Загогулина - Москвина Марина Львовна (читать книги онлайн .txt) 📗
Мы несем одеяло! Косынку на голову! Пеленки, распашонки, синие ленты! И в отдельном узелке – платье для Мариам.
Все это втайне от дяди Ованеса дала нам тетя Сирануш.
Да еще юбилейный металлический рубль впридачу. Она велела вручить его медсестре – той, какая отдаст нам Арарата.
«Товарищ! Придержи дверь! Не хлопай!» – прочитали мы на двери дома, в котором тогда, ночью, оставили Мариам.
Ну – что там творилось!
Дедушки!.. Бабушки!.. Толпа отцов!..
Кто-то шепотом переговаривался, а кто-то – от волнения – наоборот!
Один отец в зеленом костюме и в фиолетовом пушистом берете прямо скандал своей маме закатил. Пристал – почему она обмахивается его носовым платком.
– Мои платки, – говорит, – это мои платки! И я не позволю, чтобы кто-то ими обмахивался.
– Но почему? – удивляется его мама.
– Почему-почему? – отвечает фиолетовый берет. – Потому что они мои!
Другой – сидит на клеенчатом диване, химические формулы записывает.
«Н2 – писал он, – СO2»! Зачеркивал, ерошил чуб! А как вывели его жену с ребенком, кинул блокнот – ик ним, зазвенев то ли мелочью, то ли ключами.
– Шишкина! – сказала Нунэ. – Нам нужен кто-то в этом роде!
Я и сама заметила: детей получали отцы.
Одни отцы. А не такие – типа меня или Нунэ.
Самым подходящим мне показался Бандурин Леня. А Нунке – нет. Нунка хотела, чтобы это был армянин.
Я говорю:
– Армянин – большая редкость.
– А твой Леня – не комильфо! – заявляет Нунка.
И я удивилась: так про некоторых людей говорит Цуцульковский.
– Нун, – я спрашиваю. – А «некомильфо» – это что?
– Лопух и брюки пузырями! – объяснила мне Нунка.
Интересно: будь я красавицей, как Нунэ или Лев, – нравились бы мне все – как сейчас! Или бы я тоже всех критиковала?
Думали-думали, ни один «комильфо» на ум не идет.
– Ладно, – говорит Нунка. – Идем искать Бандурина.
Мы разыскали его в школе. В кабинете физики собирался Леня смотреть свой любимый фильм «Драконы острова Комодо».
– Чего это вы с тюками? – спрашивает Леня.
А узнал, какое к нему серьезное предложение, – сразу дал согласие.
– Бабуся в санатории! Делать нечего!.. – сказал он, когда мы вышли из школы. – Пока мамаша с работы не вернется. Она мебель купила. Мне, правда, не очень. Слишком уж мягкая. «Не садись!..», «Испачкаешь!..» Мать у меня, вообще, со вкусом. А ключи отобрала, чтоб я без нее нашу мебель не попортил. «Чувствуй, – говорит, – себя, Леня, облаком, парящим в небе!»
– Как это? – спрашиваю я у Лени.
– Мамаша у меня – йог, – гордо сообщил Леня. – Каждое утро занимается этой… КАКИМУДРОЙ!
– Как это? – говорю я.
– Проснется – и лежит, – солидно объяснил Леня. – То в позе кобры, то в позе крокодила.
…Мы снова оказались среди отцов.
– Кто последний? – спрашивает Леня.
– Держитесь за мной! – отозвался человек во всем черном.
В черной рубашке, такой же костюм с жилетом и в черном галстуке!
– На американского шпиона похож, – подметил Леня.
Со своим шпионским видом «черный» человек списывал «Памятку отцам».
– Девчонки! Цветы! – вскричал вдруг Леня и выбежал на улицу.
Мы с Нункой страшно разволновались, что он уедет сейчас за цветами – на рынок или в теплые края.
Но Леня вернулся, как раз когда появилась Мариам, а Арарат – в одеяле и в бантах – лежал на руках у медсестры.
