Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Аврутин Евгений Александрович
Соколов вздохнул. Он и сам считал поляков изрядными шельмами, но не понимал, с чего Сабуров добавляет к каждому заговору прилагательное «польский»? К тому же ему не нравилась привычка ротмистра объявлять заговором любое событие, не исследовав иных объяснений.
Но в данном случае инцидент без внимания оставить было нельзя.
– Вот что, Дмитрий Борисович, съездите в Рождествено и доставьте сюда всех подданных английской королевы. Только вот…
Сабуров, едва успевший дойти до двери, опять обратился к начальнику.
– Только вот, будьте любезны, завершите сначала ваши начатые старания по иным делам. Осведомитесь у губернской полиции, как продвигается расследование убиения девки в Фёдоровке, да и съездите туда сами, выясните, с чего они покрывают злодея, изобличённого тремя свидетелями. Доведите до конца дело о рекрутских махинациях помещика Богданова. Съездите в имение отставного полковника Гордеева и возьмите объяснения по поводу представления в домашнем театре запрещённой пьесы Шиллера «Разбойники». Да, кстати, по пути в Фёдоровку заверните в трактир купца Данилова и выясните у хозяина и прислуги подробности возмутительного разговора о правительстве между двумя неизвестными мещанами.
– А Рождествено?
– Англичаночка наша, если верить первому донесению, в конце ноября объявилась. Раз до февраля не убыла, то и дня два-три повременить можно. Мы, Дмитрий Борисович, должны, как на бастионах Севастополя, грызть чёрствые галеты повседневных рутинных дел, а уж англичаночку из Рождествено, с её польско-чухонским заговором, оставьте себе на сладенькое.
Сабуров вздохнул и удалился. Майор Соколов улыбнулся до ушей, уверенный, что немалый объём работы будет исполнен в ближайшие два дня. К положительным качествам ротмистра Сабурова относилось то, что прямые распоряжения начальства он исполнял незамедлительно и добросовестно.
Обморок на скамейке стал последним серьёзным приступом болезни Джейн. Её организм так настроился на поправку, что самые неожиданные новости не могли ему помешать.
К тому же Джейн успокоил Лев Иванович. Успокоителем он оказался мудрым и жёстким.
– Возможны лишь два варианта. Первый, самый плохой, – негодяй остался на свободе и отправился к Севастополю так, как и планировал: из Копенгагена в Марсель, посуху. В этом случае вам не удалось бы его обогнать, даже если бы вы не потеряли в пути ни одного дня. Худший локомотив быстрее лучшей тройки. Что в этом случае произошло бы в британском лагере под Севастополем – можно только предполагать. Негодяю могло бы удасться задуманное. Столь же велики шансы, что не удалось бы. История полна сотнями примеров как удавшихся, так и неудавшихся покушений.
– Второй вариант – ваша провокация на борту корабля привела к успеху, – Лев Иванович улыбнулся. – Думаю, негодяй был арестован не за шпионаж, а за самозванство. Не люблю Видока, Ваньку-Каина и прочие полицейские романы, но все же знаю: в таких случаях применима пословица «Семь бед – один ответ». Останется ли он в пределах Острова или отправится в вашу Сибирь – в Австралию, но докучать он всем уже не будет.
Джейн улыбнулась, но спросила Льва Ивановича: не пошлёт ли дядя Генри под Севастополь нового убийцу? Дядя Лев задумался, ещё раз попросил Джейн вспомнить подслушанный разговор дяди Генри и Счастливчика Джона.
– Судить о чужом характере по одному разговору – дело неблагодарное, – сказал он. – Но, делать нечего, приходится судить. Думается мне, до той поры, пока твой дядя не поймёт, что этот Счастливчик своего не добился, другого злодея он не пошлёт. Ведь, как я понял, дядя Генри не нанял абы кого, он нарочно искал сообщника по прежним делишкам, человека знакомого и к тому же должника. Второго Счастливчика Джона ему будет найти непросто. Он, скорее, дождётся, пока прояснится судьба первого, а до той поры нового не пошлёт.
Утешение было слабым, но, за неимением других, Джейн утешилась.
