Трофейная банка, разбитая на дуэли - Крапивин Владислав Петрович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Все-таки Лодька сказал:
— Бредятина какая-то... Это он всерьез, что ли?
— Это все ребята всерьез, Лодик, — тихо и печально отозвался Фонарик. — Говорят, что нет другого выхода... То есть ты можешь, конечно, отказаться, но ты должен сказать это сам.
"Ну и скажу! Идиоты!.. Захотелось устроить представление, да?" Но вместо этого выговорил другое. С кривым смешком:
— Ну и как он это... задумал? На проволочных шпагах?
Плечи Фонарика опять виновато шевельнулись:
— Зачем на шпагах? У вас же есть пистолеты...
Господи, неужели это всерьез?
Можно, конечно соврать, что пистолета давно нет. Потерял или разломал... Но толку-то! Борька скажет: будем стреляться из одного, по очереди...
Как тогда, с Иваном Константиновичем...
Да не может быть, чтобы это по правде! Чушь какая-то! Никто не позволит! Ребята — они же не совсем же сумасшедшие... Хотя вот разрешили же тогда стрелять по банке на его, Лодькиной, голове...
Но рогатка не пистолет!
Но ведь и спор у Лодьки с Борькой был в сто раз беспощаднее, чем с Фомой. Может, все справедливо решили, что такое смывается только кровью...
Да ну, ничего не будет! Просто Борька и остальные валяют дурака. Берут Севкина на понт!..
Гарик будто откликнулся:
— Может, ничего и не будет. Но, если ты не придешь, скажут, что струсил...
"Это уж точно!"
— Ох, Лодик, постой... Тебе, наверно лучше сразу придти с пистолетом...
— Черт... я и не сообразил, — хмыкнул Лодька. Он старался показать что ничуть не встревожен и вообще не принимает это дело за правду, но в то же время должен подчиняться "правилам игры".
Они уже вышли на Первомайскую, и пришлось с улицы вернуться на двор. Хорошо, что пистолет был не дома. Лодька нащупал под порогом сарайчика ключ, в дощатом полумраке, под верстаком, нашел коробку с со всякой железной мелочью, вытащил со дна поджиг. Затолкал под ремень и под рубашку.
"Господи, до чего же глупо... Да не только глупо, а страшно... Все-таки, сволочь этот Борька... А может, не в Борьке дело, а в судьбе? В расплате за те слова? Но ведь Борька тоже сказал слова! Такие же подлые!.. Ну, вот судьба и решит, кто подлее..."
С этой минуты Лодька начал понимать, что дело не кончится пустым разговором. Все будет по-настоящему...
Когда опять вышли на улицу, Лодька сбоку глянул на виноватого, но строгого Фонарика со злой досадой:
— Чего его, Борьку-то, именно сегодня засвербило? Где он был раньше? Два дня прошло...
Фонарик сказал полушепотом:
— Лодик, это как-то само собой... Во время разговора. Я даже не запомнил точно...
Уже потом, через долгое время, после расспросов и размышлений, Лодька сумел восстановить в своем воображении тот разговор . Похоже, что близко к правде.
Началось с того, что в воскресенье около девяти утра компания собралась на Стрелке, чтобы отправиться на Пески. Искупаться, позагорать, погонять по берегу мяч. Предощущение близкой осени сидело в каждом, все понимали: надо впитывать в себя остатки лета.
— Ну чё, айда, ребята, — поторопил остальных Славик Тминов. Он собирался нынче стать второклассником, сделался самостоятельнее и порой позволял себе держаться на равных (тем более, что Лешка Григорьев и Гарик научили его плавать).
— Лодьку бы позвать, — напомнил Лешка Григорьев.
— Ага, бегать-то за ним... — сказал Синий. У него к Лодьке не было никаких претензий, но и желания терять время из-за Севкина не было тоже.
— Раньше Арон бегал, — напомнил Цурюк — Может сгоняешь по старой памяти? А? — столь длинная фраза потребовала от него некоторых усилий, и он ожидал одобрения. Но Борька взвинтился:
— Может, мне его еще в ж... поцеловать?! Засранца этого...
— Ты бы тормознул язычок-то, — посоветовал Лешка Григорьев. — Лодька разве виноват, что "юные артисты" дали тебе отставку? Надо выбирать компанию по себе, а не лезть в чужие сани...
