Эмили из Молодого Месяца. Восхождение - Монтгомери Люси Мод (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
— Невозможно бороться с намеками, — с горечью возразила Эмили.
Илзи действительно было «наплевать»... но Эмили — отнюдь нет. Гордость Марри страдала невыносимо. И страдала все сильнее и сильнее с каждым днем. Бойкая статейка, описывающая ночную метель и кутеж в старом доме Джона Шоу, появилась в бульварной газете, которая печаталась в одном из городков Нью-Брансуика и состояла из «пикантных» заметок, приходивших в редакцию из всех приморских провинций. Никто никогда не признавался в том, что читал ее, но почти каждый знал все, что было в ней... каждый, кроме тети Рут, которая не коснулась бы этого листка даже каминными щипцами. Никаких имен в статейке упомянуто не было, но все знали, о ком идет речь, и злобные намеки были слишком прозрачными. Эмили думала, что умрет от стыда. И больше всего ранило ее то, что все это было так пошло и некрасиво... и сделало пошлой и некрасивой ту прекрасную ночь смеха, удивительного открытия и творческого восторга. А она-то надеялась, что эта ночь навсегда останется для нее одним из самых прекрасных воспоминаний. А тут такое!..
Тедди и Перри были вне себя от ярости и очень хотели кого-нибудь убить, но кого могли они убить? Как сказала им Эмили, что бы они ни говорили и что бы ни делали, будет только хуже. А было и так уже плохо после публикации той статейки. На следующей неделе Эмили не пригласили на танцы к Флоренс Блейк — а эти танцы были одним из главных светских событий той зимы. Не позвали ее и к Хэтти Денун покататься на коньках. Несколько матерей семейств, встретившись с ней на улице, сделали вид, что ее не замечают. Другие отгораживались от нее стеной невозмутимой, ледяной вежливости. Во взглядах и манерах некоторых молодых мужчин на улицах появилась странная фамильярность. Один из них, с которым она была совершенно незнакома, даже заговорил с ней однажды вечером на почте. Эмили обернулась и прямо взглянула на него. Пусть подавленная и униженная, она оставалась внучкой Арчибальда Марри. Несчастный юнец очутился за три квартала от почты, прежде чем пришел в себя и понял, где находится. Он долго не мог забыть, какие глаза были у разгневанной Эмили Берд Старр.
Но даже взгляд Марри, хоть и мог сокрушить конкретного оскорбителя, не мог положить конец возмутительным сплетням. Эмили чувствовала себя совершенно несчастной, не сомневаясь, что все верят им. Ей передали слова мисс Перси, библиотекарши, которая утверждала, что у нее всегда вызывала недоверие улыбка Эмили Старр... в этой улыбке всегда была нарочитая медлительность и желание очаровать. Эмили чувствовала, что отныне она, как бедный король Генрих[120], никогда уже не улыбнется снова. Люди вспоминали, что старая Нэнси Прист семьдесят лет назад была сумасбродкой... и не была ли сама миссис Даттон в дни своей юности замешана в какой-то скандальной истории? А если уж такое у них в роду... ну, вы понимаете. Да и ее мать сбежала из дома, разве не так? А мать Илзи? Разумеется, она погибла, упав в старый колодец Ли, но кто знает, как она повела бы себя, если бы не это? А еще была та давняя история с купанием на дюнах в Блэр-Уотер — au naturel[121]. Короче, таких щиколоток, как у Эмили, у порядочных девушек вы не увидите. У них таких щиколоток просто не бывает.
Даже безобидный, ненужный Эндрю перестал появляться в доме тети Рут, хотя прежде не пропускал ни одного пятничного вечера. Это уязвило Эмили до глубины души. Она всегда считала Эндрю скучным кавалером, с ужасом ждала его пятничных визитов и давно собиралась «выправить ему подорожную» по всем правилам, как только он даст ей такую возможность. Но Эндрю сам «выправил себе подорожную» по собственному желанию, и это — прошу обратить внимание — придавало прежде желанному для Эмили результату совершенно иной привкус. Она сжимала кулачки, когда думала об этом.
Дошел до ее ушей и мучительно неприятный отчет о заявлении мистера Харди: он сказал, что ей следует подать в отставку с поста президента старшего курса. Эмили гордо вскинула голову. Отставка? Признать поражение и согласиться с тем, что она в чем-то виновна? Нет! Этого они от нее не дождутся!
— Я бы ему башку оторвала, — сказала Илзи, узнав о мнении директора. — Эмили, не мучайся ты из-за этого. Какое значение имеет мнение стада немощных дряхлых ослов? Да будут они преданы в руки властителей ада! Через месяц эти бараны забудут эту историю и будут вовсю блеять о чем-нибудь другом.
— Но я никогда не забуду!— гневно воскликнула Эмили. — Унижение, которое я пережила в эти несколько недель, я буду помнить до моего смертного часа. А еще... Илзи, я получила от миссис Толливер записку, в которой она просит меня отказаться от моего столика, за которым я должна была торговать на благотворительном базаре в церкви святого Иоанна.
— Эмили... не может быть!
— Именно так. О, разумеется, она нашла предлог: ей хочется, чтобы за этим столиком торговала ее нью-йоркская кузина, которая сейчас гостит у нее... но я все поняла. И это ее «дорогая мисс Старр» — смотри... когда несколько недель назад было «дражайшая Эмили». Все прихожане церкви святого Иоанна поймут, почему меня попросили отказаться. А ведь она чуть ли не на коленях упрашивала тетю Рут позволить мне торговать на этом благотворительном базаре. Тетя Рут сначала не соглашалась.
— И что теперь скажет твоя тетя Рут?
— Ох, Илзи, это самое ужасное. Она скоро непременно обо всем узнает... Она до сих пор не слышала ни слова об этой истории, так как не выходила из дома из-за своего ишиаса. Я живу в постоянном страхе, что ей все станет известно. Я знаю: это будет ужасно. Она уже начинает выходить после болезни, так что, разумеется, скоро, так или иначе, обо всем услышит. А у меня не хватит духу отвечать на все эти обвинения. Ох, все это кажется ночным кошмаром.
— У всех них в этом городке такие жалкие, подлые, ограниченные, злобные, грязные умишки!— воскликнула Илзи... и тут же утешилась этим громким заявлением. Но страдающий дух Эмили не могли успокоить никакие самые изысканные уничижительные эпитеты. Также не могла она избавиться от своей беды, описав ее на бумаге. Не было больше ежедневных записей ни в ее «книжке от Джимми», ни в дневнике, не было никаких новых рассказов и стихотворений. «Вспышка» теперь не приходила — она никогда не придет снова! Никогда больше не будет ни маленьких тайных восторгов, которые приносят интуиция и вдохновение и которые не может разделить даже самый близкий друг. Жизнь стала жалкой и бедной, тусклой и нежеланной. Не было красоты ни в чем — даже в золотисто-белых мартовских пейзажах, когда, приезжая в Молодой Месяц на выходные, она бродила в одиночестве по окрестностям. Находясь в Шрузбури, она всей душой стремилась уехать домой, где никто не думал о ней плохо. Никто в Молодом Месяце все еще не слышал ничего о том, о чем шептались в Шрузбури. Но само сознание того, что родня остается в неведении о сплетнях, терзало Эмили. Скоро им все станет известно, и как они будут уязвлены и опечалены тем, что одна из Марри, пусть даже совершенно невинная, стала предметом сплетен. И кто знает, как они посмотрят на неприятное происшествие с виски Малкома Шоу? Так что Эмили испытывала едва ли не облегчение, когда снова возвращалась из Молодого Месяца в Шрузбури.
Ей мерещились намеки во всем, что говорил мистер Харди, и скрытое оскорбление в каждой фразе или взгляде ее одноклассников. Только Эвелин Блейк встала в позу друга и защитника, и это было больше всего задевало Эмили за живое. Что именно — страх или злоба — стало причиной такого поведения Эвелин, Эмили не знала... зато она отлично знала, что показная дружеская преданность Эвелин, отказывавшейся верить самым убедительным свидетельствам, порочат того, за кого она заступается, больше, чем любые сплетни. Эвелин заявляла всем и каждому, что она не поверит ни одному дурному слову о «бедной дорогой Эмили». «Бедная дорогая Эмили» с радостью посмотрела бы, как ее защитница провалилась бы в тартарары... во всяком случае, так она думала.
Тем временем тетя Рут, которая по причине своего ишиаса несколько недель не могла выйти из дома и была так раздражительна, что ни ее друзья, ни скрытые враги, заходя проведать ее, не смели даже намекнуть в разговоре на сплетни, касающиеся ее племянницы, снова начала проявлять свою обычную бдительность. Ишиас прошел, и теперь она могла сосредоточить свое внимание на чем-нибудь другом. Она вспомнила, что у Эмили в последние дни плохой аппетит, и заподозрила, что та вдобавок почти не спит. Как только у тети Рут возникло это подозрение, она начала действовать. Тайные тревоги в ее доме были недопустимы.
