Похождения Вани Житного, или Волшебный мел - Кунгурцева Вероника Юрьевна (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Соня закивала, задрала завитые волосы Валентины в высокую причёску, так что открылась лебединая шея, и, с опаской поглядывая в зеркало на Шишка с Перкуном, стала пристраивать на голове хозяйки небольшой, вышитый бисером кокошник. Красавица в кокошнике, бросив быстрый взгляд на балалайку, валявшуюся на тахте, спросила:
— Моя балалайка?то?
— А то чья же!..
— Дай?ка поглядеть…
Она протянула в сторону тахты руку в долгом рукаве — Шишку пришлось привстать, чтоб подать ей балалайку. Красавица погляделась на себя с балалайкой, тренькнула, бренькнула и вдруг пропела хорошо поставленным голосом:
Потом сказала:
— Жалко, песенного конкурса у них нет! Ну ничего… Одолжишь, Шишок, балалайку на пять минут, моя ведь она?..
Шишок надулся, но, подумав, сказал:
— Если только на пять…
Тут в дверь заглянул конферансье с маленькими усиками и масляной рожей, обежал глазами компанию и сказал:
— Посторонним запрещено находиться в гримёрке… Так что, товарищи–господа–дети–животные…
— Мы не посторонние! — озлился Шишок. — Мы родня!
— Оставь их, — проронила Валентина.
— Как скажете, Валентина Серафимовна, — пожал плечами конферансье, — моё дело маленькое. Тогда, Валюша, готовься, сейчас твой выход.
— Давно готова! — пробормотала она, достала из замшевой сумочки, валявшейся на тумбе перед зеркалом, жемчужное ожерелье, надела себе на шею, повертела головой, любуясь собой. Потом в зеркале же подмигнула Ване, на которого до тех пор ни разу и не взглянула, и с балалайкой выскочила в коридор.
Сердце Вани так колотилось, что ему стыдно было товарищей. Неужели, неужели эта дерзкая красавица — его мама?! Ване вдруг вспомнился её детский новогодний костюм, найденный им на чердаке, костюм царевны–лебеди… А сейчас она станет настоящей царевной, красой России — он нисколько в этом не сомневался: от её лица исходит сияние, и не заметить этого нельзя. Другие девушки были просто красивы — она была красавица. Что будет потом — он не хотел загадывать, хотя сердцу мечталось: вот они приезжают все вместе домой, вот бабушка Василиса Гордеевна, увидев дочь царевну, вначале хмурится, потом лицо её расправляется, тает… Она целует дочку, потом его, потом они втроём обнимаются, а Шишок с Перкуном обнимают их сверху, так что получается семейная куча–мала… Потом бабушка обводит невидимым мелом свою усадьбу — и они все вместе живут–поживают, добра наживают, а все беды и печали остаются по ту сторону черты, их они не касаются…
— Пойдём посмотрим, — просяще проговорил он.
— А что ж, — пожал плечами Шишок, — можно…
За кулисами столпилось ещё больше народу, чем в прошлый раз, — и почти ничего не было видно: только промельки синего сарафана. Ваня присел на корточки — отсюда было лучше видать: она вдруг стащила с себя чёрные туфли, прошлась по доскам босиком, звонко ударила пяткой об пол, потом другой, отбила замысловатую дробь, и вдруг запела, подыгрывая себе на балалайке:
Шишок растолкал всех, — так что кое?кто из мужчин повалился, — и она предстала тогда во всей красе.
Ваня слушал, боясь отвлечься, про то, как и фата?то её уплыла, и башмачки?то она обронила, и белы шёлковы чулочки обмочила, которые подарил мил–сердечный, потом этот любчик появился с гуслями под полой и…
Опередив её, они вернулись в гримёрку. Глухня Соня пришла позже, оказывается, она тоже решила поглядеть на выступление. Валентина, раскрасневшаяся, вбежала в дверь, сунула Шишку балалайку и принялась обмахиваться платком. Она опять сидела возле зеркала. Соня сняла с неё кокошник, а волосы принялась расчёсывать, взбивать, посыпать какой-то серебряной пудрой. Лицо стала подмазывать да подкрашивать. Валентина, выпятив пухлую нижнюю губку, которую Соня подправляла карандашом, невнятно спрашивала:
— Мать, значит, вас послала? Сначала прокляла — так, что пришлось на самое дно опуститься, а теперь, когда мне удалось подняться, она своих шпионов шлёт… Чего ей надо? Денег? Будут ей деньги… Пусть только немного потерпит, вот стану королевой красоты и вышлю…
Шишок сплюнул:
— Василисе?то Гордеевне деньги нужны?! Тю, дура! Дура, ты, Валька, дура…
— Сам дурак! А чего пожаловали? Неужто простить меня надумала? А и где ж она была, когда мне ночевать было негде? Когда я моталась по чужим людям, за любую работу бралась…
— У тебя ж мастерство было в руках, — кивнул Шишок на балалайку, — всегда можно заработать…
— В переходе, что ли, стоять?! — презрительно воскликнула Валентина, так что Шишок разом сник. — В Москве таких?то, как я, — пруд пруди. Не пробиться… Пыталась, сколь раз: и в конкурсах участвовала, и пела, и играла — всё без толку. Башли, Шишок, нужны… И связи. А у меня ни того, ни другого… Ещё и проклятая — ничего не удавалось… Так зачем пожаловали, говорите! Никогда не поверю, что просто так — меня проведать.
— Ну, — Шишок замялся, — не просто так! Когда была ты в последний раз у тётеньки Анфисы Гордеевны, так взяла у ней мел невидимый. Матернин мелок–то! Нужон он нам, Валентина, давай?ка вертай…
— Ну вот, слышите! — хлопнула она себя по бокам и повернулась к глухонемой. — Так я и знала! Всем что?то от меня надо!.. Нету у меня мела?то, Шишок, нет… Опоздали вы, раньше надо было приходить…
— А где ж он?! — Глаза Шишка покраснели, как уголья.
— Последним куском обвела угодья дядьки Водовика… А за то он отпустил меня со дна, спасибо ему, камень с шеи снял… Ни крошечки мела не осталось…
— Брешешь, курва! — подскочил к ней Шишок и собрался как следует встряхнуть, но Ваня опередил его и заслонил собой:
— Не тронь мамку!
Повисла тишина. Валентина медленно отвернулась от зеркала, встала, повернула Ваню к себе — и уставилась в его лицо долгим ищущим взглядом. Шишок остыл, жар из его глаз вышел. Соня затрясла воздушным платьем, висящим на плечиках, дескать, надевать пора. Перкун заговорил по–куриному, полувопросительно: ко–ко–ко–ко?.. Несколько бесконечных мгновений Ваня ощущал на своих плечах её теплые руки, близко–близко видел её глаза, которые пытливо всматривались в него. И вдруг она отпустила его — и всё кончилось. Она вернулась к своему зеркалу.
— Кто это? — спросила Валентина, кивая на Ваню.
Шишок захохотал и ответил:
— Кто?кто?! Дед Пихто! Его лицо?то у меня, его — в старости. Так что, Валентина, это мой нынешний хозяин, а твой сынок… Ваня.
— У меня… нет сына, — сказала она. — И дочери тоже нет. Разве ты не знаешь, Шишок, за что меня прокляла матушка?то… И вообще, мне только восемнадцать лет! Разве у девушки восемнадцати лет может быть такой сын… Сколько лет?то тебе, Ваня?
— Девять, — отвечал он.
