Самые веселые завийральные истории - Вийра Юрий Борисович (серия книг .TXT) 📗
Я люблю вставать рано
Однажды мы с папой проснулись очень рано, в семь часов. Вышли на улицу. Было тихо. Не кукарекали петухи, не шумели машины. Сонные дворничихи дремали, опершись на метла. Не спали только люди, которым надо вставать раньше всех или кто дежурит по ночам. Мимо нас в сторону космодрома прошагал космонавт, цокая по асфальту ботинками с магнитными подковками. Мне один мальчик рассказывал, что на космическом корабле пол, потолок и стены металлические, и при помощи этих подковок космонавт во время невесомости может спокойно ходить по каюте, даже по потолку вниз головой. На нем был серебристый скафандр, а за спиной — разноцветный школьный рюкзак с надписью «ДИНО». Только в рюкзаке лежали, конечно, не учебники и цветные карандаши, а баллоны со сжатым воздухом для выхода в открытый космос. Стекло шлема было открыто, и космонавт, жмурясь от удовольствия, вдыхал свежий земной воздух. Когда ему удастся подышать этим воздухом в следующий раз, ведь в космическом корабле воздух искусственный?! Он чуть не столкнулся с идущим навстречу пожарником. Тот тоже жмурился, принюхиваясь, не пахнет ли где дымом и гарью. Пожарник держал наготове пожарный шланг.
Шланг волочился за ним, как дрессированный удав, и лежал на тротуаре тремя большущими кольцами — столько раз за ночь пожарник обошел вокруг дома.
Космонавт процокал к троллейбусной остановке, пожарник завернул за угол. Остальных прохожих можно было сосчитать по пальцам одной руки. Участковый милиционер Синицын — раз. Дежурный электромонтер с лампочкой в руке — два. Водопроводчик с гаечным ключом — три. Сталевар с темным стеклышком перед глазами, чтобы смотреть на расплавленный металл, — четыре. Вот, один палец даже остался.
Космонавт растолкал спящего водителя, и троллейбус уехал, разбрызгивая лужи. А мы, выгуляв собаку, вернулись домой. Покормили ее, напились горячего чая с земляничным вареньем. Я даже помыла посуду: чашки, блюдца, ложки. Папа хотел мне помочь, но я сказала: «Нет, спасибо. Помнишь, как ты однажды спросонья будильник вместо чашки помыл?!» И опять легли. Завернулись в теплые одеяла — я своего плюшевого кота обняла — и сразу заснули.
Ой, до чего же я люблю вставать рано!
БЕСЕДКИ
О последнем мамонте
— Папа, разбуди меня завтра без пяти восемь, хорошо?
— Ладно. А почему так рано?
— Почему-почему?! Я сегодня опять опоздала.
— И тебе влетело?
— Нет. Первым уроком был русский, а Ольга Анатольевна за опоздание не ругает; говорит, что она сама опаздывала.
— Ольга Анатольевна?! Удивительно — мою учительницу по русскому тоже звали Ольгой Анатольевной, и она тоже не ругалась.
— А ты опаздывал?
— Конечно. Как сейчас помню, войдешь в класс после звонка, извинишься, а Ольга Анатольевна скажет: «Постарайся завтра прийти вовремя — у нас будет диктант». Потом оглядит класс и руки потрет от удовольствия: «О, Петрова нет! Подождем еще минутку — интересно, какую историю он сегодня придумает?!» Вскоре из коридора послышится знакомый топот, и в класс ворвется Пашка Петров: волосы взъерошены, щеки пылают, глаза горят: «Ой, вы знаете, почему я опоздал?!» Ольга Анатольевна его остановит: «Не торопись. Пройди к доске и подробно расскажи, что с тобой приключилось». И Пашка рассказывал. При этом он размахивал руками, крался вдоль доски, прыгал с воображаемой скалы или стоял, уронив голову на грудь и заложив руки за спину, изображая, как он мужественно вел себя на допросе у пиратов, или резко нагибался, когда вражеские пули — «Пиу, пиу!» — или бесшумные индейские стрелы проносились у него над головой. Мы тоже втягивали головы в плечи и вместе с учительницей переживали: успеет Пашка вернуться в Москву к первому уроку или погибнет в джунглях Амазонки от индейских стрел, пропитанных ядом кураре.
— Папа, он погибал, да?
— Нет, но опаздывал частенько. Помню, например, такую Пашкину историю.
Пришел он однажды домой и видит, отец сидит в кресле и вздыхает, а рядом стоит расстегнутый Пашкин портфель.
— Что случилось? — спросил Пашка с тревогой. — Ты посмотрел мой дневник?
Отец мотнул головой:
— Нет, я почитал твою тетрадь по истории. Оказывается, мамонты вымерли.
Пашка перевел дух:
— Папа, разве ты об этом не знал?
Отец пожал плечами:
— Как-то из головы вылетело. И эта трагедия случилась четвертого сентября, да? А в каком году?
Пашка не понял отца:
— Какая трагедия?
Отец показал запись в тетради: «Четвертое сентября. Потепление климата. Вымерли мамонты…»
Пашка рассмеялся:
— Папа, ты все перепутал. Четвертого сентября мы изучали каменный век. А вымерли мамонты примерно десять тысяч лет тому назад.
Отец вздохнул:
— Понятно. А я-то подумал, как наука далеко шагнула — с точностью до одного дня знают, когда что произошло: «Одиннадцатое сентября — зарождение искусства и религиозных верований; первое октября — распад родового строя…» Как ты думаешь, что могло случиться с последним мамонтом?
Пашка пожал плечами:
— Убили, наверное. Люди каменного века на них охотились.
Отец погрозил кулаком:
— Гады! Не могли последнего пожалеть. — И тут он хлопнул себя по лбу. — Давай спасем этого мамонта, не дадим его погубить!
Пашка сразу загорелся:
— Давай!
Они с отцом были, как говорится, два сапога — пара. Если что решили, то кровь из носа, но сделают.
Помню, в пятом классе у Пашки по немецкому была тройка с минусом. Ну, ты сама знаешь, что такое тройка с минусом. Это двойка. И вот за месяц до окончания учебного года втемяшил он себе в голову: выучу немецкий на пятерку! И выучил. День и ночь бубнил по-иностранному — чуть родной язык не забыл. Мама зовет его завтракать, а Пашка спрашивает: «Вас ист дас: сафтрак?» В конце года принес он родителям дневник и сказал гордо: «Битте!» У них глаза на лоб полезли: по немецкому пятерка с плюсом, а по остальным предметам — тройки с минусом.
Короче, отправились они с отцом выручать последнего мамонта.
— Папа, у них что, машина времени была?
— Не знаю. Ольга Анатольевна тоже об этом спросила, но Пашка пропустил ее вопрос мимо ушей и стал рассказывать дальше: «Добрались до места. Кругом, куда ни глянь, каменный век. Смотрим, гора каменная, а в горе пещера. Слышим, из пещеры доносится какое-то завывание. Мы решили, что это стонет раненый мамонт. Залезли в пещеру. Идем, фонариком по стенам водим, а там везде мамонты нарисованы. Вдруг видим — художник стоит, ну прямо как современный: с бородой, в меховой жилетке, в штанах, заляпанных краской, и босиком. У нас есть сосед-художник по фамилии Косынкин. Он тоже дома босиком ходит и поет, как раненый мамонт, когда за мольбертом стоит.
Папа спросил у древнего художника:
— Малюете?
Тот кивнул:
— Ну.
А он на стене очередного мамонта красками раскрашивал.
Мы быстренько объяснили художнику ситуацию: мол, последний на Земле мамонт, надо спасать. Он сразу все понял и рассказал, где этот мамонт обычно пасется.
Мы — туда. Нашли мамонта и потащили его в Московский зоопарк: я за бивни тянул, отец сзади толкал. Совсем упарились, у меня до сих пор руки еле сгибаются». Пашка показал, как у него руки плохо сгибаются, и простонал: «Ой-ой!»
Привели они мамонта в зоопарк, а там принимать не хотят: «Вы сначала помойте зверя — вдруг у него инфекция»! А вид у мамонта был действительно довольно неопрятный, особенно прическа. Видно, что он очень редко причесывался, хотя в кармашке его школьного рюкзака лежат зеркальце и расческа…
— Папа, можешь не продолжать! Я каждый день перед уроками причесываюсь. Сегодня, правда, не успела — я же опоздала. Кстати, из-за тебя. Почему разбудил так поздно?!
