Отряд под землей и под облаками - Ловрак Мато (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Гм! Никогда не слышал об этой вашей Суботице!
Мы дошли до перекрестка. На углу было кафе.
— Я пойду направо, а вы сверните налево, — сказал гимназист. — Там дом вашего Милентие Перца. В Нижнем переулке. Ну, всего вам!
Нам пришлось спрашивать прохожих, прежде чем мы нашли дядюшкин дом. Никакой ограды вокруг него не было. И никакого сада. Ворота с электрическим звонком тоже отсутствовали. Это был низенький, покривившийся домишко с облупленной штукатуркой и узкими, давно не крашенными окнами. Словом, впечатление он производил самое жалкое и унылое. Я долго стоял перед расшатанной калиткой, не решаясь войти. На всякий случай я спросил еще одного прохожего, здесь ли живет Милентие Бибер, и, получив утвердительный ответ, робко толкнул калитку. Она поддалась. Мы вошли в выложенный кирпичом темный и сырой двор.
— Ох, — вздохнула тетя Вилинка, увидев нас. — Дядя Милентие будет вам очень рад. Раздевайтесь, садитесь. Есть хотите?
— Я бы съел слона! — сказал Лазарь, широко открывая рот. — Весь день не ел.
— Ты съел два куска хлеба с маслом и яблоко, — заметил я.
— Разве это еда?! — удивился он.
Тетя Вилинка разохалась, что мы застали ее врасплох, что в доме ничего нет, кроме хлеба и брынзы, но, к счастью, у нее много кукурузной муки, и она вмиг сварит мамалыгу. Готовя ужин, она все время говорила, и Лазарь, утомленный дорогой, заснул. Пришел дядя Милентие. Угрюмо покосившись в нашу сторону, он молча сел за стол и закурил дешевые сигареты с ужасно едким запахом.
— Какой черт принес вас сюда? — пробурчал он с нескрываемой яростью, когда тетя Вилинка поставила на стол мамалыгу. — И так все идет кувырком, только вас здесь не хватает!
— Не надо, Милентие, — взмолилась тетя Вилинка. — Они не…
— Молчи! — загремел Милентие и, шумно отставив стул, начал взволнованно ходить по комнате. — Ты соображаешь, что происходит? Кризис, безработица, стачки! Все рушится и валится. Того и гляди, нас коснется. А она приглашает этих… этих… в гости! Дура ты набитая, ни о чем не имеешь понятия!
Лазарь проснулся. Он с интересом взглянул сначала на Милентие, потом на меня.
— Это наш дядя? — спросил он.
С налитыми кровью глазами Милентие повернулся к Лазарю.
— Плодятся как зайцы, а потом вешают своих чад на шею другим! — рычал он. — Чего сами о них не заботятся? Тоже благодетелей нашли! — Он оттолкнул тарелку с мамалыгой и, хлопнув дверью, вышел вон.
— Он немного нервничает, — сказала тетя Вилинка, накладывая Лазарю добавки, ибо он, несмотря на все громы и молнии, уже слопал свою порцию. — Не обращайте внимания на дядю Милентие. Ты, Драган, уже большой и все понимаешь… Мается он, бедняга, — и товар закупи, и привези его на место, и продай, и даже на дом отнеси. Вертится как белка в колесе… Идем, Лазарь.
Тетя Вилинка уложила нас спать. Лазарь тотчас заснул, а я до полуночи ворочался с боку на бок. Я слышал, как вернулся дядя Милентие. Он долго ходил по двору, распевая хриплым пьяным голосом:
Потом пение прекратилось, а из соседней комнаты послышался его храп и приглушенный голос тети Вилинки.
Дядя Милентие ушел еще затемно. Вернувшись, он упорно делал вид, что не замечает нас. Мы прожили у них несколько недель, до того самого дня, когда получили от мамы письмо, в котором она писала, что отец нашел работу и мы можем вернуться домой.
— Кланяйтесь маме с папой, — сказала тетя Вилинка, кладя в сумку большой теплый каравай, кусок солонины и несколько яблок. — И приезжайте еще. Надеюсь, вам здесь было хорошо.
Вечером мы были уже дома. Сославшись на усталость и головную боль, я тотчас же улегся в постель. А на рассвете незаметно улизнул из дому, нашел Пишту, и мы вместе отправились на Палич. Мне не хотелось рассказывать дома о нашем житье в Шабаце. Разве мог я сказать правду после всего, что тетя Вилинка сделала для нас?
