Дом на горе - Мусатов Алексей Иванович (мир книг .txt) 📗
Они не без труда выбрались из неё и не успели как следует протереть залепленные снегом лица, как услышали знакомый голос:
— Кому-кому, а восьмому классу непростительно так падать!
Мальчики обернулись.
— Здравствуйте, Фёдор Семёнович, — смущённо сказал Костя. — Так мы бы не упали… под ноги кто-то сунулся.
— На малышей кивать нечего, — погрозил пальцем учитель. — Физику вы забыли, вот что. Законы равновесия, силу инерции… — Он показал на Кольку, который, весь подавшись вперёд, летел с ледяной горки: — Смотрите, как он умело переместил центр тяжести.
Но в этот самый миг Кольку подбили сзади, он упал и закончил свой путь, скользя на спине, задрав ноги кверху. Костя с Витей лукаво поглядели на учителя и захохотали. Засмеялся и Фёдор Семёнович:
— Я вижу, на этой горке все законы физики кувырком летят!
— Фёдор Семёнович, — вспомнил вдруг Костя, — а мы к вам собирались. С задачами у нас не получается.
Он поспешно достал из кармана исписанные листки и сунул в руки учителю.
Витя осуждающе покачал головой, но Костя сделал вид, что ничего не заметил.
— Позвольте, но ведь я же вам этого не задавал? — удивился Фёдор Семёнович.
— А мы добавочно решаем, для тренировки, — признался Костя.
— Вон вас куда потянуло!.. — Учитель с довольным видом посмотрел на них, достал карандаш и принялся объяснять задачу.
Костя бросил на Витю выразительный взгляд, как бы желая сказать: «Видал, мол: моя правда! Фёдор Семёнович никогда не откажется!»
А кругом стоял смех, визг, крики, пролетали юркие конькобежцы; у подножия ледяной горки то и дело вырастала куча мала.
— А обстановочка-то не совсем подходящая! — Учитель оглянулся по сторонам: — Где бы это нам присесть?
— Пойдёмте к нам, — предложил Костя. — Никто не будет мешать!
Через несколько минут они уже сидели у Ручьёвых в избе.
Учитель помог ребятам разобраться в каверзных задачках, задал ещё две новые, побеседовал о математике и ушёл минут через сорок.
Костя убрал со стола тетради и с хрустом потянулся:
— А правда, неплохой денек получился?
— Почему тебя на математику потянуло? — не без тайного умысла спросил Витя. — Ты ведь до неё раньше не особо рьяный был, больше на естествознание да на литературу нажимал.
Костя ответил не сразу. Постоял у окна, подышал на стекло, нарисовал трапецию, потом треугольник…
— А ты думаешь, всё через тебя? — наконец заговорил он. — Оно конечно, завидки берут… Ты на математику счастливый. А только это ещё часть от целого. А вот ты почему агротехникой заинтересовался?
— Так тоже причин вдоволь…
— Это верно: причины есть, — согласился Костя.
В избу вошли Варя и Митя Епифанцев.
— Хороши, нечего сказать! — Девочка подозрительно оглядела Витю и Костю. — Запрятались, тренируются… И ни словечка никому!.. Даже учителя на дом затащили.
— Откуда вы всё узнали? — спросил Витя.
— Нам Фёдор Семёнович сейчас рассказал, — объяснил Митя. — «Неужели, говорит, на весь класс нашлись только два любителя математики?» Думаете, не обидно ему? Могли бы, кажется, и других ребят пригласить.
— Так сделайте милость! — почти закричал Костя. — Разве мы против кого? Примыкайте.
— Ага! Подобрели, когда вас к стенке прижали, — с торжеством сказала Варя.
На другой день в классе Витя с Костей предложили желающим решать трудные задачи задержаться после уроков.
Осталось человек восемь. В класс принесли ещё три доски. На занятия пришёл Фёдор Семёнович. Каждому он подобрал интересные задачи.
Школьники не заметили, как пролетели два часа, и учитель был вынужден почти насильно отослать ребят домой.
Все расходились весёлые, возбуждённые, рассказывали друг другу, какие трудные были задачи и как хитро они их одолели.
…Костя дорожил каждым часом. То он проводил время в теплице, наблюдая за просом, то засиживался над математикой.
