, домовик принялся их пересчитывать и ткнул пальцем в двенадцатый: мол, откроем этот! Ваня с Росицей переглянулись: мы что — автомобиль угоняем?!
Но, когда, отперев замок, вошли внутрь, оказалось, что машинами там и не пахнет! Пернатые, что-то почуяв, залетать в темный гараж отказались: дескать, мы уж тут как-нибудь, на солнышке вас обождем!
А домовик вновь призвал на помощь мальчишка-с-левый-локоток: ворота задвинули, мальчишок снаружи закрыл замок и, по-пластунски протиснувшись в щель под воротами, вернулся в гараж.
В углу, за полками с разным хламом, оказалась потайная дверца, открыв которую, нырнули в темный коридор, за ним была еще одна железная дверь, а после — ступеньки. Подсвечивая себе фонариком, принялись спускаться вниз, вниз, вниз… Многоступенчатая лестница привела к первому из завалов, которые пришлось им разгребать: теперь стало ясно, зачем нужны лопаты. Работали в поте лица и наконец пробились к новой железной двери, ключа от которой не было. Когда общими усилиями трех богатырей — домового, вилы и лешего — выломали вход, то попали… внутрь атомного бомбоубежища, построенного, видать, в социалистические времена. Здесь даже электричество имелось!
Бомбоубежище оказалось настоящим городом с разветвлениями улиц-коридоров, со множеством неопрятных жилых комнат, со складами и запасниками. Заглянули на полки с картонными коробками, где, судя по надписям, должна была храниться сгущенка, но, увы, коробки оказались пусты… Так же, как многочисленная тара, разбросанная там и сям. Знать, во времена недавней войны бомбоубежище вовсю использовала одна из противоборствующих сторон: вон и тут щербины от пуль на стенах.
Домовик вновь заглянул в схему, которую не выпускал из рук, — и одна из прямых улиц подземного «города» привела к последней запертой двери. Мальчишок-с-локоток сунул в замочную скважину ручонку, что-то там поддел проволочными пальчиками: дверца и открылась!
За ней оказался узкий подземный ход, выбитый в скальной породе, и уже никаким кирпичом не отделанный. Ход шел наклонно вниз, и, чем дальше двигались, подсвечивая себе фонариками, тем неуютнее становилось: за шиворот капало, под ногами хлюпала какая-то жижа. После тащились по извилистому лазу, согнувшись в три погибели, потом ползли по шкуродеру, волоча за собой то и дело застревавшие тачки, и, наконец, ход расширился, но уперся в очередной завал. Вновь пришлось поработать.
Лаз впадал в узкий тоннель, который, по словам раздобрившегося на информацию Шишка, шел под аэродромом. Дескать, по словам аэроагента, тоннель во время боевых действий прорыли ооновские «голубые каски», чтобы снабжать продуктами — а больше оружием — отрезанных в своей части города мусульман-боснийцев, которые воевали с сербами. Тоннель, де, сейчас с двух концов взорван, но в середке сохранился. Мол, мы находимся как раз под аэродромом и наша задача: пробить выход на летное поле — и копать мы будем хоть до утра! Высветив светом фонарика скисшую совсем Росицу и чумазую Яну Божич, запросившуюся домой, домовик гаркнул: дескать, и без соплей мне тута! А то, де, сейчас Джона Райна позову, он быстро вас в ядерную пыль сотрет!
И богатыри, удвоив силы, принялись рыть землю, как бульдозеры, и тачками оттаскивать назад, оставляя себе узкий путь к отступлению. И вот до поверхности осталось несколько метров: уже слышен был гул приземлявшихся и взлетавших самолетов. Но дальше рыть не стали — домовик распорядился: мол, остальное завтра доделаем.
По своим же следам потянулись обратно в гору, заперли гараж и вместе с пернатыми поспешили в свое общежитие в Добрыне — отдыхать. Лежали, глядя в потолок, а боснийское радио сообщало: Югославия, де, сдалась — приняла условия НАТО, привезенные в Белград Ахтисаари и Черномырдиным, начинаются переговоры о деталях вывода югославских войск из Косова. Но, несмотря на это, победоносное НАТО усилило бомбардировки! Продолжается массовое применение стратегических бомбардировщиков Б-52 против позиций югославских войск в Косове. Ура!
Домовик закрыл глаза и отвернулся к стене, но долго так не пролежал — пойду, мол, пройдусь. Ваня Житный собрался было с ним, но Шишок, будучи сильно не в духе, прикрикнул на мальчика: не путайся, де, под ногами, я один пойду!
А когда вернулся, сказал, что ходил на барахолку: и в доказательство закатил под кровать железную крышку от канализационного люка…
В полдень следующего дня вновь отправились на Большую гору, но Яну Божич с горлицей оставили в общежитии. Ваня Житный слышал, как домовик наказывал девочке: дескать, ежели не воротимся сегодня, то утром отправляйся вот по этому адресу — мол, тут наши квартируют, которые входят в ооновский контингент, там тебе помогут.
Вышли из общаги, обернулись: в раскрытом окошке второго этажа видна вставшая на стул — чтобы лучше видеть уходящих — грустная девочка с пушистой головкой, в новогоднем платьице, а на плече у нее — синяя птица.
Шишок попер с собой крышку от люка — Ваня с Росицей только переглядывались да головами качали. Когда с крайней осторожностью прорыли в оставшемся завале под аэродромом узкий лаз, времени до посадки самолета оставалось в обрез.
Соловей же с жаворонком с раннего утра полетели в аэропорт заводить полезные знакомства с аэродромными птицами. Местные вороны хвастались, что пока аэропорт не работал, они гнездились в заржавевших фюзеляжах — вот, де, было времечко! Теперь, дескать, не то: самолеты пролету не дают! Железные великаны, хоть тоже птицы, но дурни страшные и к тому же слепошарые — ничего перед собой не видят, прут так, что на пути им не попадайся! И языка, де, нашего не понимают, коршун им в двигатель и голубь в фюзеляж!
Вороны, знавшие в лицо все самолеты, еще в небе углядели «боинга»-чужака и прокаркали: мол, вон он американец — летит! От обшивки за километр Атлантикой в клюв шибает! И соловей с жаворлёночком, сев на летное поле раньше самолета, засвистали «детям подземелья»: дескать, пора, пора, родимые! И скорехонько разлетелись в разные стороны, чтоб не оказаться на пути дурня-Боинга.
И — приземлился самолет! А домовик, вила и лешак — пока двигатели еще работали — пробились сквозь бетонную преграду летного поля точнехонько под брюхом самолета (Шишок уверял, что это не случайность, а точный расчет). Вылезать пока не вылезали.
Вот к «боингу» подвезли трап, суетящиеся рабочие на летном поле развернули красную дорожку и подтащили ее к лестнице. Вот помчались к самолету черные машины… А в промежутках ступеней показались мужские ноги в брюках и грубых ботинках, вот еще одни… Из машин уже вылезали какие-то люди, а на трапе появились, наконец, женские ноги в красных туфлях на каблуках — тут Шишок, державший наготове мальчишка-с-локоток (который, в свою очередь, держал в зубах вострый ножик, размером в половину мальчишка), выпустил его наружу. Мальчишок по изнанке трапа живо взобрался до чередующихся женских ног и, по серой юбке, по пиджаку — в мгновение ока вскарабкался женщине на плечи и приставил ножик к горлу. Не успела охрана и «вау» сказать!
Тут и «дети подземелья» выскочили наружу (дыру под самолетом домовик прикрыл канализационной крышкой).