Не сплоховал Леня!
С желтым букетиком мать-и-мачехи он подошел к Мариам и, пожав ей руку, всучил цветы!
Таким же образом он всучил медсестре рубль, и она – безо всякого отдала ему Арарата.
– Приходите к нам еще, – крикнула медсестра вдогонку.
А перед нами возник фотограф.
До этого момента он стоял в коридоре с фотоаппаратом на шее и с таким унылым лицом, что трудно представить, как в одну секунду можно преобразиться.
Теперь в нем был праздник и ликованье.
– Поздравляю с новорожденным! – он щелкнул вспышкой. – Фотографии получите почтой через три недели!!! – и опять уныло замер в коридоре.
Кряхтит и попискивает Арарат.
С видом парящего в небе облака несет его Леня.
– Девчонки! – говорит Леня и блаженно улыбается. – Я этому фотографу дал адрес своей мамаши.
Глава 12
ВОЗВРАЩЕНИЕ
– Решается моя судьба, – сказал мне Леня Бандурин.
Под дождем в шляпе из кожзаменителя стоял он у школы и грыз морковь.
– Как это? – говорю.
– Я в химкабинете позабыл горелку выключить. На ночь. И меня опять выгоняют с работы.
– Может, обойдется? – говорю я.
– Бабусю жалко, – отвечает Леня. – Она сейчас там. «Не серчайте, – говорит, – Евдокия Васильевна! Это он нескладный – весь в моего покойного папу Пегасия Николаевича. Такой же был завертяй, царствие ему небесное!..»
– Бабуся, – добавил Леня, – до сих пор матери простить не может. Хотела, чтоб меня в честь него Пегасием назвали.
– А сам-то ты чего хочешь? – говорю я. – Чтоб выгнали? Или чтобы нет?
– Чтоб выгнали, – отвечает Леня, – тогда я учиться буду – на циркача.
– Ого! – говорю я.
У Лени всегда были задатки: он здорово ходит на руках и запросто чешет ногой за ухом!
– ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ЕСТЬ ЖИЗНЬ?? – вчера с балкона третьего этажа воскликнул дядя Миша Айзберг. – Планеты как-то живут, развиваются. И нигде нет такого безобразия, как у нас.
Он имел в виду Валерку Лопатова, чтобы тот музыку сделал потише. А если говорить вообще, то мне как раз это «безобразие» очень нравится.
Мне нравится, что нигде – во всей огромной и бесконечной Вселенной – нет больше ни одного Лени Бандурина!
Да взять, к примеру, моего папу – читателя такого количества газет, что в прошлой четверти макулатуры наш класс сдал больше всех!
Но если мне кто-нибудь скажет: «Есть много людей, как твой папа – серьезных, солидных и очень рассудительных», – значит, этот кто-то и слыхом не слыхивал, что папа однажды купил себе аккордеон!
Красно-перламутровый, немецкой фирмы «Herold», он пах чемоданом, а над кнопками регистров сверкали три вроде как бриллианта!
По «Самоучителю» на этом невозможной красоты аккордеоне папа разучил единственную песню и громко распевал ее с утра пораньше:
– Хо-хо! – кричала из кухни бабушка.
– Он пожарник толковый и ярый! – подхватывали мама и баба Маруся из Киева. – Он ударник такой деловой! Он готов погасить все пожары! Но не хочет гасить только мой!
Правда, потом он его забросил. Сунул на антресоли и забыл. Но тогда-то ведь – пел!..
И – я думаю – разве во Вселенной найдется что-нибудь похожее на Нункин Схоторашен?! Даже нет – на всю Армению!
Я там, жалко, не была. Моя Армения – это Нунка.
И картина в комнате дяди Ованеса – с изображением горы Арарат.
И горячие пироги с травой женьгялхатс, которые тетя Сирануш печет всегда в конце апреля.
И вот этот стих древнего армянского поэта. Я читаю его – громогласно, – когда мне кажется, что никто не слышит:
