Похождения Вани Житного, или Волшебный мел - Кунгурцева Вероника Юрьевна (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Ты почему тут всё знаешь? — спросил Ваня.
— Дом же это, — отвечал, пожимая плечами, домовик. — Хоть и не жилой, хоть и неуклюжий, а всё дом. Да ещё и старый, я в таких всё как есть чую.
Открывают дверь: в глаза бросилась девушка, сидящая у поясного зеркала, глаза подмалёвывает, а к запястью круглая картонка привязана с номером 1. И в комнате полно ещё девушек, мелькают голые спины, длинные ноги, у некоторых халаты наброшены на плечи, и все девушки под номерами. У Вани в глазах зарябило от красивых лиц — неужто и его мамка здесь… А Шишок с места в карьер спрашивает:
— Эй, голоногие, а где тут Валька Житная?
Одна из девушек оборачивается и с брюзгливой миной отвечает:
— На сцене она…
Друзья переглянулись. Шишок вперёд побежал, с балалайкой наперевес, Перкун, хлопая крыльями, — за ним, а Ваня приотстал — ноги не шли, как вроде во второй раз лешаки осудили его стать деревянным ваней… Когда мальчик на негнущихся ногах подошёл к кулисам, к выходу на сцену, где кроме них толпились какие?то люди, он уже мало что понимал. Из?за взрослых ничего было не видать, и он чуть на сцену не выскочил, но кто?то поймал его за хвост пальтишки и втянул назад. Шишок тут подставил шею, и Ваня взлез домовику на плечи, а тот ещё и в первый ряд протолкнулся. И стало видно, что там, на освещённом пятачке…
На сцене стоял чёрный рояль, а за ним сидела она (она ли? ой, не верилось!). Длинные золотые волосы закрывали всю спину, из летающих волос время от времени высовывались голые локти — она играла на рояле. Это разве концерт? Ваня бросил взгляд вправо: зрительный зал был полон, и это был мужской зал, тёмный от костюмов, светлые пятна женских платьев мелькали лишь изредка.
Она играла что?то щемящее, она очень хорошо играла, какую?то лунную музыку… И вдруг перестала играть, захлопнула крышку рояля, Ваня смигнул: вскочила на вертящийся стул, на котором до тех пор сидела, а оттуда сиганула на рояль. Оказалось, что она в одном купальнике, только какая?то лента надета на ней через плечо, а на ленте прицеплен кружок с цифрой «3». И тут же откуда?то сверху раздалась совсем другая музыка, бьющая по ушам. И она принялась отплясывать, высоко подкидывая голые ноги на чёрных каблуках, — лаковые туфли были роднёй роялю, — а на лице её сияла ослепительная улыбка.
Перкун закукарекал. И мигом один из стоящих в мужской кучке выскочил на сцену, подал ей руку — она грациозным движением опустила одну ногу на стул, потом другую, завертелась и на ходу спрыгнула на пол. Улыбка не сходила с её лица, ровно она родилась с улыбкой. Шквал аплодисментов ударил снизу, из зрительного зала, она задёргалась, как от пощёчин, но продолжала улыбаться… И она шла сюда, вдруг обернулась к залу, послала игривый воздушный поцелуй — и оказалась рядом с Ваней. Промелькнула, мазнув его прядью волос по щеке — он ощутил немыслимый запах её духов, но улыбки на её лице уже не было, губы были плотно сжаты. Какой?то мордатый парень попытался схватить её за руку — она дёрнула плечом; какой?то пожилой крикнул, что у входа стоит «мерседес», но к чему он это крикнул…
Несколько человек пошли за ней, и они, трое, тоже — но дверь захлопнулась перед носом. Мужчины заматюкались, стали топтаться у порога… Со сцены послышалось: «Танец участницы № 4! Лам–бада!» — и мужчины развернулись и поспешили к сцене.
Шишок сплюнул:
— Под номерами девки, как в концлагере… Вот ведь… — и шваркнул балалайкой в дверь: — Валентина, чёртова кукла, а ну открывай, мы от Василисы Гордеевны!..
Ключ щёлкнул, дверь чуть приоткрылась, выглянул длинный синий глаз под соболиной бровью, другой был завешан волосами — Шишок живо вставил в щель ногу в кеде.
— Это… Шишок, что ли? — раздался её грудной, с лёгкой хрипотцой, голос.
— А то кто же!
