Сердце - Амичис Эдмондо (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Твой отец.
Мой товарищ Коретти
Воскресенье, 13 ноября
Отец простил меня, но мне всё еще было очень грустно, и мама послала меня вместе со старшим сыном нашего привратника прогуляться на улицу.
Мы прошли уже половину пути и поравнялись с лавкой, у двери которой стояла телега, как вдруг кто-то окликнул меня по имени. Я обернулся. Это был Коретти, мой товарищ по классу, в той же фуфайке шоколадного цвета и берете из кошачьего меха, потный и веселый, с вязанкой дров. Человек, стоявший на телеге, подавал ему одну вязанку за другой. Мальчик хватал их и относил в лавку своего отца.
— Что ты делаешь, Коретти? — спросил я.
— А ты разве не видишь? — ответил он, протягивая руку за очередной вязанкой дров. — Я учу уроки.
Я засмеялся. Но он говорил серьезно, и, подняв на плечо очередную вязанку, забормотал на бегу: «Спряжением глагола называется… изменение его по лицам… по лицам… по числам…» — Он успел уже сбросить вязанку: — «…в зависимости от времени… от времени… к которому относится действие». — Тут он вернулся к телеге за новой вязанкой — «…в зависимости от наклонения, в котором выражено действие…»
Это было наше задание по грамматике к завтрашнему дню.
— Вот видишь, — сказал он мне, — я не теряю даром времени. Мой отец вместе с работником ушли по делу, мать больна, и мне приходится разгружать телегу. Одновременно я повторяю грамматику. Сегодня нам задали трудный урок. Никак не могу его вбить себе в голову… Отец сказал, что вернется в семь часов и тогда отдаст вам деньги, — прибавил он, обращаясь к вознице.
Телега уехала.
— Зайди на минутку в лавку, — сказал мне Коретти.
Я вошел. Это была большая комната, загроможденная поленницами дров и хворостом. В углу стояли большие весы.
— Сегодня, скажу я тебе, выдался трудный денек, — продолжал Коретти, — и мне приходится готовить уроки урывками. Только я начал писать предложения, как пришли покупатели, только я снова сел за письмо, как прикатила телега. А сегодня утром я уже два раза сбегал на площадь Венеции, где находится дровяной рынок. Я прямо не чувствую ног от усталости, и руки у меня распухли. Плохо бы мне пришлось, если бы нам задали еще урок по рисованию! — Говоря это, Коретти подметал сухие листья и щепки, валявшиеся на кирпичном полу.
— А где же ты пишешь, Коретти? — спросил я.
— Ну, конечно, не здесь, — ответил он. — Иди, посмотри, — и он повел меня в комнатку за лавкой; эта комнатка служила одновременно и кухней и столовой. У стены стоял стол; на нем лежали книги и тетради, одна из которых была раскрыта.
— Я как раз, — сказал он, — не дописал ответа на второй вопрос. «Из кожи делают обувь, ремни…» сейчас я прибавлю еще «чемоданы», — и, взяв перо, он стал писать своим красивым почерком.
— Есть здесь кто-нибудь? — послышалось в эту минуту из лавки. Это какая-то женщина пришла купить дров.
— Иду, — отозвался Коретти, выскочил из комнатки, взвесил дрова, получил деньги, побежал в угол, записал полученную сумму в книгу и вернулся к своей работе, приговаривая: — Посмотрим, удастся ли мне окончить предложение, — и написал: «дорожные сумки, ранцы для солдат…»
— Ах, — закричал он вдруг, — кофе закипел! — и побежал к печке, чтобы снять кофейник с огня.
— Это кофе для мамы, — сказал он. — Пришлось-таки мне научиться его варить. Подожди, мы вместе снесем его маме, ей будет приятно тебя видеть. Вот уже шесть дней, как она в постели… Спряжение глагола… Я всегда обжигаю себе пальцы об этот кофейник… Что прибавить еще к ранцам для солдат? Тут надо бы еще что-нибудь написать, но мне ничего не приходит в голову… Пойдем к маме.
Он открыл дверь, и мы вошли в другую маленькую комнатку. На большой кровати лежала мать Коретти. Голова ее была обвязана белым платком.
— Вот кофе, мама, — сказал Коретти, протягивая ей чашку, — а это мальчик из нашего класса.
— Какой вы милый, синьорино, что зашли навестить больную, — сказала она.
Тем временем Коретти поправил подушку за спиной своей матери и одеяло на постели, подбросил дров в печку и прогнал кошку с комода.
— Вам ничего больше не надо, мамочка? — спросил он, беря у нее из рук пустую чашку — Вы приняли две ложечки вашего лекарства? Когда оно кончится, я снова сбегаю в аптеку. Дрова разгружены. В четыре часа я поставлю мясо на огонь, как вы сказали, а когда придет продавщица масла, я дам ей восемь сольдо. Всё будет в порядке, не беспокойтесь.
— Спасибо, сынок, — ответила мать. — Бедный мальчик, тебе приходится обо всем заботиться.
Она предложила мне кусочек сахара, а потом Коретти показал мне фотографию своего отца в солдатской форме, с медалью за храбрость, которую он получил в 1866 году, в войсках принца Умберто; у него было то же лицо, что у сына, с теми же живыми глазами и веселой улыбкой.
— Вернемся в кухню, я придумал, что еще делают из кожи, — сказал Коретти и написал в тетрадке: «и лошадиную сбрую». — Остальное я докончу вечером, лягу спать попозже. Какой ты счастливый, что можешь заниматься сколько хочешь и еще ходить гулять!
Как всегда, весело и. проворно он вернулся в лавку, стал Укладывать поленья одно за другим на козлы и распиливать их пополам, приговаривая:
— Это моя гимнастика! Не то, что: «Руки вперед! Руки вверх!» Я хочу, чтобы к приходу моего отца все эти дрова были распилены; то-то он обрадуется. Плохо, что после пилки дров я пишу такие «д» и такие «у», что они похожи на змей, как говорит учитель. Но ничего не поделаешь! Я ему скажу, что мне пришлось поработать руками. Главное, чтобы мама скорее поправилась, вот что важно. Сегодня ей, слава богу, лучше! Грамматику я доучу завтра утром, встану вместе с петухами. А вот и телега с лесом; ну, теперь за работу!
Нагруженная доверху телега остановилась перед лавкой. Коретти выбежал поговорить с возницей и снова вернулся.
— Теперь я буду занят, — сказал он. — До свиданья, до завтра. Как хорошо, что ты зашел ко мне; ну а теперь иди гуляй, счастливчик!
Он пожал мне руку и бегом начал носить жерди из телеги в лавку. Его свежее лицо горело румянцем под шапочкой из кошачьего меха, и он так ловко управлялся с работой, что приятно было на него смотреть.
«Счастливчик», — сказал он мне. О нет, Коретти, нет! Ты счастливее меня, потому что ты учишься и работаешь больше, чем я, потому что ты больше помогаешь своим родителям, потому что ты лучше меня, в сто раз лучше, ты настоящий молодец!
Наш директор
Пятница, 18 ноября
Сегодня утром Коретти очень обрадовался: к нам на контрольную работу пришел его прошлогодний учитель Коатти. Это высокий человек, с целой шапкой курчавых волос, пышной черной бородой, большими темными глазами и громовым голосом. Он всегда грозится, что разорвет своих учеников на клочки и за шиворот стащит их в полицию; он делает всё, чтобы напугать их, но на самом деле никого никогда не наказывает и только незаметно улыбается себе в бороду. У нас в школе всего восемь учителей, считая Коатти и маленького безбородого помощника, который на вид кажется совсем мальчиком. Хромой учитель четвертого класса всегда кутается в большое шерстяное кашне и постоянно жалуется на какую-то болезнь. Эту болезнь он подхватил еще в то время, когда был учителем в сырой сельской школе, где со стен стекала вода.
Другой учитель четвертого класса — старенький и седой — раньше был учителем в школе слепых. А учители со светлыми усиками, который всегда хорошо одет и носит очки, мы прозвали «адвокатиком», потому что, работая в школе, он кончил юридический факультет и получил диплом. Кроме того, он написал книгу о том, как обучать письму.
Гимнастику нам преподает бывший солдат, сражавшийся в войсках Гарибальди[16] на шее у него шрам от удара саблей, полученный в битве при Милаццо.[17]
Директор наш — высокий, лысый, в золотых очках, с полуседой бородой, спускающейся ему на грудь. Он всегда одет во всё черное и застегнут на все пуговицы. Он такой добрый, что, когда к нему в кабинет дрожа входят ученики, вызванные за какую-либо провинность, он никогда не кричит на них, а только берёт их за руки и начинает уговаривать, чтобы они никогда больше не поступали так, чтобы они раскаялись в своих проступках и обещали быть всегда хорошими. Он говорит так убедительно и таким мягким голосом, что все выходят из его кабинета с покрасневшими глазами и еще более смущенные, чем если бы их наказали. Мне жаль директора: он всегда раньше других на своем посту в школе, утром встречает учеников и объясняется с родителями, а вечером, когда учителя уже уйдут домой, он всё еще ходит вокруг школы — смотрит, не катаются ли ученики на запятках карет и не задерживаются ли на улице, чтобы пройтись на руках или набить свои ранцы песком или камешками. Каждый раз, когда он появляется из-за угла, высокий и весь в черном, целые стайки мальчиков, играющих на панели, разбегаются во все стороны, побросав свои перышки и камешки, а он, с печальным и добрым выражением на лице, грозит им издали пальцем.