Женька-Наоборот - Лойко Наталия Всеволодовна (книга регистрации txt) 📗
— Ну ты и дура! — раздался над ухом голос Алеши. — Вот дура! Да еще спрятаться захотела.
— Ничего не спрятаться… — Таня вся съежилась, ожидая, что последует дальше. Жуткий момент!
А Алешка возьми да спроси:
— Пирожки еще целы?
— Фу! — Таня отодвинулась от пакета, лежащего на скамье, словно это была ляг ушка.
Неужели Алеша может на них спокойно смотреть? Называется — вспыльчивый! Почему же тогда не вскипел, не возмутился глупой затеей, не оскорбился как следует? Мог бы гордо смолчать, наконец! Хладнокровный, бесчувственный ко всему, кроме жареных пирожков.
Алеша причмокнул:
— Сейчас мы их пустим в ход.
— Их?! — Таня взглянула с презрением как на пирожки, так и на Алешу.
Пирожки смирно полеживали на скамье. Алеша широко улыбался.
— Все-таки ты, Татьяна, не человек. Ты девчонка.
— А ну повтори!
— Повторю.
Таня вскочила, чтобы снова перекинуться на противоположный борт, но Алеша не дал.
— Стоп! Оцени-ка мою военную хитрость.
Таня оценила. Стоило Алеше выложить свой замысел, она и сама причмокнула. Затем, спрятав пакет за спину, отправилась на поиски Жени. Тот сидел, положив на поручни тощие руки, скучающе глядя на подмытые водой, обнаженные сбоку корни прибрежных вязов. Рядом с Женей нашлось местечко для Тани.
— Женька! Сейчас будет шлюз.
— Ну и что?
— Как — что? Наступит кромешная тьма.
— Тьма-то откуда? Спятила.
— Неуч ты все-таки… Не знаешь, что шлюз есть подземное гидротехническое сооружение? Туннель! На десять метров ниже уровня дна.
— Эх ты, зубрила! — Жене попросту было смешно. Как будто он не разбирается в шлюзах, как будто никогда не строил плотины у обмелевших Оленьих прудов. — Такая тьма, что и неба не видно?
— Кромешная, говорю. Хочешь, пари?
— На что?
— Дай подумаю… Можно хотя бы на пирожки.
Незаметно переложив просалившийся пакет в левую руку, Таня протянула Жене правую. Заставила незнакомую длинноносую девочку оторваться от книжки.
— Разбейте, пожалуйста.
— Можно. С разбивалы не брать.
Еще с прошлогодней поездки в Череповец Тане было отлично известно, как выглядит шлюз — водная ступенька, как он устроен. Очень интересно устроен! Не зря пассажиры сейчас в нетерпении повскакали с мест:
— Шлюз! Шлюз!
Медленно опустились огромные металлические ворота, приглашая теплоход въехать в длинную бетонную камеру, впереди которой чернел второй, пока еще недвижный затвор. Вверху над головой сияло небо — голубое, безмятежное, с редкими нежными облачками.
Женя не скрывал своего торжества:
— Ничего себе подземелье! Туннель! Кромешная тьма.
Таня притворно вздыхала:
— Как это я перепутала?
Экскурсанты переговаривались, смеялись, следили, как повышается в камере уровень воды, как вместе с водою медленно поднимается теплоход. Поднимались и другие суда, вошедшие в шлюз. Им тоже предстояло потерпеть, пока «водная ступенька» достигнет нужной высоты и всех их выпустят на простор — в так называемый верхний бьеф, в лежащую впереди часть канала, доберется до уровня, отмоченного на бетонных стенах непросыхающим темно-зеленым наростом.
Валентина Федоровна подошла к Тане, когда Женя доедал последний пирожок. Трудно сказать, кому этот Женин обед доставил больше удовольствия — Жене, Тане или их классному руководителю. Но Валентина Федоровна и виду не подала.
Только спросила:
— Нравится шлюз? — Затем улыбнулась. — Кстати, дорогие мои ученики, какой здесь действует закон физики?
Женя откликнулся первым:
— Об уровне жидкости в сообщающихся сосудах.
Вот что значит контакт!
Однако все мы зависим от случая. Откуда-то выплыла степенная Лида, известная тем, что никогда никому не делает неприятностей. Обмахнулась платочком и сказала, ни о чем не подозревая:
— Помнишь, Татьяна, как ты на волейбольной площадке рассказывала про поездку в Череповец?