Борька и без того был надут и недоволен жизнью (наверно, опять получил пинков от Мони). А при этих Лешкиных словах в него будто воткнулась лопнувшая диванная пружина. Набухая помидорной краской, он закричал, что никто не давал ему отставку, он сам ее дал этим мамочкиным сыночкам, балеринам в штанах и театральным выпендрилам, а Севкина он раскусил давным-давно, только все жалел и не посылал от себя в ... А теперь он этого недорезанного поэта не желает видеть ближе двух километров. И запаха его не выносит!
— А ты чё его, часто нюхал? — небрежно спросил Гоголь.
Борька сообщил, что сейчас даст Гоголю по носу, и тому тогда нюхать будет нечем. Эту реплику обсуждать не стали, понимая Борькину накаленность (а вообще-то Гоголь был для Борьки противник не по зубам). А сидевший выше всех на поленнице Костик Ростович решил, видимо, смягчить настроение. Покачивая коричневыми ногами в новых сандаликах и белых носочках, он деликатно сказал с высоты:
— Борь, но вы ведь еще, наверно, можете помириться?
— Че-во-о? — по петушиному пропел Борька. — С этим... с этим... после этого... чего он мне позавчера сказал, гадюга такая...
— Но ведь ты ему тоже сказал. В ответ, — напомнил Валерка Сидоркин.
— Вот именно что в ответ! А он первый! — опять вскинулся Борька.
Лешка Григорьев попытался подвести итог:
— Не все ли равно, кто первый, кто второй. Теперь квиты.
— А ни фига не квиты! — Не уступил Борька. — Я его теперь... так бы и убил на месте!
Было заметно, что Борька заводит себя искусственно. Он, скорее всего, сам понимал, что они с Лодькой виноваты оба и кто меньше, кто больше, никакой Шерлок Холмс не разобрал бы. Но Вовка Неверов, до этой минуты молча слушавший перепалку, вдруг сказал с коротким зевком:
— А чего просто так болтать-то? Возьми да убей, раз приспичило...
— Ты чего мелешь-то? — опасливо одернул его Лешка. — Он с психованной заводки решит, что по правде.
— А я по правде, — с прежним хладнокровием разъяснил Фома. — Чего такого? Двенадцать шагов дистанция, секунданты, два заряда... Цурюк обеспечит. Верно, Сёма?
Семен Брыкалкин, то есть Цурюк, энергично закивал, ему польстило такое ответственное поручение.
Но к Борьке вернулось здравомыслие:
— Ага! Я его угрохаю, а дальше что? Его — на Текутьевское, а меня — в колонию! Да! И вас за это... за соучастие...
— Никого никуда, — разъяснил Фома. — Скажем, что испытывали поджиги, пуля попала случайно... Тебе в любом случае ничего не будет, потому что нет еще четырнадцати... Ну, может, Моня напинает, тебе не привыкать... Зато отстоишь свою честь, как гвардеец... Или чего? Уже понос прошибает?
— Тебя самого прошибает... — пробормотал Борька.
Костик Ростович опять подал голос с высоты:
— А почему вы думаете, что Боря угрохает Лодика? А не наоборот?
— Ну... это кому какое счастье, — ухмыльнулся Фома. — На то и дуэль. А вы чего хотели? Смелые люди так и решают свои споры...
— Фома, ты кончай трепотню, — потребовал Лешка. — Нашел шуточки...
Но Фома опять сказал, что это не шуточки, а всерьез. И добавил, что из него, из Лешки, и Шурика Мурзинцева получатся хорошие секунданты, потому что они самые старшие и ответственные.
— Вот давайте отойдем, я вам, как секундантам, все объясню, — он поманил Мурзинцева и Лешку в сторонку.
Те переглянулись, пожали плечами и пошли.
Мурзинцев, кстати говоря, лишь недавно возник на Стрелке после долгого перерыва. Он сдал вступительные экзамены в местный пединститут, на физмат, и теперь, видимо, решил напоследок "дыхнуть воздухом детства".
Вовка, он был, конечно, младше Лешки и Шурика, но старше остальных. И пользовался авторитетом у всех. И умел рассуждать. Он минуты три говорил с "секундантами" и... кажется, убедил. Кто-то из двоих даже хихикнул.
Потом они вернулись к остальным (те молчали с опасливым ожиданием). Шурик Мурзинцев заговорил многозначительно:
— Видишь, Боря, мы тут посоветовались и теперь понимаем: выхода у вас и правда нет. Мириться ты не станешь, а жить так, во вражде, это значит разваливать всю дружескую компанию.
