Судьба Илюши Барабанова - Жариков Леонид Михайлович (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
— Слава овсу, и сену, и свиному уху-у!
Как условились заранее, хор ряженых дружно подхватил:
— Аллилуйя-а!..
— Господу богу помолимся-а! — продолжал Митя, размахивая кадилом.
— Организуй, господи!.. — поддержал хор.
Митя забормотал, подражая поповской манере:
— Помяни, господи, во царствии твоем ГубККА, РККа, сельсоветы и деревенских исполнителей во еже избавитися им от страха и гнева перед начальством, господу помолимся-а!..
— И президиуму твоему-у!.. — взревели басовыми голосами помощники Мити.
А сам он, глядя в раскрытое Евангелие, тянул нараспев:
— Ангела красна, агитационна, верного хранителя и ответ руководителя душ и телес наших у господа просим!
— Командируй, господи-и!.. — вторил хор.
В толпе еще не все догадались, что идет не настоящая, а комическая служба. Кто стоял далеко, с серьезными лицами вслушивались в бормотание странного священника, который то читал по Евангелию, то вынимал из-под полы бутылку и потягивал из горлышка.
А Митя продолжал:
— Еще помолимся о содействии всемогущего Профинтерна, газотворящего Доброхима и славного предтечи мировой коммуны — Коминтерна иже во святых наших Маркса и Энгельса и всех большевиков. Сотворих молитву и покрый нас крылу знамени укома, отгони буржуазию и спаси души наша-а!
— Аминь! — заключил хор.
Группа комсомольцев грянула в «колокола». Басовитые голоса выкрикивали слово «блин». Баритоны — «полблина». Тенора скороговоркой повторяли: «Четверть блина, четверть блина». И лишь чей-то одинокий писклявый голос протяжно выводил: «Осьмая блина!..» Пока он тянул, другие вторили ему — «полблина», «четверть блина», «блин».
В толпе раздался смех. Задние напирали, чтобы лучше видеть.
А тем временем на площади началось главное представление. Из «мусорного ящика истории» черт стал выгонять кочергой «святых». Ксендз зацепился полой мантии за край ящика и повис. Его отцепил мулла. Потом все дружно подняли и перевернули ящик вверх дном, превратив его в плащаницу. Иисус Христос, для которого и была приготовлена «усыпальница», улегся на ящике и молитвенно сложил руки на груди. Все «святые» обступили его и стали плакать над «усопшим». Иисус лежал неподвижно. Лишь время от времени он поднимал ногу и почесывал ею другую. Над площадью стоял хохот.
Но вот Христос воскрес. Он поднялся, зевнул и стал напяливать валенки. Поп, раввин, мулла, Будда, капиталист, черт и кулак обнимали Иисуса и целовались.
Волнами перекатывался на площади смех. Ребятишки кричали:
— Гляньте, поп с чертом целуются!
— Он ему сажей морду вымазал!..
Наконец представление кончилось, снова построились в ряды, и процессия двинулась дальше по Театральной улице, через Каменный мост к Троицкому собору.
Собор стоял в городском саду. Его величавая трехъярусная колокольня с высоким острым шпилем, увенчанная крестом, в хорошую погоду была видна за тридцать верст.
В Троицком соборе до революции молилась избранная публика — купцы, высокопоставленные чиновники и градоначальство. Теперь сюда приходили «бывшие люди» — те, кого обошла кара революционного возмездия.
Антипасхальная процессия остановилась на площади у Присутственных мест. Отсюда до собора было рукой подать, и при первых звуках музыки молодежь отхлынула от церкви. Собралось столько пароду, что и глазом не окинуть.
Комсомольцы радовались: агитация против религии удавалась.
Под веселый смех толпы на площади шла распродажа «святых» реликвий.
— Продается дыхание святого Варсонофия, любителя самогону и черного кофия! — выкрикивал комсомолец, наряженный буржуем.
— Купите четыре слезки ченстоховской матки боски, — размахивал пузырьком ксендз.
— А вот шнурок от шляпы римского папы!..
Не все в толпе смеялись, глядя на комическое представление. Одни, возмущенные неслыханным богохульством, покачивали головами, другие спешили уйти от греховного зрелища. Были и такие, кто смотрел на комсомольцев с ненавистью.
Скрываясь за спинами людей, Олег Каретников шептал Полю:
— Это чудовищно! Однако надо же что-то делать, как-то ответить на это хулиганство.
Приближалась полночь, зазвенели колокола. Вокруг церквей двинулись крестные ходы с хоругвями, иконами, с пением молитв и зажженными свечами. Все сорок колоколен в городе подняли такой победно-торжествующий трезвон, что на время он заглушил голоса комсомольцев.
Враги точно этого ждали, они запели пасхальный гимн:
Вначале слышались одинокие голоса, постепенно к ним присоединились другие, и пасхальная молитва зазвучала почти угрожающе:
Комсомольцы на мгновение растерялись, но потом кто-то запел:
Сотни голосов подхватили:
Песня революции царила над бушевавшей площадью. Перед ее грозными словами, полными призыва к борьбе и свободе, пасхальный гимн сбился, потеряв свою ложную торжественность, и замолк.
Кто-то швырнул в комсомольцев галошей, и точно по сигналу отовсюду полетели в них камни. Митя спрыгнул с телеги и, увлекая за собой товарищей, устремился туда, где притаились враги. Кое-кого удалось поймать, но главные организаторы скрылись в толпе.
Карнавальная колонна в свете догорающих факелов под охраной рабочих двинулась в обратный путь. И только издали доносилась неумолкающая песня:
Пасхальные ночи почему-то всегда выпадают звездные, с аспидно-черным небом. Может быть, так лишь кажется, потому что глаза привыкают к ярким праздничным огням.
Степа шел по улице, нащупывая ногами рытвины. Он держался за плечо Илюши, чтобы не споткнуться.
Друзья негромко разговаривали между собой, смеялись, вспоминая, как на площади поп целовался с чертом, а тот подарил ему огромное пасхальное яйцо, сделанное из раскрашенного бычьего пузыря.
— Теперь никто не пойдет в церковь, правда, Степа?
— Кто знает, — отвечал Степа, как всегда с сомнением. — Может, пойдут, а может, не пойдут.
— А я спорю, что не пойдут.
— Почему?
— Как же? Глянет на икону богородицы и вспомнит Пашку Булочкина, как у него из-под юбки сапоги видны были. Смех…
— В церкви смеяться нельзя…
— Можно. Придешь в церковь, захочешь перекреститься на Иисуса Христа и вспомнишь, как он «Барыню» отплясывал, и засмеешься… Если бога нет, зачем ходить в церковь да лбом об пол стукать?
Степа помалкивал. Хоть он и смеялся во время карнавала, глядя на ряженых «святых», а нет-нет да и задумывался о чем-то своем. Наверно, нелегко ему поверить в то, что бога нет. От попов Степа отрекся, а бога все еще боится… Чтобы рассеять печальные мысли друга, Илюша решил развеселить его и предложил не снимать картонных ангельских крыльев и золотых нимбов над головой. Можно подкараулить кого-нибудь из девочек, когда они будут возвращаться из церкви, и напугать. Вот потеха будет!
Так они и сделали и в темноте в самом деле были похожи на двух ангелов.
Возле Степиного дома друзья спрятались за калитку и стали ждать.
— Тсс, тише, кто-то идет, — прошептал Илюша.
— Варька Бантикова…
Ребята выскочили из укрытия и — окаменели: к дому подходила крестная. Увидев в темноте ангелов, она попятилась и, осеняя себя крестным знамением, забормотала:
