Судьба Илюши Барабанова - Жариков Леонид Михайлович (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
Илюша хлопал в ладоши и смотрел на Шурика Золотарева. Тот отвечал взглядом, полным презрения и ненависти. «Злись, злись, — подумал Илюша, — сейчас услышишь, как дядя Коля скажет — щепок не останется от ваших богов…»
— Легенда о воскресшем боге есть самый большой обман, — начал дядя Коля. — Эта легенда родилась из страха и горя, из неудач и человеческого бессилия. Бог порожден слезами и требует от людей рабства и унижения…
Дядя Коля говорил о том, что вера в загробный мир придумана богатеями. Капиталисты уговаривают бедный люд терпеть и не жаловаться на нужду. За это, мол, на том свете богачи будут гореть в аду, а бедные разгуливать по раю.
Но мы нашли новое слово правды, да, нашли! Революция принесла пароду освобождение от страха перед богами. Рабочие и крестьяне отбросили фальшивые сказки и взяли в руки винтовку. Они сами совершат суд, не дожидаясь пришельцев с неба.
В зале поднялся невообразимый шум. Скауты топали ногами, свистели. Кто-то опять швырнул в Илюшу огрызком, но попал в Степу.
После дяди Коли выступал какой-то «брат во Христе». Он смеялся над безбожниками, кривляясь, изображал из себя дурачка.
— Большевики говорят, что материя вечна. А вот на мне сукно, то есть материя. Стало быть, мой костюм вечный, почему же на нем дырки?
Защитники церкви одобрительно смеялись, и «брат» покинул сцену с видом победителя.
Нашлись шутники и среди безбожников. Паренек в синей косоворотке поднялся с места и крикнул:
— Дьячок говорил о чуде, когда Христос накормил пятью хлебами пять тысяч человек. Какое же это чудо? Вот у нас пять тысяч прихожан одного попа кормят и не могут накормить — вот это чудо!
Когда смех в зале прекратился, на сцену поднялась девушка в скромном сером костюме, с черным бархатным бантиком на блузке.
Илюша чуть не вскочил с места, узнав Лидию Ивановну.
— Степа, гляди скорее!
— Чего?
— Лидия Ивановна вышла.
— Где?
— Тише, не мешай…
— В так называемую «Неделю православия» церковь проклинает имена славных вождей крестьянских восстаний Пугачева и Стеньку Разина, — так начала свою речь учительница, и ее голос от волнения казался неестественно громким. — Почему же церковь предает анафеме защитников бедного люда?
— Долой! Не будем слушать!
Илюше показалось, что эти слова выкрикнул Синеус, он сидел багровый от возмущения.
— Религия — враг науки, — продолжала Лидия Ивановна. — Священники на уроках закона божьего учили, что звезды прибиты к небу гвоздями! Попы сожгли на костре великого ученого Джордано Бруно, который осмелился заявить, что звезды — миры Вселенной и они движутся… У нас в Калуге живет ученый-самоучка Циолковский, он выдвинул гениальную идею о полетах аэронавтов в околосолнечное пространство. Его учение отвергает басни о седьмом небе, где якобы находится рай. Если этим священникам дать власть, они бы и Циолковского сожгли на костре.
В зале долго не умолкал шум.
Илюша хотел напомнить Степе что он говорил «о седьмом небе», по в это время Лидия Ивановна заговорила именно о нем, о Степе.
— В моем классе учится мальчик Степа Бакунин. Он очень способный, сам построил радиоприемник. А святые отцы города заманили его в церковь и сделали прислужником. Вместо того чтобы ходить в клуб, мальчик поет в храме молитвы!
Как видно, слова Лидии Ивановны крепко задели иеромонаха Антония — он поднялся и заговорил с раздражением:
— Не из невежества мы мало думаем о науках, а из презрения к их бесполезной деятельности. Мы же посвящаем свое служение вечности.
Взрыв смеха не смутил священника, и он продолжал гневно:
— Спасение душ человеческих — вот наша цель! Вечная жизнь на том свете и блаженство — вот цель нашей жизни. Ибо написано: «Погублю мудрость мудрецов и разум разумных отвергну».
Борьба накалялась. Казалось, что сторонники церкви берут верх. Даже юродивый святой Фофан взмахивал руками, точно рвался на сцену. Но монахини сдерживали его.