Поданный Таней отчаянный знак не остановил Лиду. Она всегда пресекала любые попытки ее перебить:
— Помнишь, вычертила на земле устройство шлюзов… Сейчас наши девочки оказались образованней некоторых умников из девятого.
— Трепло! — закричал Женя, рванувшись к Тане. Если бы теплоход внезапно окутала кромешная тьма, которая была обещана Таней, он не был бы так поражен. — Обманщица! Жульница! — Тощие, липкие от повидла руки вцепились в Танины плечи.
— Ой! — завопила Таня. — Он меня выбросит за борт!
К счастью, рядом была Валентина Федоровна. Схватив Женю за локти, она тут же смущенно сказала себе: «Как девчонка!» Женя тем временем мрачно отметил в мыслях: «Хуже мальчишки».
Алёша подоспел, когда разнимать уже было некого. Валентина Федоровна поспешно приводила в порядок растрепавшуюся прическу. А девочки, в том числе Таня, осаждали ее своими соображениями насчет поведения Женьки-Наоборот.
— Поглядите, — вдруг зашептала Вера. Эта вертушка всегда все успевала заметить. — Просто смех, до чего Касатка старается. Это назло Тане.
— Где? Где?
— Вертится перед Женькой. Ха-ха-ха! А то, бывало, открещивалась от старой дружбы.
Таня вспомнила день появления Жени в школе. Ира тогда с важностью сообщила, что она хорошо знает его родителей, очень приличных людей. Женька, однако, отшил ее чуть ли не в первую переменку. Сейчас Ира своей сладкой улыбочкой, вероятно и впрямь назло Тане, подчеркивала свое с ним знакомство.
— Пусть теперь Ирку к нему прикрепят, — решительно заявила Таня. — Я отказываюсь. Навсегда.
Дружный смех был ей ответом. Пока Таня провозглашала Ирину кандидатуру, сама Ира бросилась наутек от Жени. Похоже, и ей угрожала опасность очутиться за бортом. Спрятавшись за спину старичка пассажира, Ира набралась храбрости:
— Невежа ты, Женька! Слышали бы тебя родители. Вот уж урод в семье. На своих совсем не похож.
Таня встрепенулась:
— А какие они, скажите? — (Никто, кроме Валентины Федоровны, не должен был слышать ее расспросов.) — Вы ведь их вызывали. Неужели вправду совсем другие? Может быть, неродные, а?
— Видишь ли, матери я не знаю… Могу сказать, что внешне Женя просто портрет отца.
Таня задумчиво проводила глазами по-весеннему свежий лужок. Среди сочной травы ярко желтели цветы. Издали не узнаешь, что это — одуванчики пли мать-мачеха?
Тем временем Ира, удалившись от Жени на почтительное расстояние, рискнула пустить еще одну стрелу:
— Видно, ты и мамаше своей до смерти осточертел. Сплавила тебя на экскурсию в таком замызганном виде.
Таня насторожилась. «Осточертел… Сплавила», — отметила она про себя. Если бы такие слова вырвались у кого другого, а то у Иры, с которой Таня больше никогда в жизни не обменяется ни единым словом, она тут же проверила бы мелькнувшее подозрение. А так приходится попристальней вглядеться в самого Женю. Несомненно озлоблен, да еще как! Довела семейная обстановочка… Грозит кулаком не только Касатке, но и чуть ли не всему теплоходу:
— Пусть еще кто попробует сунуться!
Валентина Федоровна отозвалась так тихо, что ее услышала одна Таня:
— Сунемся! Завтра же, милый мой, буду у тебя дома.
5. Тишь да гладь
На исходе следующего дня в новой квартирке Перчихиных было спокойно и тихо, как, впрочем, всегда в отсутствие Жени. Длиннолицый, лысеющий Петр Самсонович работал за большим двухтумбовым столом, сияющим, как рояль.
Поверхность стола, освещенная настольной лампой, отражала мраморный письменный прибор с двумя пустыми чернильницами и бледную руку Петра Самсоновича, которая то двигалась и о разграфленным листкам, то, онемев, отдыхала, выпуская на миг авторучку.
Во второй комнате, торжественно именуемой гостиной, трудилась его жена Надежда Андреевна. Эта немолодая, болезненно-полная женщина, не считаясь с одышкой, методичными движениями подправляла и без того зеркально гладкий паркет. Поводит по дощечкам суконкой, точно погладит, приласкает их, а затем остановится, полюбуется гостиной.
