КАДРИ - Раннамаа Сильвия (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Вчера после обеда в нашу палату вошла няня и спросила:
– Кто тут Эльза Сарап?
Оказалось, что это новая больная на соседней койке. Ей передали цветы, сверток и письмо.
Эльза Сарап? Ведь есть такая писательница – Эльза Сарап. Вдруг это та самая? Я искоса поглядела на соседку. С виду совсем обыкновенная женщина. И вовсе не такая уж красивая. Я, правда, не знала, как выглядят писатели, но все же мне трудно было поверить, что настоящая писательница может обойти трамвай не с той стороны, попасть под машину и оказаться рядом со мной на больничной койке.
Я увидела, как она достала из ящика тумбочки очки, надела их и стала читать письмо. Потом она приподняла очки и вытерла слезы. Очки! И плачет! Нет, это не писательница! В свертке, который она развернула, оказалась большущая коробка шоколадных конфет и мандарины. Она попросила одну больную, которой уже разрешили ходить, угостить всех. Мне досталась половина этих чудесных конфет и еще несколько мандаринов.
«Нет, все-таки она писательница», – подумала я, и мне очень захотелось узнать, так ли это, но спросить я не посмела. Притихнув, я лакомилась конфетами и любовалась корзиной цветов на ее столике.
Но вечером в палате, как всегда, начались разговоры. Лишь моя соседка не принимала в них участия. Меня опять одолело любопытство, и я рискнула спросить:
– Простите, вы правда Эльза Сарап?
– Почему ты об этом спрашиваешь? – спросила, в свою очередь, соседка и улыбнулась.
Я осмелела:
– Вы писательница?
– Отчасти, – ответила она. – Но откуда ты знаешь? Для таких маленьких, как ты, я ничего не написала.
– Я читала «Восстание». Это вы написали?
Она подняла брови:
– Да ну?! Прочла? Но тебе ведь не понравилось, правда?
– Нет, почему же, только...
Я, конечно, постеснялась сказать, что книга не особенно мне понравилась и что я не дочитала ее до конца. Но она сама сказала с веселой улыбкой:
– Что «только»? Только скучно было, да? Чего уж, говори прямо. Ведь это не для тебя и не могло тебе понравиться. Через несколько лет ты прочтешь книгу снова, вот тогда мы с тобой поговорим, ладно? Лучше скажи, какие книжки тебе нравятся. Ты, видно, любишь читать.
И мы заговорили о книгах. О Пушкине и о «Царе Салтане». Оказалось, что и ей в детстве тоже больше всего нравился «Царь Салтан». Я очень этому обрадовалась. Соседка стала мне все равно как родная. Ласковая, дружелюбная, щедрая, и мы с ней были из одной страны – страны чудес.
Она не стала расспрашивать меня, как другие, о моей домашней жизни, но я сама рассказала ей обо всем: о матери и об отце, о нашем подвале, и даже потихоньку призналась, что всем тут наврала. Я была уверена, что она начнет стыдить меня, но она сказала тихо и, как мне показалось, очень нежно:
– Бедняжка!
У меня сразу слезы подступили к горлу, и я рассказала ей еще, что мне очень хочется быть такой же, как другие дети, и чтобы у меня было много друзей, и чтобы дома у нас было красиво. Она молча выслушала меня, а когда я кончила, сказала:
– Вполне тебя понимаю. Но только многое зависит от тебя самой. Постарайся быть молодцом, и тогда твое положение и положение бабушки изменится к лучшему. Обязательно изменится, уж поверь мне! Главное – не унывать!
И я ей верю. Верю твердо. Только одного я не знаю: как мне стать молодцом. Но, может быть, она знает? Наверно, знает, и я когда-нибудь выпытаю у нее этот секрет.
Со мной, кажется, за последнее время не случилось ничего особенного. Я лежу все в той же больнице, и я все та же несчастная девочка, которую заподозрили в воровстве. И все же мне кажется, будто со мной что-то приключилось. Будто что-то изменилось. Не могу сказать, что именно, только мне теперь уже не так грустно и скучно.