В шуме и злобных выкриках Митя Азаров поднялся на трибуну.
— Вот вы, гражданин, простите, не знаю, как вас величать, гражданин монах, ругали комсомольцев, называли нас чурбаками. Но эти «чурбаки» отдают последний паек голодающим. А вы с вашей любовью к ближнему отказываете несчастным. Во имя какой любви вы это делаете?.. Молчите?
— За нас ответит бог! — выкрикнул с места кто-то из сторонников церкви.
— Где был ваш бог, когда детишки просили: «Подайте Христа ради!» Слышите, они просили Христа ради! А что же Христос? Оттолкнул детскую руку: дескать, умирайте! И маленькие беззащитные души умирали. Кто же после этого будет верить вашему… господу?
Когда на сцену решительной походкой вышел Поль, его встретили такими бурными аплодисментами, что казалось, будто все только и ждали его появления.
— Постановку диспута считаю неправильной. Она с самого начала поставила под сомнение существование бога. Для нас он всегда был и всегда будет. Пусть безбожники не ходят в храмы, чище будет в святых обителях.
В зале послышались крики одобрения.
Поль продолжал говорить, обращаясь к передним рядам, где на самом видном месте сидел известный «дебошир», комсомолец-инвалид Сережка.
— Не о боге мы должны спорить, а о свободе, — продолжал Поль. — Мы лишены ее. Комсомол — не наша стихия. Он придаток партии большевиков, а мы хотим строить будущее по образу демократического свободомыслия. Надоела политика! От имени всех юношей и девушек города я предлагаю создать беспартийную организацию славных соколов!
Комсомольцы вскочили со своих мест. Митя Азаров крикнул Полю:
— Тебе давно хочется, чтобы рабочая молодежь стала аполитичной, и тогда ты уведешь ее за собой в болото мещанства. Не выйдет, господинчик!
— Можете выкрикивать что угодно, — ответил ему Поль с наигранным спокойствием. — Ваши слова ничего не изменят. И никто за вами не пойдет, потому что комсомолу чужды сострадание и любовь. Вы не знаете, что такое совесть и чувство милосердия. Вы признаете одну лишь силу. Не кичитесь помощью голодающим, потому что вы ничего не сделали доброго кому-нибудь из несчастных, вроде вот этого гражданина, которого я вижу перед собой в первом ряду!
Все повернули головы в сторону Сережки. Побледневший, он поднялся с места и грозой пошел на Поля.
— Это кто несчастный? — спросил Сережка. — Это я несчастный?! Что ты понимаешь в счастье? Да знаешь ли ты, что я самый счастливый, потому что сражался за народ и шел грудью на врага. Смотри, гад, мои раны! Я потерял эти руки за то, чтобы рабочие жили счастливо. А ты где был? Может, ты с буржуями был, когда мы дрались? Почему заводишь разговор о политике? Мы пришли спорить о боге, а ты куда гнешь? Зачем тебе нужно, чтобы молодежь была беспартийной? Говори, буржуй недобитый!..
В той стороне зрительного зала, где сидели Каретниковы и откуда пришел на сцену Поль, с места вскочил рабочий паренек, сидевший рядом с Олегом Каретниковым. Он крикнул через весь зал:
— Сережка, правильно говоришь. Он контра! Вот тут еще дружок его сидит и подсказывает ему! — Паренек повернулся к Олегу. — Ты почему кричишь: «Браво, Поль!» Ты тоже контра?
— А ну пусть покажется!
— Тащи его на сцену!
Олег поднялся, пытаясь пробраться к выходу, но ему преградили дорогу.
— Пусти, хам! — потребовал Олег, с презрением глядя на паренька.
— Не спеши, разберемся.
— Отвяжись, негодяй! — взвизгнула Подагра Ивановна и схватила комсомольца, разорвав на нем рубаху.
— Вы не имеете права задерживать меня. Я советский служащий, у меня справка есть, — возмущался Олег.
Никто уже не смотрел на сцену, где стояли друг против друга Сережка и Поль. Они сами повернулись в ту сторону, где затевалась ссора.
Но вот Сережка изменился в лице. Он пристально вглядывался в Олега Каретникова. Расстояние, которое разделяло их, было велико, но Сережка неожиданно крикнул:
— Он! Ей-богу, он!..
Спрыгнув со сцены, натыкаясь на людей, Сережка помчался к Олегу.