Большинство уроков в классе приносило мальчику большую радость. Он чувствовал, что мир вокруг него становится просторнее, глубже, яснее. Из школы Костя возвращался возбуждённый, сияющий, и Колька догадывался, что брат получил очередную пятёрку.
— Не о пятёрке речь… ты послушай, что у меня в голове засело!
И Костя с жаром рассказывал, что он сегодня узнал по математике или истории, по литературе или географии.
— Э-э, да что тебе толковать! — спохватывался он. — Не дорос ещё…
— Нет, нет, ты говори! — просил Колька. — Я ведь тоже в восьмом классе буду учиться.
Нередко, обогащённые знаниями, полученными за день, поражённые маленькими открытиями и находками, школьники после уроков долго не могли расстаться и собирались у Ручьёвых на «катере».
Колька услужливо растапливал железную печку-времянку. Бока её вскоре накаливались, становились вишнёвыми, потом оранжевыми, мерцали искрами.
Ребята, как в ночном у костра, рассаживались вокруг печки и начинали разговоры.
Возвращался с работы Сергей, приходила на «катер» Марина, и они присоединялись к школьникам.
Если ребята наперебой доказывали друг другу, что нет на свете науки серьёзнее и важнее, чем математика, то Колька безошибочно определял, что сегодня в восьмом классе были уроки Фёдора Семёновича.
Если Костя с приятелями заводили речь о здоровье человека и собирались в будущем учиться только на врачей — значит, с ребятами занималась Галина Никитична.
А вот сегодня их вниманием бесспорно завладела Клавдия Львовна. Ещё не успели восьмиклассники отогреться, как Костя затеял спор с Митей о Лермонтовском Печорине:
— Тоже мне герой! На Кавказ уехал, потом в Персию собрался, сам не зная зачем… Скучно, видишь, ему! «Авось где-нибудь умру по дороге». Да разве мало тогда в России дела было?..
— Погоди, Костя! — перебил его Митя. — Не дошли мы ещё на уроках до сути, вот и скачешь по верхам. Надо обстановку знать. Это же тридцатые годы, режим Николая Палкина.
— А Радищеву при Екатерине легче жилось? А он всё равно за народ стоял. В Сибирь за правду попал, не побоялся. Вот это человек был!.. А декабристы? А Чернышевский?..
Костя жил, как крестьянин в горячие дни летней страды. Только закончишь одно дело, как надвигается другое. Только уберёшь сено на лугу, как уже зовут в поле жёлтые, спелые хлеба. И всюду надо успеть, со всем управиться!..
Часто Костя с товарищами задерживал учителей после уроков и забрасывал их самыми неожиданными вопросами.
Галина Никитична как-то раз даже пожаловалась Фёдору Семёновичу:
— Я немного боюсь за ребят, особенно за Ручьёва. Они какие-то ненасытные, всё хотят знать.
— Сейчас у ребят самое счастливое время, — ответил Фёдор Семёнович. — Они как бы выбрались в широкое поле. А кругом всё звучит, играет, переливается красками… Подростки же полны сил, у них разгораются глаза, всё им важно и интересно. И это хорошо! Потом, со временем, они во всём разберутся, и им легче будет найти свою торную дорогу, своё место в жизни.
Глава 32. МОРОЗ И СНЕГ
В феврале ударили сильные морозы.
Пронзительно скрипел снег под ногами; у колодцев, закутанных в соломенные чехлы, нарастали огромные наледи; потрескивали по ночам бревенчатые стены изб.
Матери и бабушки укутывали школьников в тёплые платки, шали и башлыки и наказывали им добираться до школы как можно скорее. И ребята, зная, что с морозом шутки плохи, как никогда были послушны и нигде не задерживались.
Только кое-кто из бедовых, вроде Кольки Ручьёва, не желая конфузить себя платком, по-прежнему бегал на занятия в лёгкой шапчонке, но перед тем, как войти в класс, яростно оттирал снегом щёки и уши.
Учеников из дальних колхозов доставляли теперь в школу в широких розвальнях. Чтобы не поморозить, ребят закутывали потеплее, а возницы всё время погоняли коней и покрикивали: «Э-э! Дорогу! Ребятишек везу!». И встречные подводы съезжали в сторону.
Вслед за морозами начались ветры. Они дули порой целыми ночами, выстуживали избы, обжигали лица людей, захватывали дыхание. Не доведись в такую ночь человеку очутиться в поле!