Немножко успокоиться помогли ей и военные новости. Оказалось, что война, как медведь, погрузилась в зимнюю спячку. Французы и англичане под Севастополем мёрзли, но осаду снимать не спешили. Русские попытались отбить у них Евпаторию – не удалось. На далёком Тихом океане, на полуострове Камчатка (не то что Джейн, даже Саша не сразу нашёл на карте), союзники высадились под городом Петропавловском, но ушли с потерями, без победы. На непредставимо далёком севере пароходофрегат Королевского флота «Миранда» зачем-то сжёг в Кольском заливе город Колу, хорошо хоть уцелели жители.
Надежд на скорое окончание войны не было. Судя по сведениям, доходившим до Льва Ивановича, неприятель не собирался уходить, не взяв Севастополь.
«Значит, папа вместе с нашими войсками все ещё там, – думала Джейн. – Чтобы поехать к нему в царской тройке, я должна поскорее поправиться».
И она действительно поправилась за несколько дней. Она гуляла по Рождествено, иногда прогуливалась верхом на Карри, который не сердился на неё за ночное приключение. Правда, Саша всегда ехал рядом, готовый подхватить.
Дядину идею обратиться к царю они не обсуждали и вообще не говорили о несостоявшейся поездке под Севастополь. Не упоминали также неудачный побег Джейн и письмо (купюру Джейн нашла в своей сумке). Говорить об этом Джейн не хотела – для чего? Ведь даже когда Саша улыбался, на его лице были напряжение и лёгкий страх – он побаивался этого разговора, как человек, не знающий, как отвечать.
Ещё Саша немного грустил, что теперь Джейн официально считается девушкой и с ней нельзя фехтовать, как с эстляндцем Иоганном. Дворня в фехтовальные партнёры не годилась – кто же замахнётся на барина, даже тупой саблей?
Наблюдая Рождествено при свете дня, Джейн поняла, что усадьба все же существенно отличается от Освалдби-Холла. Главным отличием было и множество хозяйственных пристроек, и множество людей, занятых в них. Лев Иванович не раз говорил Джейн: в усадьбе столько скотников, птичников, конюхов потому, что такова традиция. Джейн не спорила, но думала: если бы в Освалдби-Холле можно было не платить слугам жалованье, их было бы не меньше. Особый человек зажигал бы свечи, особый садовник следил за оранжереей, другой бы только за розарием и т. д.
Она как-то поделилась наблюдением с Сашей. Тот засмеялся:
– Ты не была в других усадьбах. У нас ещё дворни немного, каждый при своём деле.
Надо заметить, поначалу Джейн стеснялась. Она помнила: окружающие её слуги-без-жалованья являются dvorovimi, а значит – рабами. Но дворовые Рождествено, от Марфуши до маленькой птичницы Машки – ровесницы Джейн, – невольниками себя не ощущали.
Неполные две недели, проведённые Джейн на камбузе «Саут Пасифика», подарили ей новый взгляд на отношения слуг и тех, кому они прислуживают. Джейн не просто видела, она ощущала, как слуги обманывают господ. Когда подавали на стол, она могла догадаться по нарочито честным глазам лакея, что он по пути с кухни в столовую слопал артишок с блюда или отхлебнул варенье из вазы.
Однажды она даже заступилась за кухонного мальчишку, которого обижал парень постарше. Джейн задержалась в столовой и увидела, как мальчишка собирает оставшиеся приборы, а его мучитель смеётся и угощает его тычками. Никому до этой доброй шутки дела не было, но Джейн вспомнила беды юнги Джонни, приблизилась к парню-лакею и сама удивилась произнесённым словам:
– Budesh tak delat – pasti sviney!
Лакей удивился такой угрозе, нечастой для Рождествено, но все же развлечение своё прекратил. А Джейн подумала: «Если бы мне год назад сказали, что я буду грозить рабу наказанием, то сама смеялась бы над этим громче всех!»
Сегодня с утра Саша занимался в кабинете с дядей – Лев Иванович верил, что уж к осени война завершится наверняка и племянник отправится доучиваться в Петербург. Так как в программе домашнего урока была геометрия, а не английский, Джейн гуляла по усадьбе одна. Учёба не могла затянуться: к обеду обещались быть гости. Чтобы избежать лишних вопросов о девице, появившейся в усадьбе, Джейн к гостям старалась не выходить.