Дверь распахнулась — она была уже одета… И как одета! В синем сарафане с серебряными пуговицами снизу доверху, в расшитой птицами рубахе с кружевными манжетами. Только распущенные волосы никак не подходили к костюму, и из?под длинного подола ни к селу ни к городу выглядывали чёрные лаковые туфли на долгих каблуках. Она села к зеркалу, а из?за расписной ширмы выскочила маленькая женщина с горячими щипцами и, вцепившись ей в волоса, стала их вытягивать прядь за прядью и накручивать. В комнатушке запахло палёным.
Шишок пощупал край сарафана и установил, из какой материи он сшит:
— Китайка.
Ваня ни жив ни мёртв стоял в дверях. Перкун переминался с лапы на лапу. Шишок развалился на драной тахте, пристроил балалайку меж колен и приглашающе постукал по месту рядом с собой. Ваня сел. Он никак не мог поглядеть на неё прямо — хотя её прекрасное лицо так живо отражалось в зеркале. Правда, она строила сама себе рожи — то скроит такую улыбку, то сякую, то нахмурит брови, то расправит. Вот нахмуренный взгляд её устремился на Шишка:
— Вы мне сейчас не мешайте, скоро мой выход. Конкурс костюмов… Может, мне всё?таки греческий костюм надо было надеть, а, Соня, русский какой?то очень уж невыразительный? Тьфу, глухня! — кивнула в зеркале на вертлявую женщину с щипцами. — Она, Шишок, ничегошеньки не слышит, глухонемая, так что при ней можно про что хошь говорить.
Только Шишок наладился что?то сказать, но она не дала ему и рта раскрыть, замахала обеими руками:
— Только не сейчас, мне расстраиваться нельзя, а то морщины появятся. Мало того, что туфлю у меня перед танцевальным конкурсом сперли конкурентки проклятые. Прям как Золушка в одной осталась, только перед выходом новую пару принесли, дурацкие — ужас, — вытянула она длинную ногу в туфельке. — Так тут вы ещё… Вас мне только и не хватало!
Шишок подскочил вдруг к зеркалу и, подобно ей, из?под руки глухни Сони тоже принялся строить рожи — то такую улыбку скроит, то сякую, то насупит брови, то в поднебесье их задерёт. Она засмеялась. Но домовик вдруг закрыл лицо ладонями — а когда отвёл руки: на Шишковом низеньком теле с лохматой башкой обнаружилось её дивное женское лицо.
— Ну как? Идёт мне? — спросил Шишок, улыбнувшись её ослепительной улыбкой, выставив длинные белые зубы.
Соня заверещала — и, уронив щипцы, врастопырку села на пол. А она — ничего… И тут в дверь заглянула девушка под номером 1 (она была в украинском костюме), увидела двух Валек Житных, причём одну низенькую, с мужским телом — и хлопнулась в обморок. Венок с разноцветными лентами скатился с головы. Валентина захохотала и захлопала в ладоши:
— Молодец, Шишок! Ты смотри, как ловко конкурентку устранил! Она ведь, гадина, туфлю у меня спёрла…
Ваня наклонился над девушкой, но та не приходила в себя, глухня Соня с мычанием поднялась на ноги и стала тыкать в Шишково новое лицо пальцем. Шишок же показывал на отражённое лицо Валентины, которая и не подумала отвернуться от зеркала:
— Матерниной мазью?то пользуешься? Совсем ведь не изменилась…
— Я и сама могу мазь смастерить, подумаешь…
— Можешь ты… У Василисы Гордеевны подтибрила…
— Вот ещё — подтибрила, выбирай выражения, Шишок… И кончай, пошутил и хватит — вертай себе свою рожу… Или чья там она у тебя?..
— Чья, чья, небось, интересно — чья?!
— Ни капельки не интересно…
Тут конкурентка пришла в себя и, набрав полные лёгкие воздуха, собралась заверещать — но Шишок, успевший вернуть себе прежнее мужское лицо, зажал ей рот мохнатой ладонью. Девушка закашлялась, стала отплёвываться, неуклюже поднялась и схватилась за стенку, чтоб опять не упасть, а из коридора кричали:
— Солохина! Где Солохина? Её выход… Ищите
Солохину… А то отстраним от конкурса, второй номер пойдёт…
— Сейчас, сейчас, сейчас, — бормотала девушка, шатаясь, как пьяная.
Тут Перкун подставил ей крепкое петушиное плечо, завершавшееся могучим крылом, чтоб она опёрлась на него — девушка стала отмахиваться обеими руками и, попискивая, выбежала из комнаты. Валентина хохотала и кричала в зеркальный коридор:
— Солохина, венок забыла! — потом поманила Соню и постучала себе пальцем по голове, дескать, принимайся за дело. — Вот коза!