Через несколько дней пришло письмо от тетушки. Мама читала его вслух, бросая временами на отца взоры, полные укоризны.
— Да, вот у Вилинки жизнь так жизнь! — вдохновенно воскликнула мама, окончив чтение. — Подумать только, они покупают автомобиль! А осенью поедут в Вену…
Мать вновь и вновь перечитывала письмо, а я ушел в комнату и, уткнувшись головой в подушку, залился слезами. В ушах у меня звучал самый печальный голос, какой я когда-либо слышал, голос моей доброй и милой тети Вилинки:
«Надеюсь, вам здесь было хорошо».
Красные и белые
Когда я встречаюсь со своими братьями и сестрами, разговор у нас как-то сам собой переходит на детство. Недавно я был у Виты. Мы сидели на веранде, любуясь Дунаем и чернеющим на той стороне лесом.
— А помнишь нашего соседа Игнатия Аполлоновича Борисова? — спросил вдруг Вита.
— Словно вижу его перед собой! — живо ответил я. — Высокий, костистый, с курчавыми волосами, всегда блестящими от разных масел и помад. Вся улица благоухала, когда он шел. И одевался он как-то необычно. Часто ходил в черном сюртуке, широких полосатых брюках и узеньких лакированных ботинках. «Настоящий светский человек, — говорила про него мама. — Посмотрите, какой он элегантный, подтянутый, как следит за собой. Позавидовать можно». Еще у него была черная трость с серебряным набалдашником, которой он размахивал, как фокусник, прежде чем вытащить из шляпы зайца или голубя. Держался он чересчур надменно, с соседями знакомства не водил, а если кто-нибудь с ним здоровался или старался заговорить, он презрительно отворачивался или делал вид, что разглядывает бегущие по небу облака.
— Точный портрет! — засмеялся Вита. — Мы все считали его русским. Помнишь, отец называл его «этим противным белым», что приводило меня в крайнее недоумение. Как-то я спросил отца, что это значит. Разве мы не такие же белые, как Игнатий Аполлонович Борисов?
— Отец иногда рассказывал нам о борьбе красных и белых в России, — продолжал Вита. — Я очень любил эти его рассказы. В то время я запоем читал книги про индейцев и был уверен, что в России тоже шла война между краснокожими и белыми. Признаюсь, всем сердцем и душой я был на стороне белых. Отец же, как ни странно, был на стороне красных.
— Почему тебе хочется, чтоб побеждали индейцы? — спросил я его однажды.
— Какие индейцы? — удивился он.
— Да красные, про которых ты всегда рассказываешь!
— Ты еще слишком мал, — сказал отец. — И глуп вдобавок. Красные вовсе никакие не индейцы!
— Ну и сказанул! — надулся я. — Не собираешься же ты утверждать, что красные — это белые.
Отец ласково посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
— Красные — белые. Но есть среди них и желтые, и черные, и даже красные!
Я решил, что он просто пьян. Но тут же уверился в обратном. Я был в полной растерянности.
— Ну и тупица же ты! — сказал отец в ответ на мой вопросительный взгляд.
— Не обижай мальчонку! — строго одернула его мать.
— Ладно. Приказано не обижать, не буду. Но в таком случае прикажи ему не задавать мне глупых вопросов.
Я вновь занялся упражнением по сербскому языку, которое мне задал отец, чтоб я не слонялся из угла в угол.
«День был чудесный», — прочел я первое предложение. Мне было невыносимо скучно. Вы с Лазарем гостили тогда у тетки Вилинки, и я просто умирал от зависти, представляя себе, как вы сейчас играете, лакомитесь шоколадом и яблочным пирогом, а я вот сиди за каким-то глупым упражнением. Я долго зевал и потягивался, прежде чем взяться за дело, но все же сделал упражнение и стал читать его вслух. «День был чудесный». Вдруг кто-то постучал в дверь. Отец вздрогнул. Мать пошла открывать. «День был чудесный». Я глянул в окно. На улице лил дождь!
— Кто там? — крикнул отец.
— Милутин, скорей иди сюда! — испуганно позвала мать. — Тебя спрашивает господин Игнатий. Говорит, у него срочное дело.