Уж не потому ли, что можно разговаривать с настоящей писательницей? Разговаривать каждый день и смотреть на нее, потому что ее койка рядом с моей. Сказали бы мне такое раньше, я бы не поверила, даже если бы знала, что под машину попаду. И говорит она со мной так, будто я такая же девочка, как все, ничуть не хуже. Говорит, будто со взрослой.
Чего только она мне не рассказывает, и как много она знает! Ни один учитель в школе не знает столько. Разве только учитель истории.
Если бы можно было записать все, что она говорит, получилась бы интересная книжка.
Иногда она рассказывает так забавно, что вся палата смеется. Теперь все знают, что она писательница, и всем нравится, что она нисколечко не воображает. И любят ее. Даже доктор разговаривает с ней как-то особенно весело. А я бы только радовалась, если б все, что у нее болит, болело у меня, и даже готова умереть за нее. Когда я замечаю, что у нее снова начинаются эти ужасные боли в спине, мне становится ужасно досадно оттого, что у меня на спине нет ни одного ушиба. Я даже спрашивала сестру, которая приходила колоть ее, нельзя ли через переливание крови передать часть боли другому. Сестра меня высмеяла и сказала, что медицина, к счастью, еще не додумалась до такой глупости. Но тетя Эльза не посмеялась надо мной, только улыбнулась. Наверно, так же улыбалась и моя мама...
Да, я начала про тетю Эльзу и чуть не забыла о другой, куда более таинственной истории. Сегодня в полдень мне принесли передачу. В свертке были разные вкусные вещи и целых двадцать рублей. Письма никакого не было.
Когда я потом расспрашивала у няни, от кого она получила эту передачу, она ответила, что ее принес человек в коричневом пальто, который справлялся о моем здоровье и просил передать мне этот сверточек.
Как это понять? Ведь я не знаю никакого человека ни в коричневом, ни в синем, ни в черном, ни в желтом пальто, который мог бы принести мне передачу. Я, конечно, обрадовалась вкусным вещам, но что делать с деньгами? И от кого все это? Я, дурочка, даже начала надеяться, уж не явился ли откуда-нибудь из тридевятого царства мой пропавший отец. Но откуда он мог узнать, что я здесь, в больнице, и почему он тогда сам не захотел навестить меня? Нет, это невозможно.
Когда после обеда пришла бабушка, я сейчас же рассказала ей о передаче и отдала деньги. Но бабушка очень разволновалась, ни за что не хотела брать у меня деньги и потихоньку – громко не посмела – побранила меня за то, что я принимаю деньги от чужих.
Странное дело! Откуда мне было знать, что это чужой и что там деньги? Но бабушка никак не могла успокоиться и даже постращала меня: есть, мол, такие, которые приманивают детей, а потом воруют.
Воруют детей! Я громко рассмеялась. Я уже не верю разным выдумкам про чертей и разбойников! Подумаешь, какой лакомый кусочек для разбойника! Это я-то! Да, таинственная история, ничего в ней не поймешь. Тетя Эльза посоветовала приберечь деньги и просто подождать, пока все не выяснится, потому что в конце концов должно же это выясниться.
Но это далеко не все. Сегодня во время вечернего обхода я, по совету тети Эльзы, призналась доктору, что глаза у меня очень быстро устают и часто болит голова. Доктор внимательно выслушал меня и даже спросил:
– Отчего же ты раньше не сказала?
Я не решилась ответить, что просто не смела. Доктор очень заинтересовался. Даже присел возле моей постели и начал задавать разные вопросы. А потом сказал:
– Мы пригласим к тебе очень хорошего врача. Он осмотрит твои глаза и уж как-нибудь сумеет помочь. Договорились? – спросил он и подмигнул.
Такая у него привычка – подмигивать, если он в хорошем настроении, а с тех пор, как здесь лежит тетя Эльза, у него всегда хорошее настроение.
Меня уже показывали этому знаменитому врачу. Он оказался профессором, известным на весь Советский Союз. Бабушка ни за что не поверит, когда я расскажу ей, что к ее внучке, специально к ее внучке, позвали такого знаменитого ученого.
